Я достал капельницу, систему, катетер. Молча соединил все между собой, и вот уже живительный изотонический раствор в количестве 250 мл, от которого пациенту в домашних условиях не будет никакого эффекта, побежал по вене. Закрепил катетер пластырем, чтобы тот надежно стоял в указанном месте, сообщил о госпитализации.
«Вы меня извините, но я не поеду», – сквозь одышку сообщил парень.
«Это ты меня извини, дорогой, но я не задавал вопрос. Пойми, что дома лучше тебе не станет. Так что если ты будешь отказываться, то я воспользуюсь твоим ослабленным состоянием, закину тебя на плечо и все равно увезу. И не дай бог, если после этого я получу какую-то жалобу за спасение твоей жизни. Я вернусь сюда с большим тортом в руках и заставлю тебя задувать свечи», – сам от себя не ожидал таких словесных оборотов, но это сработало. Парень даже оценил шутку с тортом, который, вероятно, не ел уже лет пять. Улыбнулся.
«Ладно, я в туалет схожу».
«Только не закрывайся».
«Вы серьезно? Думаете, я на себя руки наложу?» – с недо-умением спросил молодой человек.
«Нет. Послушать журчание. По-хорошему надо бы мочу понюхать. Может, в банку посикаешь? А маме дадим…» – глядя на пациента, я не договорил до конца. Парень разве что у виска не покрутил, хотя в моих словах был чисто медицинский подход. К сожалению, мать тоже не поняла моих «извращенных фантазий». Пришлось срочно вкратце объяснить, что такое кетоацидоз, пока не вызвали полицию.
Оставшись с женщиной наедине, краем глаза увидел, что та переступает с ноги на ногу, пытаясь отвлечь меня от бумаг.
«Спрашивайте уже», – не выдержал пристального взгляда я.
«А почему у него сахар такой высокий, если он инсулин ставит?»
«Потому что он его не ставит».
«Да ладно? А мне говорит, что вводит».
«Вы бы провели с ним беседу, пока еще не поздно. Если сахар будет так скакать, то долго его организм не протянет. Вы понимаете, что я имею в виду?» – чуть шепотом поинтересовался я.
«Не хочу понимать, но, кажется, да. Вы думаете, я с ним не разговаривала? Он отказывается принимать свою болезнь. Он хочет быть как все ровесники. Это его слова. Я его долблю почти каждый день», – так же снизив громкость звука, поведала она.
«Значит, мало долбите. Вы мать. Кроме вас и психолога, а возможно, и психиатра, его никто не сможет убедить. Вы понимаете, к чему я веду?» – я не унимался.
«Кажется, да…»
«Хорошо. С каждым днем без инсулина его организм будет увядать. И долго это продолжаться не может».
Мать заплакала как раз в тот момент, когда сын вышел из туалета. С удивлением посмотрел на нее, затем на меня. Не стал вдаваться в подробности, сел на диван и начал надевать носки. По-хорошему пациента надо было вынести на носилках, но тот категорически отказался, заявив, что пока еще не настолько беспомощен. Я же взял у него нужную подпись за отказ от транспортировки на носилках, озвучил это вслух, после чего получил одобрительный кивок с обеих сторон. А то мало ли что.
В машине я подключил второй пакет с раствором, проговорил Сане место назначения, и машина двинулась в нужном направлении. Вся дорога сопровождалась молчанием. Подъехав к стационару, увидел терапевта и реаниматолога. Но, как оказалось, консилиум собрался не по нашу душу. Передо мной приехали «спецы» с очень тяжелой бабушкой. Тяжелой по состоянию. Мы с пациентом быстро проскочили в приемный покой. Уложил его на койку, закрепил капельницу на штатив. И только затем я вышел к врачам сообщить о пациенте.
История 20
«Спецы». Или, как их называют в больших городах, БИТы[7]. Реанимационная бригада, состоящая из врача и двух фельдшеров. Этих ребят заведомо отправляют на борьбу с самой смертью, где у них больше шансов победить, нежели бригадой, состо-ящей из одного фельдшера. Бывает, что мы попадаем на тяжелые вызовы, и приходится вызывать БИТов себе на помощь. Заходя в квартиру, они обычно всем своим видом показывают, что можно было обойтись и без них. Но если пациент оказывается действительно тяжелым, сняты все жизненные показатели и установлен периферический катетер с необходимой капельницей, то гнев сменяется милостью, и ты уже не сумконос, а фельдшер. Нет, не так: ФЕЛЬДШЕР. Я знаю всех наших реаниматологов, их отношение ко мне довольно неплохое. Это в начале своей карьеры я вызвал на себя в помощь бригаду № 1 во главе с Сергеем Батьковичем на обструктивный бронхит под видом отека легких. Помню, как тот осмотрел пациентку и вежливо отвел меня в коридор. После чего я заслуженно получил словесную порку, состоящую в основном из матерных слов. А сейчас, спустя шесть лет и несколько совместных реально тяжелых больных, тот же Серега жмет мне руку при встрече и делится какими-то случаями сегодняшней смены.
«Видел бабку?» – затягиваясь сигаретой, спросил он.
«Видел. Жуть».
«Думал, не довезем. Серьезно».
«А что с ней?»
«ХОБЛ[8], – затянул последнюю порцию яда, посмотрел на небо и произнес: – Сегодня видел яичко снаружи мошонки».
«Ну все, Серега, мне пора. Пока», – желания услышать эту историю у меня точно сейчас не было, и под «реанимационный» хохот я отправился в кабину.
Для меня все, что ассоциируется с бабушкой, – это что-то светлое, теплое, уютное. Она жарит пирожки в ожидании внуков, вяжет носки для зятя и мочалку для дочери. Только вот в последнее время стал замечать, что бабушки частенько стали прикладываться к алкоголю. То ли становится скучно без работы, то ли из-за огромного процента лодырей-сыновей, которые сидят на шее у старушек всю свою сознательную жизнь. Вы когда-нибудь видели пьяную бабушку? Я вижу таких почти каждую смену.
«Как всегда, с наступлением ночи поступает травма. Это закономерность, что ли?» – негодовал я.
«Это везти надо будет?» – Саня включил дурачка, прекрасно понимая, что все станет ясно после осмотра.
На полу в коридоре лежала женщина преклонного возраста с запахом алкоголя на всю квартиру. Возле суетилась ее пьяная подруга, тоже немолодая. Рядом бегала мелкая собачка: она сразу начала прыгать на меня с единственной целью – вылизать все, что видит. А судя по ее выпученным глазам, видела она много. Возникло подозрение, что она тоже подшофе или, скорее всего, просто дурная по своей собачьей жизни. На столе – две бутылки водки и легкая закуска в виде нарезки копченой колбасы и сыра. Сыр с плесенью а-ля дорблю, но появились сомнения в колбасе. Она тоже в некоторых местах была дорблю.
На пациентке – гипсовая повязка Дезо, что натолкнуло на две мысли: либо свежей травмы нет, либо я попал, ведь под гипс не заглянуть.
«Бабуля, рассказывай. Как ты докатилась до такой горизонтальной жизни?» – присел на корточки я.
«У меня диабет, внучек. Сахар, похоже, упал, встать не могу», – бабушка засмеялась, видимо, понимая свое комическое и безысходное положение пятой точкой кверху.
«А на каких сахарах живешь, веселушка?»
«Ну, шесть… Иногда девять. Но не выше, милый».
«А сколько дней пьешь водочку?» – поинтересовался я.
Бабушка посмотрела на меня, как на дурачка, не удостоив ответом. Достал глюкометр, ватку, скарификатор. Собачка уже полезла в мой чемодан, по пути слюнявя все, что находилось внутри. Попросил пьяную подружку убрать то, что мешает осмотру. Она начала убирать со стола. Что ж.
«Сахар 7,4 ммоль/л», – сказал я и убрал «сахарницу» в сумку.
«Да? Так это же хорошо. Ну-ка, милок, поднимай меня тогда».
За здоровую руку, с чувством безмерного уважения к женщине и удовлетворения от своей работы, я поднял бабушку на ноги. Аки Иисус, произнес фразу: «Встань и иди!».
«Ну, я тогда пойду, раз вы сами легли на пол и ничего себе не ушибли?»
«Да-да, доктор. Не смеем вас задерживать», – водочка уже зажурчала в граненых стаканах, я был здесь явно лишним.
Выйдя на улицу, вдохнул холодный ночной воздух. Это самое прекрасное ощущение после пропахших квартир. Залез в кабину.
«Ну что, Егор? "Везем" еще скажи…»
«Она предпочла остаться в компании с изобретением Дмитрия Менделеева», – дописывая карту, ответил я.
«Че?»
«Бухает».
История 21
Как бы долго я ни спал после суточной смены, ночью спать все равно хочется. Одни скажут, что я «жаворонок». Впрочем, так и есть. Но сам я склоняюсь к словосочетанию «физиология организма». Ночь дана человеку для сна, и в этом я, с каждым прожитым годом, убеждаюсь все больше. Одна из моих проблем на работе ночью в том, что я не могу уснуть в кабине. Даже когда едем на большое расстояние в какую-нибудь дальнюю деревню. Частично благодаря этому на трассе я видел много сов, лисиц, ежей. А однажды на обочине стояла целая семья лосей. Два крупных и один поменьше. Уже упоминал о том, как пару раз оказывал помощь после ДТП с этими жителями леса. Возможно, поэтому мне и не спится. Но есть и другая причина. Если в Сане я уверен, так как мы проработали с ним не один год, то однажды другой водитель задремал за рулем. Узнал я об этом, когда мы уже выехали на встречную полосу. Помню, как я тогда заорал, а потом со всего размаха ударил водителя ладонью в плечо. Благо не было встречного транспорта, иначе…
Что же касается самих рулевых, то, доехав до адреса и ткнув пальцем в нужный подъезд, они обычно достают откуда-то из закромов походную подушку. Закрывают машину, и попробуй их разбуди по приходе с вызова.
«Егор Сергеевич, ты надолго?»
«Да откуда я знаю? Но ты не теряй время. Сразу ложись», – засмеялся я и вышел на улицу.
Ночной деревенский воздух. Он кажется намного чище городского. Впрочем, так ведь и есть. По всей улице в домах не горел свет, кроме одного. Здесь-то меня и ждали. В поводе значилось повышенное давление, которое не снижается таблетками, у тридцатидвухлетнего мужчины. Дверь открыла молодая девушка, по-видимому жена, и пригласила внутрь. В сенях произошел стандартный разговор про бахилы, предложенные тапочки и отказ разуваться. Да, многие почему-то предлагают тапочки. Я серьезно. После, уже со скверным настроением с обеих сторон, я находился в своих же ботинках у кровати больного.