— Что бы ни случилось, господа, я ваш душой и телом. Ваши друзья будут моими друзьями, я буду биться против ваших врагов. Ваше дело достойно благородного человека, и правительство не отвергнет меня за то, что я приму в нем участие. Завтра утром мы соберемся на первый военный совет.
Но этому великодушному намерению не суждено было осуществиться. Помешала непредвиденная катастрофа.
Пятеро друзей, которых сэр Гарри не хотел разлучать, отлично выспались в салоне, превращенном в спальню. Они поднялись с рассветом и, одевшись, тотчас пошли к хозяину, как и было условлено.
Андрэ постучался в дверь капитанской каюты, но, к своему удивлению, не получил ответа. Стукнул посильнее, опять ничего. Он силой попробовал открыть дубовую дверь, но та не поддавалась; видимо, была заперта изнутри. Обеспокоившись, молодой человек спросил у матросов, не видели ли они сэра Гарри.
Получив отрицательный ответ, он побежал к подшкиперу. Тем временем Пьер де Галь барабанил в дверь изо всех сил. Удары были слышны по всему кораблю.
Прибежал плотник с топором. Дверь выломали. В комнате не было заметно никакого беспорядка. Окно раскрыто, а кровать занавешена плотным пологом. Доктор вбежал первый, отдернул полог и долго не мог прийти в себя. Сэр Гарри Паркер неподвижно лежал на кровати с пеной у рта.
Тело успело уже остыть и закоченеть…
ГЛАВА IV
Хотя смерть давно уже сделалась для французов привычным зрелищем, но на этот раз они невольно вскрикнули от удивления, смешанного с ужасом.
И было чему удивиться, о чем пожалеть. Благородный, великодушный человек, неустрашимый путешественник, джентльмен с головы до пят, которого наши друзья успели оценить в это короткое время, — этот человек еще вчера был здоров, а сегодня лежал перед ними холодным трупом.
Сэр Гарри встретился с ними в минуту опасности, когда люди поневоле теснее сближаются между собой, и они смотрели на него, как на друга.
Он мертв, это было очевидно, но они долго не хотели признать совершившегося факта.
— Доктор, — спросил упавшим голосом Андрэ, — нельзя ли что-нибудь сделать? Ведь он не совсем умер? Скажите, не совсем?
Старый хирург принялся за осмотр бездыханного тела. Он ощупал грудь, выслушал сердце, тщательно осмотрел глазные яблоки, поднес свечку к радужной оболочке и, отступив на шаг, печально покачал головой.
— Все кончено! — прошептал он. — Наука бессильна. Сэр Гарри мертв уже более четырех часов.
Андрэ, Фрикэ и Пьер де Галь молча обнажили головы, а подшкипер предался шумной демонстрации преувеличенного горя.
Он осыпал покойника словами любви и привязанности. Он в нем терял, оказывается, единственную поддержку, терял благодетеля, отца, и все эти причитания подшкипер сопровождал громким плачем и рыданиями, что составляло странный контраст с безмолвным и почтительным горем французов.
Потом, словно не имея больше сил смотреть на труп своего дорогого капитана, подшкипер стремительно выбежал из каюты и начал метаться по палубе, словно помешанный.
Когда он уходил, доктор внимательно поглядел ему вслед.
— Смерть наступила очень быстро, — сказал доктор медленно. — Но страдал он ужасно, хоть и недолго. Он умер не от легочного паралича, за это я ручаюсь. Вскрытие мозга открыло бы нам причину смерти, но для чего? Он умер, и его не воскресишь… С другой стороны, вскрытие могло бы показать, что он был жертвой преступления…
— Преступления?! — вскричал вне себя Андрэ. — Что вы говорите?
— А что? Я ведь не утверждаю, а только строю предположение. Не имея патологических данных, почему не поискать токсикологических? Вспомните, мой друг, что мы находимся в классической стране смертоносных ядов…
— Но… какая же могла быть цель?
— Цель? А вы забыли юридическое правило: «Ищи, кому это выгодно».
— Так-то так, но я не вижу, кому из команды может быть полезно это преступление.
— Мы никого здесь не знаем. Сам сэр Паркер совсем недавно познакомился с некоторыми из находящихся на яхте… Для людей бессовестных этот кораблик представляет лакомую добычу.
— Мы готовы защищать яхту от внутренних врагов так же, как и от внешних.
— Подождите, может, еще и придется.
— Доктор, вы меня пугаете. Быть может, первый раз в жизни я испытываю страх. Наша жизнь принадлежит не нам. Наконец, как вы можете предполагать преступление, если дверь в каюту была так крепко заперта?
— А открытое окно?
— Такая проныра, как подшкипер, легко мог пролезть в него, — тихо перебил Фрикэ.
— Именно это я и хотел вам сказать, — продолжал доктор. — Вы говорите, мой друг, что наша жизнь нам не принадлежит. Знайте же, что оставаться здесь очень опасно. Нужно как можно скорее сойти на берег. Поверьте моему предчувствию. Главное, пусть никто ничего не ест и не пьет на яхте. Что касается покойника, то я чувствую, что со временем мы узнаем тайну его смерти и, идя к своей цели отомстим и за него.
Пятеро друзей вышли из каюты, не прибавив ни слова, собрались в дорогу и потребовали от шкипера, как от временного капитана, немедленно высадить их на берег. Это неожиданное решение, видимо, изумило синьора Пизани.
— Помилуйте, господа, зачем это? Для вас здесь ничего не изменилось. Я считаю долгом чести продолжать дело покойного капитана. Вам известно, какие у него были планы. Я их осуществлю. Мы слишком вам обязаны, чтобы отпустить таким образом… Ваши враги — наши враги… В память о сэре Паркере мы добьемся для вас справедливости, хотя бы для этого пришлось перевернуть вверх дном весь остров.
Андрэ остановил этот порыв, быть может, вполне искренний, и вернул синьора Пизани к действительности.
— Мы благодарны вам за предложение, — сказал он, — но принять его решительно не можем. Вы забываете, что у сэра Гарри есть родные, есть наследники. У него брат губернатором в Лабоане. Яхта по закону принадлежит ему, а вы только хранитель. Распоряжаться ею в чьих бы то ни было интересах вы не имеете права. Поэтому спустите-ка лучше шлюпку. Мы без труда отыщем на берегу прао, которая довезет нас до голландской резиденции.
Но синьор Пизани все-таки продолжал уговаривать французов остаться на яхте и делал это так настойчиво, что снова разбудил в них сомнение. Потребовался энергичный протест, чтобы заставить итальянца согласиться на их высадку. Возможно, что аргументом был и тот внушительный арсенал оружия, которым располагали наши друзья.
Они сели вместе со своими даяками в лодку, которая быстро поплыла к берегу. Через полчаса они скрылись в непроходимой гуще прибрежного лозняка.
Прошла неделя. Яхта «Конкордия» с перетянутым флагом и желтым вымпелом на грот-мачте, означавшим, что на корабле заразная болезнь, бросила якорь в открытом море около порта Борнео.
Вокруг яхты засновали многочисленные прао и тяжелые сампаны малайцев, но все они быстро отъезжали прочь, завидев карантинные знаки, так как боялись общения с зараженным судном, за что на них могли наложить карантин. По правилам карантина «Конкордия» должна была оставаться в море впредь до особого разрешения. Припасы и воду она могла получать только издали, с помощью особых понтонов, относительно которых были установлены определенные предосторожности.
Всякие связи с яхтой были строго запрещены под страхом сурового наказания.
Наступила ночь, одна из тех равноденственных ночей, когда земля бывает сплошь окутана душным туманом, насыщенным болотными испарениями. Темнота была непроглядная, как бездна. Несмотря на строгость санитарного надзора, введенного раджей по настоянию европейских резидентов, от берега отчалила большая прао с многочисленным экипажем малайцев и бесшумно поплыла через рейд к кораблю, который словно дремал на неподвижных волнах. Весла у лодки были обернуты материей, туземцы осторожно гребли, и ни единый звук не выдал ее движения. Лодка подъехала к яхте, отыскав ее, несмотря на темноту. Раздался свист, похожий на шипение разозленной змеи. На этот таинственный сигнал с борта яхты ответил чей-то голос. Последовал обмен какими-то бессмысленными словами, означавшими, вероятно, пароль. Затем с корабля бросили трап.
Один из сидевших в прао поспешно полез на яхту и был встречен человеком, в котором по акценту нетрудно было узнать Пизани.
— Атаман с тобой? — спросил он с тревогой.
— Может быть, — уклончиво ответил незнакомец. — Атаман везде. Его глаз пронизывает темноту, его ухо слышит все… Исполнен ли его приказ?
— Да, и скольких трудов это стоило! Пришлось совершенно изменить первоначальный план: в самую решительную минуту нелегкая принесла пятерых безумцев, которые перебили четвертую часть наших.
— Какое нам дело до убитых! Цель достигнута — вот все, что нам нужно. Атаман будет доволен. Что ты сделал? Рассказывай, да покороче. Атаман хочет знать.
— Засада была приготовлена близ устья Кагаджана. Наши малайцы, спрятавшись в прибережном лозняке, спокойно поджидали яхту. Я завел ее в ил, так что понадобился пар, чтобы съехать с мели. Но я заранее подстроил так, что угля на корабле не оказалось, и убедил капитана послать большую часть людей на берег за топливом. Он согласился и остался с пятью матросами. Таким образом мне удалось ослабить яхту и сделать ее защиту почти невозможной. Все шло отлично. Наши уже хотели пойти на абордаж, как вдруг, откуда ни возьмись, подъехали на прао пять французов, вооруженных смертоносными карабинами. Наши малайцы были отброшены, а ведь это были самые храбрые бандиты архипелага.
— Уж и храбрые! Убежали от пятерых французов! — сказал неизвестный с презрением.
— Ах, ты не видал их, потому и говоришь. Они стреляли, как будто их целый полк, и пробились к яхте. Посмотрел бы ты, что они делали на борту. Все им оказалось знакомо: и маневры с парусами, и морская стратегия, и артиллерия, и машина. Бой принял ужасные размеры. Я все время смотрел с берега и до сих пор не могу без ужаса вспомнить. Не переставая сражаться, они ухитрились развести пары и сдвинуться с мели. Атака была отбита. Малайцы удалились, а мы должны были вернуться на борт, чтобы не возбудить подозрений. Но так как мне было приказано завладеть яхтой во что бы то ни стало, то приходилось действовать быстро и решительно. Выбора у меня не было… и сэр Гарри Паркер скоропостижно умер на следующую ночь.