В комнате окна были заколочены, на полу только старый матрац и настольная лампа на батарейках. На матраце лежал парень лет восемнадцати. В его лицо светили лампой. Зрачки как точки. Цвет лица у «передозников» всегда один. То ли серый, то ли черный. Дышал редко, через раз. Вокруг пациента столпились пятеро парней. Все, как ни странно, стояли. Возможно, потому что лечь больше было некуда. Ситуация стала понятна с первых секунд, поэтому без лишних разговоров я достал ампулу налоксона. Героина, со слов знающих, у нас в городе давно нет, но появилась какая-то синтетика, которая по действию напоминает именно его. Наркоманы пока не могут высчитать необходимую дозировку нового препарата, поэтому один за другим начинают лавировать на грани жизни и смерти.
«Ну быстрее, доктор, быстрее», – один из парней настойчиво подгонял меня к действиям.
«Да не видно ни х… Че ты ему в рожу светишь? Сюда свети», – старался общаться на им доступном языке быдла, чтобы хоть как-то сойти за своего.
Кубик налоксона побежал, как ни странно, по хорошей вене. Я закрепил «катетер-бабочку» лейкопластырем на случай, если понадобится повторное введение, и взял карту.
«Как его зовут?» – спросил я как будто в пустоту.
Пациент ритмично задышал. Я вынул иглу, убрал шприц. По всем расчетам он скоро должен был прийти в сознание и неизвестно как себя повел бы. По факту я только что «обломал» ему кайф. Иногда такие пациенты бывают агрессивны, но зачастую просто убегают.
«Где вы?» – со стороны входной двери послышался рыда-ющий женский голос.
Все присутствующие хранили молчание. Между тем шаги приближались. Я аккуратно высунул голову из комнаты. Две фигуры приближались ко мне, подсвечивая свой путь фонариком.
Женщина забежала в комнату, увидела парня, который уже открыл глаза, и опустилась около него на колени. За ней зашел сотрудник полиции.
«Вы – мать?» – спросил я и, сквозь рыдание, получил утвердительный ответ.
Как они с участковым нашли этот адрес, я не знал. Быть может, участковый полицейский был в курсе подобных «точек» своего участка. А может, просто любящее материнское сердце привело сюда ее владелицу, а полицейский шел следом. Сомневаюсь, конечно, но чего только не бывает.
Тем временем остальных участников нашей встречи уже не было. Они «испарились» так же быстро, как налоксон разрушил опиаты в организме вставшего на кривую дорожку молодого человека. Еще недавно умирающий парень поднялся, и мы вышли из этой «нехорошей» квартиры на улицу. Ни для кого не было секретом, что сегодня у молодого пациента появились большие проблемы в дальнейшей жизни. Проблемы с поступлением, с получением водительского и т. д. Одним днем… Да что там днем… Одной инъекцией он, вероятно, поставил крест на карьере, которая еще даже не началась.
«А может, как-нибудь?» – чуть слышно спросила мать, которая уже успокоилась, смотря на живого сына.
«Простите…» – хотя, собственно, за что я извиняюсь? Насильно ему никто инъекцию не делал, и парень делал акцент на этом несколько раз.
В наркологии доктор, который привык видеть перед собой самых опустившихся и давно живущих на дне людей, был немного растерян. Прочитал небольшую лекцию о вреде запрещенных веществ и предложил остаться понаблюдать за состоянием, ввиду того что пациент не мог даже приблизительно сказать, чем ему предложили «ширнуться».
Настроение было на нуле, а мы даже до ужина не доработали.
История 8
Часто замечаю, что люди не хотят делать для улучшения своего здоровья самостоятельные шаги. Не все, конечно. Ладно, я, разумеется, учитываю тот факт, что для посещения терапевта необходимо пройти три круга ада, дабы он просто тебя осмотрел. А чтобы попасть к более узкому специалисту в плановом порядке – все семь. Остается одна надежда на скорую. Некоторые так и говорят, прямым текстом: «Вызвал вас именно в четыре утра, так как записался вчера к урологу. Номерок дали на прием через две недели, а ссать мне больно УЖЕ две недели, – и после небольшой паузы добавляют: – А неделю уже моча красного цвета». То есть первую неделю боль при мочеиспускании, следующую неделю – уже с примесью крови. И наконец пришло осознание того, что само не пройдет. Когда пришло это осознание? В четыре утра, естественно. Но если здесь хоть что-то отдаленно напоминает нужду в фельдшере скорой помощи, то внезапно закончившиеся таблетки от давления – это уже перебор.
«Чем радуют, Егор Сергеевич?» – Алик рулил к названному мной адресу, пока я находился в своих мыслях.
«Там дед задыхается. Обычно в этом доме у нас "постояшка": бабка вызывает, но не в этот раз».
«А, слушай. Что-то у меня около уха вылезло. Не посмотришь?»
«Ну прыщ какой-то. Я ж не дерматолог. Сходи завтра».
«Да не. У меня тут постоянно чирей вылазит».
«А сейчас как-то по-другому вылезло? Что тебя удивило?»
«Да нет. Так же вроде».
Ну, вот и поговорили.
Как-то ездил на вызов, будто на шоу попал.
«Живот болит».
«Где болит?»
«Да он уже несколько лет периодически болит».
«Сейчас где-то в другом месте болит?»
«Нет, там же болит. Я обычно но-шпу пью, и проходит».
«А сейчас не прошло?»
«Прошло. А что это может так болеть?»
Вы можете сказать, что я вру и такого не бывает. Коллеги скажут: бывает. Для остальных – на усмотрение.
Дверь домофона запищала, я вошел в подъезд. Пробежал мимо консьержки в сторону лифта.
«Вы в какую квартиру?» – она аж выбежала из своего лаунджа.
«Не скажу», – тихо пробурчал я в ожидании лифта.
«Я должна записать!» – сразу перешла на ультразвук блюститель порядка одного из трех подъездов.
«Запишите, что скорая отказалась назвать номер квартиры, в которую ее вызвал абсолютно не относящийся к вам человек», – дверь лифта открылась, зашел, нажал кнопку нужного этажа.
Женщина продолжала еще что-то кричать, но, к счастью для нее, не препятствовала оказанию медицинской помощи. Кто-то говорит, что называть номер квартиры вызывающего нельзя. Кто-то – что этим мы не раскрываем медицинскую тайну, ведь ничего более не сообщаем. Но я кремень. Скала. Будут бить – не скажу. Но если нож достанут, тогда признаюсь.
На диване сидел дед. Одышка выраженная, с затрудненным выдохом. Квартира-студия с обстановкой в стиле минимализм: полка, диван, один стул, один стол, телевизор. На столе стоял небулайзер, рядом шесть коробок беродуала. Сатурация 89 %, что говорит о второй степени дыхательной недостаточности. В легких обструкция, свистящие хрипы по всем отделам.
«Когда приступ начался, дед?»
«Да вот только что», – сквозь одышку прохрипел старик.
«Астма?»
«Да не было никогда».
На полке лежала выписка из пульмонологического отделения. Прочитал диагноз: «бронхиальная астма, неконтролируемое тяжелое течение». Посмотрел на пациента с недоверием. В стаканчике небулайзера был наведен раствор.
«Беродуал здесь?»
«Да».
«Двадцать капель?»
«Я тридцать капаю. По-мужски», – сказал дед и с трудом рассмеялся.
«Дышал?»
«Нет еще».
После этого диалога я потерял веру в человечество. Ну ладно, дед старый – может, память уже подводит. Дал маску, включил аппарат. Сам приготовил преднизолон для вены, сел рядом.
Всегда удивляло, что некоторые препараты вызывают разные ощущения при введении. Если, например, вводить магнезию или хлористый кальций, то идет жар по телу плюс ощущение, что обмочился в штаны. Однажды, правда, девушка на магнезии сказала, что обмочилась. Я внушил ей, что это лишь ощущение от укола, пока не увидел мокрое пятно на кровати. Но там был приличный срок беременности. Простительно.
Кто хоть раз принимал преднизолон в вену, ощущения не забудет никогда. Сергеевна говорит, что иголками колет там, где лучше кровоснабжается организм у определенного человека. У меня были ощущения, что я сел голой жопой на ежа. Либо что это еж из нее медленно вылезает. В общем, неприятно – это мягко сказано.
Дед сразу узнал этот препарат, так как еще на прошлой неделе в пульмонологии ему вводили этот «игольчатый», с его слов, укол. После оказания помощи обструкции как не бывало.
«Дед, ты, как одышка появляется, дыши небулайзером».
«Понял».
А я вот что-то ничего не понял. На подоконнике лежала кардиограмма. Развернул. Ничего интересного, кроме, пожалуй, одного. Дата стояла двухдневной давности.
«Ты скорую по какому поводу вызывал позавчера, дед?»
«Да я уж не помню, сынок».
Ладно. Слишком много вопросов появлялось с каждой минутой, на которые я, скорее всего, не получил бы ответов. Предпочел закончить здесь и направился помогать другим.
«Вы в какой квартире были?!» – противный голос оглушил левое ухо. Я уж и забыл про нее. Чтобы не портить себе настроение, промолчал и выскочил из подъезда.
История 9
Все скоровики, наверное, помнят свой первый вызов. Когда я устроился санитаром в 2008 году, первая смена у меня была с 20:00 до утра. Тогда я был студентом и сутками работать было возможно только в воскресенье. Бригады были полностью укомплектованы, то есть в машине находились водитель, врач, фельдшер и санитар. И таких бригад на подстанции было шесть в каждой из трех смен. Так вот, первым вызовом мы всей нашей компанией поехали на повышенное давление у какой-то бабушки. Я тогда очень удивился: мол, где же спасение жизней? На что врач сказал: «Сплюнь».
На первый вызов меня, как фельдшера-одиночку, отправили к ребенку десяти лет. Девочку пару раз вырвало и один раз «пронесло». Ну я и увез абсолютно не критичного ребенка в инфекционную клинику на госпитализацию, где получил укоризненный взгляд от врача-инфекциониста. Больше я таких пациентов не беру. Вообще, в первый год моей самосто-ятельной работы я повидал, как мне казалось, все неотложные состояния. Но каждая смена до сих пор удивляет вновь.
«Алик, срочный на Тверскую», – четко сказал я.
«Чего?! Они хоть знают, где мы находимся?» – параллельно с возмущением водителя машина завелась, и мы направились в другой конец города. Под синим мерцанием и таким прекрасным звуком, который вызывает у меня мурашки по сей день. Есть только мы и пациент, который ждет, надеется и верит, что успеем. В этот момент для меня больше никого не существует.