Конец
Удивительно легко колдовать, когда знаешь, что, собственно, хочешь. Уже через несколько секунд после того, как я принял решение, рядом со мной сидело два моих двойника, или… представителя. Двойнику номер один, Джекилу, я сказал: «Не умничай, дави на сантименты!»
Он кивнул и пошел искать джип с старлеем и бугаем. Их он должен был попросить отвезти его к дому на Ломоносовском, в котором я когда-то жил, ностальгия мол, перед тем, как вершить судьбы мира и посетить живое божество в Кремле, хочу потрогать старые стены, приобщиться, напитаться.
Джекил перенял от меня все, кроме способности к изменению реальности: внешность, одежду, манеру говорить, голос. Надеюсь, он не подведет.
Для волкодава я припас другую обманку. Мое второе альтер эго, мистер Хайд, вовсе на меня не похожий, гнусный тип, похожий на Распутина, должен был отправиться в Кремль с чемоданом пиротехники и начать там палить. Волкодав подумает, что это я, и полетит туда.
Похлопал Распутина по плечу… он вылупил глаза и мрачно посмотрел в пол… представил себе, как он идет от Благовещенского к Архангельскому собору. И вот, он уже там, а я все еще у себя в Ясенево, у окна стою, чтобы меня получше видно было.
План заработал… старлеев «Чероки» прополз по нашему двору к арке дома напротив и выехал на Голубинскую. А я вышел на лестничную клетку, открыл окно и прислушался. Со стороны центра донеслись глухие раскаты… это орудовал мистер Хайд.
Я зашел в квартиру, попрощался с книгами и закрыл глаза.
А когда я их открыл, я уже стоял на небольшом заснеженном балконе на двадцать восьмом этаже главного здания МГУ и смотрел с высоты на любимый город.
Я знал, что у меня есть минутка-две, не больше. Волкодав, поглядев на Распутина, мигом раскусит мою детскую хитрость. Может быть, еще и помучает перед смертью. Мне однако было уже все равно.
Я сделаю первый ход, мой единственный и самый важный ход, который для вас, колобки-волкодавы, будет последним. Сейчас я пошлю ЕГО и всех вас в ад!
Закрыл глаза и представил себе, как со всех сторон подлетают к Москве трайденты и минитмены.
На месте Кремля образовался огненный шар… мгновенно вырос… и прыснул смертоносным светом.
Андреевский зал
Я почувствовал палящее дыхание смерти… но жар вдруг отступил… огненный пузырь начал сжиматься, а разрушенные и сожженные взрывом московские дома — восстанавливаться.
Москва восставала из руин на моих глазах… последними склеились и поднялись как модернистские матрешки ново-построенные небоскребы.
А меня выдернуло с балкона и понесло, понесло как бумажного воробья… через Москву-реку… и дальше, дальше… и вот, я уже стою в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца с голубыми шторами на окнах… передо мной под резным позолоченным балдахином с горностаями сидит на троне — САМ. За ним — двуглавый орел, корона, над балдахином — огромная золотая звезда… Солнце что ли.
Сам… на реального Путлера и не похож… скромный человек с европейскими чертами лица, одет в костюм с бабочкой, в руке — маленькая китайская чашечка, кажется, с халвой… ножки аккуратно на подушечку поставил… ботиночки… как два утюжка… На меня посмотрел спокойно, без ярости, ласково даже, ухмыльнулся правда чуточку криво, как сутенер, и сказал бархатным баритоном с перышком: Приветствую вас в Кремле! Вот вам подушка, садитесь прямо на паркет… а я уж тут посижу… редко, знаете ли, выпадает возможность… вот так по-царски посидеть.
Кинул мне узорчатую подушку. Я подушку поймал, но так и остался стоять.
Сам продолжил: Да-с, накормили вы нас березовой кашей… бурю устроили… в стакане воды… совсем вы запутались, писатель вы наш распрекрасный! В игривой вашей упоенности забыли, что уничтожить можете только вами же самим созданный город… Реальность-то давно от вас упорхнула. Сизым облаком. Живете в защитном бреду, господин хороший… И не смотрите на меня так… как бык на тряпку, хе-хе… в крысу вам меня превратить не удастся, поверьте… Вы ведь тут гость, а я хозяин, и могу с вами все что моей душеньке угодно сотворить… Не хотите ли поучительствовать в славном сельце Угрюмове? Вам там понравилось, я заметил… Неужели вы и впрямь надеялись обвести меня вокруг пальца как мальчика? И какая извращенная фантазия… Распутин в Кремле! С фейерверком. А вы в это время значит на балкончик… ракетки подогнали — и бу-буух! Как бы не так, не вышло-с! Мы с вами до сих пор поступали гуманно, так, пощекотали немного нервишки, а вы нас — в радиоактивную пыль? Хотите опять в поезд, к милым нашим женщинам? Они вас ждут. Или в петлю? В бетономешалку? Или — последняя разработка — в Александровскую слободу, прямо на кол или без шкуры — в чан с кипящим маслом? Что, затрепетали крылышки? Не бойтесь… в ту пору лев был сыт… да и не стал бы я вас с того света возвращать для наказания… много чести… так… любопытно было посмотреть на коллегу… обладать такой властью и использовать ее для выращивания овощей, на шутки с мумией… и для уничтожения собственного создания. Печально, печально… а мы ведь могли объединить усилия, вы и я, и построить новый, прекрасный мир… Великолепие чрезвычайное сотворить.
— Вроде этого вашего зала с позолоченной лепниной? Сколько наварили на реставрации? Это мещанство. Фантазия Николая Палкина. Та же «Золотая орда». Для царя — халва, а для раба — кнут, осклизлый кол и чан с кипящим маслом.
— Не надо, не надо банальности тут мне повторять, герр Мейер… Это скучно… Уверяю вас, будь вы на моем месте… смертей было бы еще больше… раз в пять. Хотите пари? Вернемся в ельцинское время и передадим… вам… матушку Россию… и посмотрим, что вы с ней сделаете… Сравним.
— Нет уж. увольте… я и своей-то жизнью распорядиться толком не смог… Да и правы вы. пожалуй, будь я на вашем месте, начал бы кромсать по-живому. Попытался бы отделить овец от козлищ, да и отправил бы всех совков на Солнце…
— Ага… признаете? Значит, не все мозги вам мои чудо-богатыри отшибли.
— Какие к лешему богатыри?
— А те самые. Которые из «Градов»… Сейчас я вам их покажу. Для разнообразия, а то от тоски помереть можно!
— Только ради бога, без саврасок и сивок-бурок. Терпеть не могу кавалерии! Они вам тут паркет испортят.
Сам усмехнулся по-урочьи, щелкнул залихватски коротенькими пальцами… и позади меня появились три фигуры. Не узнать их было невозможно. Двое с окладистыми бородами, один с бородкой. Первый, здоровяк с палицей и в кольчуге — Илья Муромец, второй бородач, с мечом — Добрыня Никитич, третий, с луком и стрелами, Алеша Попович.
Все трое подошли к невысокому ступенчатому пьедесталу, на котором стоял трон, и, грубо оттолкнув меня в сторону, картинно встали перед ним, как мушкетеры, на одно колено, сняли шлемы и преклонили гривастые головы.
Сам осмотрел их с видимым удовольствием… благожелательно кивнул, положил в рот кусочек халвы. Богатыри встали с колен, оттряхнули штаны, положили руки друг другу на плечи и тяжело заплясали какой-то древнерусский сиртаки, не сводя огромных черных глаз с Самого.
Добрыня заиграл на губной гармошке музыку.
Ямщик-Илья ужасно косолапил.
А Попович неудачно повернулся и уронил колчан… стрелы его разлетелись по сверкающему паркету, как палочки для игры в микадо.
Сам нахмурился, раздраженно щелкнул пальцами и богатыри исчезли.
— Браво, браво, господин волкодав. Вы разоблачены. Кого еще на потеху позовете? Соловья-разбойника, Бову королевича или Китовраса? Куда теперь направимся? На берега Светлояра или на Калинов мост?
Не стоило мне его дразнить, но другой возможности прекратить этот спектакль у меня не было. Декорации тут же переменились. Сам пропал вместе с троном… зал стремительно уменьшился в размерах… передо мной показались знакомый шкаф, кресло, красная тахта.
Меня опять загнали в ясеневское гнездо.
Трюк мой не удался.
Звонок
В половине первого ночи в моей квартире раздался звонок. Я дремал в кресле. Звонок испугал меня. После неудачной попытки уничтожить мир, в котором я против воли находился, и свидания в Кремле — я был дезориентирован, пассивен, слаб. Миры и эпохи крутились вокруг моей головы, как бабочки, остановить их я не мог… в ушах жужжало эхо множества голосов… перед глазами проносились обрывки видений.
Я нашел в себе силы встать только когда позвонили в третий раз. Не сразу сообразил, что звонят в дверь. Отвык от простого звучания. Ззззззыыы… Моя немецкая дверь пела как канарейка.
Посмотрел в глазок — и не разобрал, кто там.
Вроде бы знакомый силуэт… мужчина в пальто и шапке с опущенными ушами.
Старлей? Нет, нет конечно… у старлея военная выправка… и наглость читается в каждой линии… а этот силуэт не был мне враждебен… скорее вызывал жалость.
Колобок? Тот был на голову ниже, и всегда демонстративно открывал своим ключом. Отпер. Заглянул гостю в глаза. На мгновение оторопел, но тут же собрался, сбросил с себя ужас и прострацию как жмущие перчатки, обнял его, прижал к груди.
— Проходи! Проходи скорее, небось замерз. Вот… возьми эти тапочки… пальто на вешалку, а шарф оставь, у меня холодно… и сразу на кухню, я кофе сварю.
Боялся не узнать его голос… кто знает, может быть и он… копия или эхо.
— Антоша, ты же знаешь, я растворимый кофе не пью. Я привез с собой настоящий цейлонский чай. Принцесса Нури. А где Ирхен? Малышка? Спят?
Он, он, его хрипловатый голос.
Замялся… не мог же я ему сказать, что вторую жену и дочку видел последний раз двадцать два года назад… а его самого за три года до этого.
— Спят, спят… Садись на свое место у окна… там дует немного… я дам тебе наш старый плед… помнишь, Леопард, который я в «Синтетике» купил, на Ленинском.
Я говорил это и вспоминал, как несчастный плед закончил свои бренные дни. Моя теща случайно подпалила его на кухне. Плед разрезали на тряпки.
Мы уселись за наш зеркально белый кухонный стол, Миша положил на него свои большие руки скрипача… сидел поникший… смотрел вниз, как бы что-то припоминая. А я глядел на него. Боялся как-то потревожить его своим любопытством… спугнуть… не хотел, чтобы он исчез как призрак.