Ого! Значит, дело решено?
Конечно, я опоздал, и, когда нашел нужную комнату, заседание уже началось. Докладчик, по слухам, был опытный таежник, месяцами в одиночку работавший в северных лесах, и я был немного разочарован, увидев за кафедрой не богатыря с медвежьими плечами и зычным голосом, а сутуловатого молодого человека, сугубо городского вида. Оратор он был явно неопытный, беспрестанно повторял "так сказать" и "это самое", но говорил он очень интересно.
Он рассказывал о том, что в Архангельской области на гипсовом плато Беломорско-Кулойского уступа сохранился крупнейший на севере Европы массив сибирской лиственницы, а по обрывистым берегам рек растут реликтовые растения. И здесь, на Пинеге и текущей рядом Сотке, существует уникальный карстовый рельеф — бесчисленное количество воронок, провалов, трещин, а где-то под ними должны быть пещеры. В литературе упоминается одна пещера — Медвежья. В середине прошлого века в ней побывал академик Шренк. До сих пор изучена только часть ее, немногим длиннее километра. Известна небольшая пещера с озером у берега Пинеги близ села Голубина. Считают, что в ней выходит на поверхность ручей, текущий от старинного Красногорского монастыря, поэтому пещера эта раньше славилась как "святая".
В этих краях, интересных для биологов и спелеологов, Архангельское управление лесного хозяйства собирается заповедать лесной массив. Но прежде чем приступить к организации заказника или заповедника, надо обследовать его территорию, провести геоботаническую и спелеологическую разведку. Такое обследование решили провести силами туристов.
— Если, это самое, найдутся желающие участвовать в этом деле, я берусь научить их делать геоботанические описания. Кроме того, здесь, кажется, есть какие-то спелеологи. ("Какие-то"! Достопочтенный докладчик и не подозревал, как надолго он связался с ними в этот день.) Как будто их заинтересовал этот район. И я, так сказать, предлагаю следующее…
Теплоход наконец причалил, и мы сошли, но не на наш берег, а напротив, у села Вешкома. Через час к реке вышли люди. Вместе с ними мы столкнули на воду лодку и поплыли. Набегал волнами мелкий, теплый дождь, закрывающий даль. "Сей год погоды плохие", — рассуждает маленький старичок, утонувший в огромном брезентовом балахоне. А перед нами сквозь голубую мглу выступают розовые и желтые скалы, увенчанные короной елей.
Мы шагаем по плотному и мокрому песку, ищем пещеры, находим их — и они оказываются не похожими ни на что, виденное мною раньше.
У основания гипсового обрыва мы нашли нашу первую пещеру на Сотке
Первая пещера оказалась небольшой. Собственно, это просто трещина в обрыве, размытая паводком, метров семь в глубину и три в вышину. Но была она похожа на коридор, высеченный в скале человеческими руками, — высокий, с узким и острым сводом, и каждый выгиб одной стены как зеркало повторяла другая. Розоватые стены были покрыты лунками, похожими на мелкие окаменевшие волны, и в этих волнах поблескивали белые звездочки кристаллов ангидрита. Наверху, в узкой щели свода, был заклинен обрубок бревна — высоки же здесь должны быть весенние разливы!
Немного дальше мы нашли уже вполне приличную по величине пещеру. Начиналась она таким же высоким, сужающимся кверху коридором; он привел нас в небольшой зал, где повеяло влажным зимним холодом, и в лучах фонариков засверкал прозрачный голубой лед. Ледяная горка, обросшая круглыми, приземистыми сталагмитами, а за ней, в следующем зале, — подпирающая потолок ледяная колонна в метр толщиной и ажурная ледяная занавесь.
Сейчас у нас не было времени осматривать все пещеры до конца, мы только вели разведку, зная, что еще вернемся. Вернулись мы через две недели, уже привыкшие к неожиданной красоте северных пещер, если к красоте можно привыкнуть. И все-таки нас изумила эта пещера. Мы разглядывали свод в одном из ее залов: он был из голубого, прозрачного льда, ровного и гладкого, как потолок в комнате. Как будто какой-то шутливый великан залил пещеру водой, заморозил, а потом перевернул ее вверх дном. Промерив высоту этого потолка над уровнем реки, мы нашли отгадку. В высокие паводки пещера заливалась рекой почти до самого верха. Стены ее — промерзшие, заледеневшие на зиму — действовали как огромная холодильная камера. Вода покрывалась толстым слоем льда, а когда уровень ее понижался, лед так и оставался на сводах.
Поразил нас и другой, самый дальний зал. Мы забрались в него при свете последнего неяркого огарочка и увидели свисающие с потолка гирлянды шестигранных ледяных кристаллов, в которых тысячами желтых огней мерцала наша свеча. Кристаллы были огромны, в ширину ладони, не знаю, бывают ли такие даже в знаменитой Кунгурской пещере на Урале…
Но это было потом, когда, не уставая восхищаться, мы назвали эту пещеру Зимней Сказкой. А сейчас, резво скатившись с ледяной горки, мы с Димой вышли наружу, к теплому летнему ветру.
Почти все входы береговых пещер выглядели одинаково — высокие арки с острым, переходящим в щель сводом. Когда-то здесь были просто трещины, но в каждый паводок вода Пинеги, проникая по ним в глубь массива, растворяла гипс. Нижнюю часть скал она омывала долго, и растворение здесь шло гораздо сильнее, чем сверху, куда вода доходила только в самые высокие разливы. Этим и объясняется необычная форма, симметричность коридоров.
Мы пометили стены некоторых пещер несмываемой краской, а через два года эти метки выступили из камня, стали рельефными, потому что гипс вокруг них растворился на несколько миллиметров. По этому можно было судить, как быстро образуются береговые пещеры в гипсах, как молоды они по сравнению с кальцитовыми пещерами Крыма и Кавказа; те возникли за сотни тысяч лет, а пинежские за несколько столетий.
Пинежская готика
Была в этих пещерах какая-то строгая, упорядоченная и в то же время таинственная красота. Правильность их очертаний, сглаженность стен напоминали готические замки. И поэтому одну из самых красивых пещер Пинеги мы назвали Северная Готика. В ней особенно гулки и высоки коридоры, причудливы уходящие вверх каменные трубы, а голубой гипс ее похож на мрамор.
Но вот разведка окончена и остается ждать. Каждый день ходим мы на аэродром, но туманы держат самолет в Архангельске.
В конце концов выдалось прозрачное, светлое утро — и экспедиция прилетела. Семнадцать человек, в том числе четверо спелеологов. Эдуард Гольянов — невысокий крепыш, вдумчивый и дотошный, никогда не бросающий работу недоделанной. Володя Голубев — русый, коренастый, крепко сколоченный; в секции его любят за спокойный, рассудительный характер и золотые руки. Другой Володя, Демченко, — непоседливый, увлекающийся, но в то же время очень себе на уме паренек. Люда Волкова — будущий гидрометеоролог, веселая и работящая.
В туристской группе люди были разные, друг с другом почти не знакомые. Студенты, учителя, рабочие — бывалые туристы, проводящие каждый свой отпуск с рюкзаком за спиной.
Закончив ознакомительные занятия по геоботанике, Дима повел свой отряд через тайгу к далеким Красным Горам. Осталось несколько человек, гордо называвших себя авиационным отрядом. Это трое спелеологов — Гольянов, Володя Голубев и я. Это Женя, студентка-ботаник из Петрозаводска, которая совершенно случайно заехала в Пинегу, узнала о нас и не меньше часа упрашивала Сабурова взять ее в экспедицию. Что она нам будет полезна, было ясно с самого начала — в ботаниках мы очень нуждались; но Дима для солидности долго ломался и куражился, прежде чем соизволил согласиться. Пока Жене поручили обязанности повара. Еще с нами остался турист Леня, сильный парень, умеющий работать с топором. И наконец, пес Гуляш, зкспедиционник по профессии. Вернувшись из тайги с одной группой туристов или геологов, он незамедлительно подыскивает другую и живет припеваючи на казенных харчах.
Раннее утро, пустынный пинежский аэродром. Сейчас здесь находится только один "борт" — маленький вертолет лесной охраны "МИ-1", вмещающий трех человек и килограммов пятьдесят груза. На сегодня он наш. На земле свалена куча рюкзаков, мешков и картонных коробок — все это нужно забросить на базу вместе с нами.
Первый рейс налегке, без багажа. Володя и Леня, взяв пилу и топоры, спрыгнут с зависшего вертолета на молодую поросль и за три часа "побреют" ее, подготовив посадочную площадку. Тогда полетят все остальные и багаж.
— Ничего с собой не брать, только ватники, — распоряжается пилот. — В случае чего, заброску провизии всегда организуем.
Запасливый Володя все-таки сует за пазуху полбуханки хлеба и банку тушенки. Полет до Красных Гор и обратно — час, не больше. Когда он прошел и машина не вернулась, мы начали беспокоиться. Медленно тянулся второй час, потом третий. Может быть, на контрольной вышке что-нибудь знают? Иду туда. В небольшой, заставленной приборами комнате тревожно частит морзянка.
— Вертолет? Не ждите его, ребята. Нет-нет, никакой аварии, выброска прошла успешно, только потом его завернули на Карпогоры.
— Почему завернули? Кто?
— Все машины сняты с заданий. Геолог потерялся, третий день ищут.
Вот это номер… Поиски пропавшего — дело святое, но они могут продлиться и пять дней, и больше, а наши ребята сидят у черта на куличках без еды и спальных мешков. Конечно, ничего с ними не случится, через три дня выйдет к ним Сабуров, но ведь провизии и у него в обрез. Если нам не вернут вертолет, предстоит голодный марш в Пинегу, а это значит — экспедиция срывается.
Мои мрачные мысли перебивает чей-то неунывающий басок из приемника.
"Я — "борт шестьсот восемь", нахожусь в двенадцатом квадрате. Людей нет, но подо мной сразу пять медведей. Может, они геологом закусывают?"
Часа через два мне удается связаться с командиром авиаотряда; он обещает вернуть вертолет завтра, но нашего заводного летающего жука мы не увидели еще три бесконечно долгих дня.
Вертолет возвращается в Пинегу
Это были невеселые дни. С утра до вечера я сидел на вышке, звонил начальству земному и небесному, объяснял, доказывал, убеждал. Все соглашались — да, безобразие, люди брошены в тайге, мы разберемся, примем меры, распорядимся, ждите. И мы ждали. А поиски шли где-то далеко, у границ автономной республики Коми. Десятки машин были сняты с работы, срывались графики работы нескольких экспедиций — и все из-за одного легкомысленного парня, рабочего геологической партии, который впервые оказался в тайге и отошел от лагеря пострелять рябчиков.