У Дидро масса мыслей, как добиться развития техники, подъема сельского хозяйства, как организовать школы, как воспитывать наследника русского престола…
Он резко критикует религиозный фанатизм и защищает свободу совести.
«Вы можете убеждать себя, — обращается он к Екатерине, — будто есть на небе какой-то образец, существо, глаза которого открыты на ваши поступки».
И затем следует блистательное рассуждение на тему о том, к чему ведет религиозный фанатизм: «Повсюду я вижу ненависть: ненависть магометанина к христианину, ненависть католика к протестанту; я знаю, что нет такого уголка в мире, где бы различие в религиозных воззрениях не орошало землю кровью…»
Может быть, Екатерина и посмеивалась про себя, читая эти строки. Ей, в сущности, религия довольно безразлична: когда девочкой уезжала из родной страны, отец-лютеранин взял с нее клятву не отступаться от своей веры, не менять лютеранство на православие; она легко поклялась и так же легко нарушила клятву, полагая, что российская корона того стоит. Вступив на престол, она в первые же годы произвела отделение земель от церкви, лишив тем самым русское духовенство громадных богатств. Но церковь ей необходима: как иначе держать в повиновении огромную нищую страну?
Беседы с Дидро продолжаются всю осень и зиму. Придворные поражены той ролью, теми правами, которыми пользуется этот француз, не имеющий даже дворянства; перед Дидро заискивают, ему льстят… Меж тем Екатерина уже несколько устала от непонятливого гостя. Что ему надо? Он осыпан благодеяниями и тем не менее беспрерывно уверяет императрицу, что она в сущности тиран, что в ее стране нет подлинной свободы; он даже поучает царицу, как положить конец тирании!
Царица вроде бы шутит в письме к парижской корреспондентке: «Ваш Дидро — человек необыкновенный, после каждой беседы с ним у меня бока помяты и в синяках. Я была вынуждена поставить между ним и собою стол, чтобы защитить себя от его жестикуляции».
Дидро в самом деле во время беседы горячится и начинает сильно размахивать руками. Один из находящихся при дворе с ужасом описывал поведение философа в кабинете русской императрицы: «Дидро берет руку императрицы, трясет ее, бьет кулаком по столу; он обходится с ней совершенно так же, как с нами».
Можно понять, что Екатерина вынуждена поставить между собой и неистовым ученым стол. А может быть, она имеет в виду нечто большее? Не пора ли дать ему почувствовать, что всему есть пределы? Да и вообще, что он может понять в ее империи? Впрочем, позже она будет уверять Вольтера, что готова была всю жизнь беседовать с Дидро. «Я нахожу у Дидро неистощимое воображение и отношу его к разряду самых необыкновенных людей, какие когда-либо существовали».
Конечно, Екатерина и здесь лицемерит. Как может она восхищаться человеком, который разглядел главное в ее империи, который заявил: «В империи, разделенной на два класса — господ и рабов, как сблизить столь противоположные интересы? Никогда тираны не согласятся добровольно упразднить рабство, для этого требуется их разорить или уничтожить…»
Кажется, обе стороны уже слегка разочаровались друг в друге, но отношения еще сохраняются, иллюзии еще существуют: надежды царицы — использовать философа, надежды философа — образумить царицу. По желанию Екатерины Академия наук избирает Дидро действительным членом, Академия художеств — почетным членом.
В марте 1774 года Дидро покидает Петербург, где он провел полгода. Царица предлагает ему навсегда остаться в ее государстве, философ вежливо отказывается, и Екатерина, конечно, испытывает известное облегчение; впрочем, она щедро оплачивает дорожные расходы и готова предложить новые щедрые дары, но Дидро решительно возражает.
Главное, зачем он предпринял столь далекое и нелегкое для его возраста путешествие — издание в России Энциклопедии, — никак не решилось, все осталось на стадии благодушных разговоров и полуобещаний.
Дидро увозит с собою копию «Наказа» Екатерины депутатам комиссии, которая должна была выработать «Уложение», свод русских законов. Ученый не может или не хочет совсем отказаться от своей веры в просвещенного монарха и поэтому обещает императрице изучить ее «Наказ» и высказать свое мнение. Дидро с жаром принимается за работу, но проекты Екатерины глубоко разочаровывают его: в них нет ни малейшего намека на ограничение абсолютизма, на отмену крепостного права. Философ резко критикует «Наказ», заявляя, что при таком положении вещей императрица остается деспотом, а между тем «истинным законодателем может быть лишь народ». Дидро высказывается и против самой сути феодально-абсолютистского государства Екатерины, утверждая, что главная задача государственной власти — обеспечить счастье граждан. Ученый недоволен «Наказом», он не видит в нем «ни одного постановления, которое было бы направлено на освобождение массы народа». Почти за сто лет до освобождения крестьян в России Дидро прямо говорит о необходимости отменить крепостное право. Без этого, он уверен, невозможен настоящий подъем страны, невозможно процветание России.
Императрица же прочитала замечания Дидро на свой труд уже после смерти ученого и весьма разгневалась: «Это сущий лепет, в котором нет ни знания вещей, ни благоразумия, ни предусмотрительности; если бы мой Наказ был составлен во вкусе Дидро, то он мог бы перевернуть все вверх ногами».
Но Дидро так и не узнал, как расценила Екатерина его замечания. Не услышал он и тех признаний самодержицы, где она объясняла, что беседовала с ним только ради любопытства. «Если бы я ему доверилась, — улыбаясь, признавалась Екатерина, — мне пришлось бы все перевернуть в моей империи: законодательство, администрацию, политику, финансы; я должна была бы все уничтожить, чтобы заменить это непрактичными теориями».
Вот как в действительности относилась царица к тем планам, проектам, которые с таким пылом, с таким стремительным красноречием развертывал перед ней великий философ.
Дидро не услышит этих откровений императрицы, не узнает и о печальной судьбе любимой библиотеки.
Сегодня в Эрмитаже в Зимнем дворце находится огромная библиотека русских царей. Над ее изучением работают сотрудники, она хранит в себе многие исторические и политические загадки.
Первый слой этой библиотеки был создан именно Екатериной. Императрица скупала блестящие книжные собрания, она приобрела изумительное собрание географических карт, великолепную коллекцию книг князя М. М. Щербатова.
К своей книжной империи она пожелала, однако, присоединить две вольные республики — библиотеку Вольтера и библиотеку Дидро.
Книги Вольтера были проданы уже после его смерти: секретарь покойного аккуратно и благоговейно запаковал, пронумеровал, описал книги великого мыслителя, составил великолепный каталог, и в том же порядке, в специально заказанных для них шкафах, книги дожили до наших дней и ныне находятся в особом помещении Государственной Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.
Библиотека же Дидро была куплена, как уже говорилось, при его жизни. После смерти ученого книги переехали в Россию.
Итак, вольная библиотека оказалась во дворце самодержавной государыни.
Никакого каталога не было. Единственное описание, дошедшее до нас, сообщает: «Библиотека Дидерота, купленная в 1785 году, составлена из 2904 томов на французском, английском, итальянском языках, относящихся к философии, и имеет много старых изданий классических писателей с греческими и латинскими текстами».
Проходит двадцать пять лет после встречи в Петербурге; проходит пять лет после смерти Дидро — и французы выполняют заветы Руссо, Вольтера, энциклопедистов: они восстают во имя свободы, равенства, братства. 14 июля взята Бастилия…
Все изменилося. Ты видел вихорь бури,
Падение всего, союз ума и фурий,
Свободой грозною воздвигнутый закон,
Под гильотиною Версаль и Трианон
И мрачным ужасом смененные забавы.
Преобразился мир при громах новой славы.
Екатерина, в общем равнодушная к музыке, просит исполнить для нее «Марсельезу». Дослушав до середины, меняется в лице и молча уходит… При известии о казни Людовика XVI заболевает.
Прах Вольтера и Дидро революционные парижане торжественно переносят в Пантеон. Екатерина же посылает их в посмертную опалу. Бюст Вольтера работы Гудона она приказывает вынести из своего кабинета. С Дидро поступает еще более жестоко.
После смерти редактора Энциклопедии Екатерина обращается к Гримму, известному писателю и ученому, с которым императрица постоянно переписывалась: «Добудьте для меня все произведения Дидро. Вы заплатите за них, что потребуют. Конечно, они не выйдут из моих рук и никому не повредят».
Вот важное для нас признание — «не выйдут из моих рук». И не только сочинения самого крамольного философа, но все книги, им собранные.
У библиотеки оказалась воистину жестокая судьба.
Она незаметно исчезла, потерялась, растворилась.
Отгремели бури революции, наполеоновских войн.
Но с десятилетиями опала на вольных французов не проходит. После 14 декабря 1825 года Николай I, внук Екатерины, много и подробно интересуется связью русских революционных идей с французской «заразой»; а связи были самые непосредственные. Особенно ненавидел Николай Вольтера: прекрасный бюст работы Гудона, некогда стоявший в кабинете Екатерины, теперь был отправлен в самый глухой подвал дворца, а библиотеку Вольтера никому не разрешалось посещать (и только в 1830-х годах Пушкин получил высочайшее соизволение воспользоваться для работы этим книжным собранием).
Библиотеку же Дидро просто уничтожили как целое. Постепенно и незаметно ее начали рассредоточивать: сначала избавились от дублетов, часть книг передали в другие библиотеки, и в конце концов собрание пропадает, бесследно растворившись в книжном океане. Тем самым науке нанесен двойной урон: во-первых, все труднее представить, какими книгами был окружен замечательный, оригинальнейший ум XVIII столетия; во-вторых, у Дидро была привычка делать карандашные пометы на полях. Теперь же они казались безнадежно утраченными…