«Здравствуйте. Что вас беспокоит?» – начал я свой опрос.
«Давление высокое. Принял уже пять таблеток каптоприла, и ни в какую не снижается».
«Давление – это цифры. А какие у вас жалобы на здоровье?»
«Так давление высокое», – повторил пациент и посмотрел на меня как на дурачка.
«А как вы его ощущаете? – решил немного перефразировать я. – У вас что-то болит? Или голова кружится? Или тошнит?»
«Голова раскалывается», – подошел он к нужной фразе.
«Так. А в каком месте преимущественно болит голова?»
«Вся».
Измерив давление, я сперва не поверил своим глазам. Перемерил снова. Шкалы манометра предательски не хватало. Проверил на другой руке. Действительно, давление переваливало за 300 мм рт. ст. Первый раз на моей памяти. Боль в груди пациент не отмечал, но я молча уложил его на спину, оголил грудную клетку и снял ЭКГ. На пленке небольшие изменения, связанные с большими цифрами АД. Бегло проверил неврологический статус: правая сторона работала чуть хуже.
«А вы принимаете постоянно какие-либо препараты?»
«Да. У меня целая аптека», – его жена поднесла коробку с лекарствами и поставила рядом.
«Это все терапевт назначил?»
«Невролог и терапевт. Дело в том, что у меня было три геморрагических инсульта. В том году последний», – как бы между делом сообщил мне новоявленный подопечный. Жена предоставила выписки из стационаров.
Внезапно я осознал, что у нас образовалась проблема. С таким давлением, в принципе, не исключено очередное кровоизлияние. Либо это уже произошло. Однако резко снижать давление противопоказано.
«А какое у вас рабочее?»
«Да понятия не имею. Оно скачет постоянно».
«А при каком вы себя хорошо чувствуете?» – сделал вторую попытку.
«Ну, я себя и при 200 чувствую неплохо», – все еще не понимая вопроса, ответил больной.
«Так. Давайте по-другому. Какое давление для вас считается приемлемым?» – уже почти раздраженно спросил я.
«Мне сказали держать максимум 130/80».
«Бинго. Аллергия на лекарства была?»
«Не замечалось».
Набрал в шприц «горячий укол» в дозировке, утвержденной Минздравом, предупредив об ощущениях во время введения, и, получив ответ типа «плавали, знаем», начал внутривенную манипуляцию. Пока вводил препарат, думал о жизни. Как же повезло парню, что после многочисленных кровоизлияний он все еще ходит своими ногами. Многие проходят длительную реабилитацию после первого, а после второго, как правило, уже не встают. Если вообще еще дышат. Но он еще такой молодой. Может, в связи с этим хорошо восстанавливается.
Ввел препарат. За это время пациент ни разу не сказал, что ему жарко, хотя другие просят меня остановиться раза четыре за всю инъекцию. Я записал паспортные данные, перемерил давление. На этот раз монометр показал уже более приемлемую цифру: 230/110. Это, конечно, тоже много. Но хотя бы можно контролировать. Снял ЭКГ. Изменений, которые были в прошлый раз, не увидел.
«Давайте я вас в сосудистый центр увезу. Просто у вас правая сторона чуть слабее».
«Так она после второго инсульта слабее. Нет уж. Я дома останусь».
Сил уговаривать у меня к тому моменту было немного, но все-таки парень молодой и работоспособный. Плюс имел склонность. Поэтому я попробовал еще раз предложить госпитализацию. Вкратце объяснил все риски такого состояния, но пациент это уже слышал неоднократно и давно «намотал на свой ус». В последний для себя раз измерил давление: 210/110. Ну, постепенно снижается.
«Ладно. Ле…» – хотел сказать свою коронную.
«…жать 2 часа, резко не вставать, обратиться к врачу. Спасибо, доктор, за заботу. Я все это знаю», – пациент улыбнулся и отметил снижение интенсивности головной боли.
Я вышел на ночную деревенскую улицу. Саня, как ни странно, не спал. Затягиваясь табачным дымом, он смотрел на полную луну и думал о чем-то своем. Эта тихая ночь и правда навевала глубокие мысли.
История 22
«Они хоть видят, где мы находимся?» – Шурик аж вскрикнул.
Вызов был в город, а находились мы еще в пятнадцати километрах от его границы. Повод звучал: «Понос. Беременность 28 недель. 30 лет, ж.». Само обращение считается несрочным, поэтому лететь сломя голову по ночной трассе нам не нужно было. Да и не было никакого желания, ведь опасность могла подстерегать нас на каждом повороте.
«Егор, смотри! Лось!» – рулевой указал рукой в лобовое.
«Где? Где?» – замотал я головой в разные стороны в надежде увидеть главного лесного рогоносца.
«А, не. Это дерево. Просто похоже», – Александр снизил скорость возле своей иллюзии. Огромные ветки, кстати, были совсем не похожи на животное, поэтому я покрутил пальцем у своего виска.
Я люблю свою работу. И пожалуй, не поменял бы ее накакую-то рутинную, однообразную должность. Многие, кто меня знает, говорят что-то вроде: «Я бы так работать не смог (-ла). Мне кажется, что все это слишком тяжело». Кажется. Человек – такое существо, которое привыкает ко всему. Поначалу, получая вызов на какой-нибудь сложный повод, ехал с ощущением бабочек в животе и неконтролируемой тревоги. Тревоги за себя прежде всего. Справлюсь ли. Со временем это уходит, и появляется понимание неизбежного. «Тебе не изменить того, что происходит в квартире в данный момент. Так что расслабься. На месте разберешься», – слова одного из моих наставников в этом нелегком деле, которые я записал на подкорку.
А если не разберусь, то всегда есть телефон и старший врач, который обязательно поможет. Единственное, до сих пор напрягает повод «без сознания». Но и здесь я стараюсь успокоить себя и сразу настроить на самый печальный исход. Если это «без сознания» не подает признаков жизни, но его еще можно реанимировать, буду реанимировать. Стандарты указаны, и, как показывает практика, они работают. Главное, чтобы родственники в уши не орали и не сбивали с мыслей. А если еще и помогать будут, то шансы на благоприятный исход чуть увеличатся.
«Егор Сергеевич, проснись-ка», – Саня толкнул меня в плечо рукой и прервал дремоту. Видимо, после суток усталость дала о себе знать и я задремал. Взглянул в окно. Мы все еще ехали по трассе, приближаясь к городу, но уже с меньшей скоростью.
«Что случилось?» – со взглядом, выражающим непонимание происходящего, спросил у водителя.
«Посмотри назад».
Я взглянул в зеркало заднего вида. За нами на такой же скорости двигался автомобиль и отчаянно моргал фарами, периодически подавая звуковой сигнал. Так как на дороге не было больше никого, то мысль о том, что просят остановиться именно нас, появилась незамедлительно. Стало жутковато. Неизвестно, что могло поджидать нас в этой машине. Все-таки у нас в салоне дорогостоящее оборудование и, мать его, опиоиды. Само собой, вторая мысль была о том, что водителю требуется какая-то помощь.
«Ну, что делаем, Егор Сергеевич? Ты у нас босс. Командуй», – решил переложить ответственность на фельдшерские плечи тот, кого я еще недавно считал своим другом. Ответственность за две жизни, кстати говоря.
«Тормози, что ж теперь. Вдруг и правда плохо водиле. Только мотор не глуши», – хоть и страшно, но в тот момент из вариантов «быть убитым» и «залететь за неоказание помощи по статье УК» я выбрал первый.
Саня показал правый поворот и, постепенно снижая скорость, остановился на обочине, не забыв включить проблесковые маячки. Автомобиль «оппонента» остановился сзади. Из кабины выбежал мужчина и быстрым шагом направился в нашу сторону. Краем глаза я увидел, как мой рулевой правой рукой залез под сиденье. У него там средство самообороны в виде железного прута. Я, в отличие от того мужика, об этом знал.
«Мужики, ну вы чего?! Я же сигналю! Там – это! Пожалуйста!» – закричал на нас мужчина и побежал обратно к машине. Его глаза были такими, будто он увидел, как медведь доедает руку его товарища. А вдруг?.. Не, тут медведи не водятся. Вроде.
Мы с Сашей переглянулись и, не сговариваясь, выбежали по обе стороны кабины. Я по пути натянул резиновые перчатки на вмиг вспотевшие руки. Саня перекладывал железную палку из одной руки в другую. Подошли к машине. Мужик открыл заднюю дверь – внутри загорелся тусклый автовазовский свет, который совершенно не считал нужным дать нам полный обзор. На заднем сиденье находилась очень беременная женщина в слезах. Ее руки были скрещены в области промежности.
«Ну все… Похоже, примета парных вызовов работает и придется опять принимать роды», – подумал я в тот момент. Однако что-то все-таки напрягало. Девушка молчала и плакала. Видно, что плакала от постоянной боли, а не от схваток. Приложил пальцы на лучевую артерию – слабовато.
«Расскажите: что происходит?!» – закричал мужику, а сам к тому моменту рванул в кабину за тонометром.
«У нее схватки начались, я повез ее в роддом. По пути боли усилились и оттуда кровь пошла. Много. А ускориться ночью по трассе я не могу. Занесет машину на повороте – и тогда труба дело. А тут смотрю, скорая едет. Во, думаю, повезло», – на одном дыхании выпалил муж пациентки.
«М-да уж. Повезло так повезло. Саня, фонарик есть нормальный?»
«Есть», – водила побежал в машину, закинул прут под сиденье, оттуда же достал лампу. Прибежал обратно.
«Ну-ка посвети», – попросил я. Саня включил лампу, направил на заднюю половину машины. Матерь божья…
Сейчас мы переглянулись уже все втроем. Лицо девушки было белее снега, сознание спутанное. Давление 60/20 мм рт. ст. Живот твердый, словно камень. На полу темно-красная кровь в таком количестве, что можно было бы смело перелить двум пострадавшим в ДТП. Но самое печальное, что из промежности продолжало лить. Преждевременная отслойка плаценты. Крайне опасное состояние у беременных. А на трассе – так это вообще катастрофа.
«Сколько недель?» – закричал я, чтобы узнать о нарушении сознания девушки. Та вздрогнула.
«40. 40 и два дня», – слабеньким голосом ответила дама и вновь закрыла глаза.
«Не спим, не спим! Когда последние месячные были?» – опять закричал я.
«Я не помню», – чуть слышно прозвучало в ответ.