Возможно, что точно также шли по пустыне Мария и Иосиф, подумалось Рослин. И точно также, их гостеприимно встречали бедуины.
Изабелла сказала, что настоящие арабы совсем не похожи на шейхов из фильмов и романов.
— Надеюсь, что совсем не похожи! — вступил в разговор Дуэйн. — Это — настоящие люди, мужчины и женщины, высеченные из огня и воды своей земли. На самом деле, шейх в пустыне немногим отличается от пастуха. Это — кочевник, который открывает глаза впервые в жизни в палатке, женится на девушке из своего племени, редко беря в жены вторую, не говоря уже о третьей или четвертой. Небо для него — крыша, песок — его пол, кровать, и, в конце концов — его последний приют.
— Ты говоришь о них так, Дуэйн, как будто бы ты им завидуешь, — насмешливо и иронично рассмеялась Изабелла. — Уж не хочешь ли ты сказать, что подобная жизнь тебя привлекает?
— Конечно, привлекает, — ответил за брата Тристан, подмигивая Рослин. — Дуэйн — примитивный человек, ему мало что нужно, не так ли, кузен?
— Верно, — в его голосе чувствовалась усмешка. — С самого детства я много проводил времени с индейцами в джунглях, у них я научился ловить рыбу, метить дорогу, ходить на плотах по быстрым рекам. Это была настоящая жизнь.
— Ты жалеешь, что уехал? — Тристан достал сигареты. Рослин покачала головой, отказываясь, а Изабелла, которая не курила, чтобы не повредить голос, взяла одну для Дуэйна, прикурила ее и вложила ее в губы Дуэйна. Затянувшись, он выпустил дым, который вместе с дымом от сигареты Тристана образовал облачко у них на головами.
— Иногда меня одолевает неукротимое желание почувствовать запах дымящихся шариков дикого каучука, — признался Дуэйн. — Откусить мясистую папайю, отведать рыбы, приготовленной в листьях банана. На одном из участков плантаций мы выращивали фасоль тонка — боже, какой это был аромат! Мы охотились на пак, тихих как пауки, на кайманов. А какое замечательное блюдо — хвост аллигатора!
— Прекрати, Дуэйн, — с отвращением произнесла Изабелла.
— Но это так, моя дорогая, — заговорил он в своей манере. — Джунгли — это рай дьявола, и я чувствовал себя там, как дома. Я восхищался потоками дождя, ощущая себя водопадом, меня приводил в восторг гром языческих барабанов, а заходящее солнце окрашивало реки в цвет красного вина. А индейцы пели на своем языке «Ллора, ллора, корозон!»
— А что означают эти очаровательные звуки? — спросила Изабелла.
— Плачь, плачь, мое сердце! — Сидя сзади, Рослин видела, как их взгляды встретились и задержались на какое-то мгновение, а затем циничная улыбка коснулась его бронзовой щеки. — Кажется, в том, что нам нравится, нет особого смысла. Эти непроходимые леса и дождь — гораздо чаще там было невыносимо жарко, и тем не менее: временами они волновали подобно поцелую ангела. — Рослин не могла не наблюдать за этой парой, хотя это напоминало подглядывание через стекло за целующимися. Но ведь поцелуй Изабеллы вряд ли можно было считать ангельским. Она скорее напоминала о буйстве и испорченности, она была из тех женщин, которые обращают мужей в свою веру, заставляя их жить так, как угодно им. Этим двоим придется научиться искусству компромиссов, подумала Рослин, если то, что происходит между ними, перерастет в любовь.
— Приходилось ли тебе быть свидетелем языческих ритуалов за те годы, что ты прожил в джунглях? — спросил кузена Тристан.
— Несколько раз, — пожав плечами, ответил Дуэйн.
— В джунглях процветает колдовство, и совершенно не трудно поверить в существование богов дождя и духов огня, когда по ночам в верхушках деревьев дико кричит mae da lua, а луна не тонет в реке, когда богиня Луны Джасси пляшет во всей своей красе на поверхности дьявольской реки.
— Звучит потрясающе, — отозвался Тристан. — Дуэйн, я не помню, чтобы ты когда-нибудь раньше говорил об этом.
— Наверное, для этого нужно настроение, — пожал плечами Дуэйн.
— Настроение отдыха, сердце мое, — словно кошечка, промурчала Изабелла. — Не правда ли, великолепно ощущать себя свободным?
Он рассмеялся, а затем, вытянув руку, достал что-то из бардачка. У Изабеллы перехватило дыхание, а Дуэйн перебросил это что-то через плечо Тристану, но вместо Тристана, оно попало на колени к Рослин.
Сморщенная голова размером с черно-коричневый апельсин, спутавшиеся волосы, закрывающие сморщенные веки, губы, скривившиеся в гримасе. Тристан ухватил ее за волосы и поднял.
— О, Боже, — воскликнул он, — неужели она настоящая?
— Настоящая, — быстро оглянувшись назад и посмотрев на Рослин, сказал Дуэйн. И специально для нее добавил: — Вот так я мог бы выглядеть теперь, если бы Дживаро выбрал мою голову, чтобы сделать цанцу note 9.
— Для чего они это делают, Дуэйн? — обратился к нему Тристан. — Они и сейчас продолжают использовать головы для этого?
— Время от времени, — ответил Дуэйн. — Это делается для сохранения чести семьи или племени, но каждый, кто срубит голову, в свою очередь, будет обезглавлен представителем семьи или племени, чью голову он добыл раньше. Итак, это длится бесконечно, подобно тому, как в пустыне существует кровная вражда, а на Сицилии и Корсике — вендетта. Все мы знаем, что постепенно этот обычай отмирает, но окончательно он еще не умер.
— А женщинам они когда-нибудь отрубают голову, — задала Изабелла вопрос, который уже некоторое время вертелся на языке у Рослин.
— Нет, женщинам нечего беспокоиться, — усмехнулся Дуэйн. — На самом деле, у индейцев женщинам живется совсем неплохо, пока они держаться вдали от колдовства, что является чисто мужским занятием. Если женщину поймают там, где собрались мужчины, особенно при наличии старейшин и врачевателей, беды не миновать. В остальном же их почитают и любят — так что любая цивилизованная женщина им может позавидовать. Какой молодой холостяк в нашем обществе пойдет на испытание своей готовности к браку, сидя в мешке и подвергаясь укусам муравьев.
— Ну, это уж слишком, — засмеялся Тристан, — если бы я был индейцем, я бы оставался холостяком!
— А если бы ты влюбился, друг мой? — Изабелла, повернувшись, с любопытством разглядывала Тристана. — Разве за любовь не должно страдать?
— Над этим стоит подумать, — ответил он. — Но мне кажется, что в нашем обществе страдание не ценят. Скорее уж вознаградится безразличное отношение к чувствам другого человека. Если быть кратким, то люди чувствительные, способные на такие чувства как любовь, как раз и получают меньше всего, хотя заслуживают многого. Ничего нет странного в том, что они прячутся под маской личных амбиций. Кто их может осудить? Они вынуждены так поступать, чтобы выжить в этом, так называемом, цивилизованном обществе.
— Тристан, — насмешливо заговорила Изабелла, — какое выступление! Это только для меня или и для Дуэйна тоже?
Взгляд Тристана задержался на темно-рыжих волосах Дуэйна, затем, по-гальски улыбнувшись, он передал Изабелле цанцу. В какой-то степени это не было лишено определенного смысла. Вот голова, казалось, говорил он, а сердце еще предстоит завоевать.
Рослин взглянула в окно и поняла, что пески пустыни остались позади. Они отдалялись все дальше и дальше и вот оказались у громадной арки Баб-Эль-Кадии, городских ворот, расположенных в освещенной солнцем стене, уходящей вправо и влево, создающей впечатление огромного неприступного бастиона.
Глава седьмая
Арабская гостиница, в которой они остановились, с виду напоминала старый замок. Она была очень живописной, но в ней не было водопровода, и воду нужно было носить в комнату в глиняных кувшинах.
Рослин она сразу же понравилась, так как располагались рядом с озером Темсина, примостившись на скале, уступами спускавшейся к воде. С балкона своей комнаты Рослин могла любоваться озером, в самом центре которого на сверкающей поверхности прохладной воды находился остров, по цвету напоминающий изумруд. От великолепия открывшегося вида у нее перехватило дыхание. Ей очень хотелось броситься в воду, так как она была почти уверена, что умеет плавать.
Она закрыла глаза и пыталась удержать едва уловимое ощущение воды, освещенной лунным светом, отраженных в ней звезд, берега и кого-то, бегущего к ней навстречу и протягивающего руки. Рослин протянула свою, но там была лишь пустота. Она быстро открыла глаза, и ее слегка затуманенный взор упал вниз, во двор гостиницы.
Прямо под ее балконом широко расставив ноги стоял Дуэйн Хантер. Куртка была расстегнута, солнце освещало шею и руки.
Он с любопытством наблюдал за ней… Рослин у себя на балконе, протягивает руку навстречу кому-то невидимому. Краска залила щеки, она бросилась в комнату и долго стояла там, плотно сжимая руками виски, пытаясь проникнуть за закрытую дверь в своем сознании… дверь, которая только что, приоткрывшись чуть-чуть, снова захлопнулась.
Она почти что вспомнила что-то, и это что-то было связано с озером.
Она умылась и спустилась вниз, где ее ждали остальные. Сердце ее учащенно билось, а щеки горели от возбуждения. Сегодня ночью, когда все заснут, она обязательно пойдет на берег озера. Будет луна, и тогда она легко сможет по скалистой тропинке спуститься к озеру. Одна, у воды, в свете луны, она, возможно, сможет удержать всплывающую в ее памяти картинку: ей навстречу по берегу, вытянув руку бежит человек.
— Я думаю, всем нам не помешает промочить горло, прежде чем мы отправимся в город, — сказал Дуэйн, и тут же официант принес им прохладительный напиток. Их столик стоял в тени лимонного дерева во внутреннем дворике.
Рядом с тем местом, где они сидели, осыпающиеся стены соединялись со скалой, и там свила себе гнездо пара чернохвостых аистов. Это был их дом, где они жили, не обращая никакого внимания на людей, находящихся от них совсем близко.
— А они не проявляют никакого беспокойства, — заметила Рослин.
— Аисты на Востоке — священные птицы, — сказал ей Тристан. — Они убивают змей, принося удачу в дом, на котором строят свое гнездо.