е, которое вот-вот собиралось открыться.
– Эй, ты! Ты покупать будешь или так пришел?
Хозяин лавки обращался ко мне. Когда его челюсти разевались и захлопывались, видно было, как во рту перекатывается комок жвачки. На нем была футболка с изображением гигантского члена на ножках, бегущего за чем-то вроде волосатой устрицы, тоже на ножках. Надпись гласила: «ЧТО-ТО С ЧЕМ-ТО». (Я до сих пор не понимаю, что все это должно было означать.)
– Дрочить будешь в другом месте, – добавил он.
Я неловко сунул ручку обратно в подставку и выбежал, заливаясь жаркой краской стыда.
– Сопляк хренов! – крикнул он мне вслед. – Журнальчик себе купи!
Здешний зал игровых автоматов назывался «Исполнение мечты» и был вроде как врезан в склон холма, на котором располагался парк, прямо на берегу моря. Пухлые мрачные курящие мужчины играли в бега – в этой игре надо ставить настоящие деньги на пластмассовых лошадей, которые бегают по кругу. Ипподром закрыт пластиковым колпаком, чтобы игроки не могли жульничать с лошадьми. Пухлые мрачные курящие женщины играли в бинго в загончике, где мужчина в жакете с блестками выкрикивал номера и улыбался по-пчелиному. Аркадные игровые автоматы стояли в отдельном зале – там было потемнее, чтобы экраны светились ярче, и играла музыка Жан-Мишеля Жарра. Я поглазел на ребят, играющих в «Пакман», «Скрэмблер», «Фроггер» и «Большие гонки». «Астероиды» не работали. Была тут и новая игра, в которой надо сражаться с гигантскими роболошадьми из пятого эпизода «Звездных войн», но она стоила по 50 пенсов за раз. Я разменял фунтовую бумажку на монеты по 10 пенсов у неформала, сидящего на кассе и читающего «КЕРРАНГ!».
Монеты гремели у меня в кулаке, как волшебные пули.
Сначала «Вторжение из космоса». Метод Тейлора состоит в том, чтобы пробить выстрелами канал в стене укрытия и убить всех инопланетян из безопасной позиции. Это работало какое-то время, но потом инопланетянин торпедировал меня через мой собственный канал. Со мной такого еще ни разу не случалось. Моя стратегия оказалась пшиком, а я даже первый экран не успел очистить.
Я пошел к автомату с игрой в кун-фу. Я был МегаТором. Но МегаТор лишь скакал туда-сюда, словно калека под электротоком, а Рекс Рокстер делал из него отбивную. Автоматы с кун-фу никогда не станут популярными. Я ушиб собственный большой палец сильнее, чем Рекса Рокстера.
Я хотел поиграть в пневматический хоккей, это где пластиковый диск на воздушной подушке. По телевизору вечно показывают, как американские парни в него играют. Но для него нужен еще один человек. Так что я решил выиграть обратно деньги, потраченные на МегаТора, в «Каскаде Эльдорадо». В этой игре нужно катать десятипенсовые монеты по зеркальным ступенькам. Монеты балансируют на краю, и движущиеся стенки сталкивают их на ступеньку ниже; все монеты, которые свалились с этой ступеньки, уже твоя добыча. Сейчас я начну грести деньги лопатой.
Похоже, монеты у них приклеены. Я потерял 50 пенсов!
И тут я увидел эту потрясную девчонку.
Три девчонки вылезли из фотобудки после четырех ядерных вспышек. От «Каскада Эльдорадо» я видел шесть ног с тридцатью накрашенными ногтями. Они были похожи на «Ангелов Чарли»: одна темненькая (но почти без подбородка), одна соломенная блондинка (с двумя подбородками) и одна медно-веснушчатая. У брюнетки и у блондинки в руках были истекающие мороженым вафельные рожки. (Мороженое продавали с тележки прямо рядом с фотобудкой.) Две девчонки придвигали губы вплотную к щели, откуда должны были вылезти фотографии, и несмешно выкрикивали туда приказы типа «Давай! Шевелись!». Когда им это надоело, они залезли обратно в будку, разделили между собой наушники «Сони Уокмена» и принялись подпевать «дюрановской» песне «Hungry Like the Wolf»[17]. Но рыженькая облизывала остроконечное фруктовое эскимо «Зум» и разглядывала плакат, на котором были изображены разные сорта мороженого с ценами.
Она была не такая потрясная, как Дон Мэдден, но я переместился к плакату с мороженым и тоже принялся его изучать. Магнитам не обязательно понимать, отчего к ним притягиваются предметы. От нее пахло теплым песком. Только оттого, что я стоял рядом с ней, у меня взъерошились волоски на руках.
Я вытащил рубаху из штанов, чтобы прикрыть стремительно растущий стояк.
– Это что, «Зум»? – Боже! Я заговорил с этой девушкой!
Она посмотрела на меня:
– Угу.
Я как будто взлетел на тысячу футов над землей.
– «Зумы» – лучше всего из того, что тут есть. Разве что ты любишь шоколадное.
– Ясно. Спасибо.
Я купил «Зум» у продавца, о котором не помню абсолютно ничего.
– Ты тоже отдыхающий? – Теперь она заговорила со мной! – Или живешь тут?
– Отдыхающий.
– Мы из Блэкберна. – Она кивнула на своих спутниц, которые меня еще не заметили. – А ты?
– Э… Лужок Черного Лебедя.
Я так трусил, что даже Вешатель куда-то спрятался. Звучит парадоксально, но такое бывает.
– Чего-чего?
– Это деревня такая. В Вустершире.
– В Вустершире? Это где-то в середине карты, верно?
– Ага. Это самое скучное графство, поэтому никто не знает, где оно. А Блэкберн где-то на севере, да?
– Ага. Так что, Лужок Черного Лебедя славится черными лебедями?
– Нет. – Что я могу сказать, чтобы поразить ее? – Там и белых-то лебедей нету.
– Значит, в Лужке Черного Лебедя вообще нет лебедей?
– Да. Это что-то вроде местной шутки.
– А. Очень смешно, правда?
– Спасибо.
Я вспотел сразу в пятидесяти местах.
– Здесь кульно, а?
– Угу. – Я не знал, о чем говорить дальше. – Кульно.
– Ты собираешься есть свое мороженое или как?
Ледяной «Зум» прилип к пальцам. Я пытался содрать с него бумажную обертку, но она только расползалась клочками как последняя сволочь.
– Тут нужна техника.
Пальцы с рубиновыми ногтями забрали у меня «Зум» и содрали кончик обертки. Она сунула мороженое надорванным концом в рот и дунула. Обертка надулась, как воздушный шар, и мгновенно соскользнула. Мне казалось, что мой стояк сейчас взорвется и выкосит весь зал игровых автоматов «Исполнение мечты». Она уронила обертку на пол и вручила «Зум» мне.
– Это что, «Смэш-хитс»? – Она показала на «2000 г. н. э.», торчащий у меня из заднего кармана.
Я бы что угодно отдал, чтобы это был «Смэш-хитс».
– Наша Салли! – Это подошла черноволосая девица без подбородка, и я тут же возненавидел ее до скончания века. – Ты никак уже начала закидывать сети?
(Соломенноволосая захихикала из будки, и я возненавидел и ее тоже.)
– Мы прям не успели с автобуса сойти. Так как зовут это?
Пришлось ответить:
– Джейсон.
– «Джееейсон»! – изобразила она великосветский акцент. – Скаж-жите пожалуйста! Себастьен играет в поло с Джейсоном на крокетной лужайке! Шарман! Джейсон тоже сосет «Зум», точно как Салли! Ах, как мило, совсем по-семейному! Так что, Джейсон, у тебя есть при себе резинки? Судя по темпам нашей Салли, они тебе понадобятся через полчаса!
Я трепыхался в поисках убийственного ответа, в котором не было бы запинательных слов. Все трепыхался и трепыхался.
– Или в таких школах, куда ходят Джейсоны, не учат биологии?
– Тебе во все нужно сунуть свой сальный шнобель, а? – огрызнулась Салли.
– Сэл, не лезь в бутылку! Я только спросила твоего нового дружка, известно ли ему, откуда берутся дети. Вдруг он предпочитает, славно сыграв в регби, подставлять попку префекту в душевой?
Девчонки смотрели на меня в ожидании: как этот парень будет защищаться?
«Зум» тек по моему запястью.
Салли сложила руки на груди и подалась бедрами вперед:
– Ума не приложу, как это Тим так долго терпел твою грязную жирную пасть, прежде чем тебя бросить.
Я превращался в невидимку и ничего не мог с этим поделать.
– Это я его бросила, к твоему сведению. И он хотя бы не лизался с Венди Ленч назавтра после того, как мы расстались!
– Это ложь, Мелани Пикетт, и ты это прекрасно знаешь!
– Под вешалкой для пальто, – почти выпевала Мелани Пикетт, – на вечеринке у Ширли Полбрук!
Фотобудка зажужжала.
Соломенноволосая захихикала:
– Кажется, наши фотографии готовы…
Мимо промаршировал батальон старушек из загончика для бинго. Я быстро затерялся среди них, пока девочки не успели заметить, и поспешил назад в гостиницу «Экскалибур». Мальчишки – сволочи, но по крайней мере предсказуемые. С девочками никогда не знаешь, что они думают. Они – с другой планеты.
Портье с высоченной прической передала мне сообщение: папин семинар затягивается, так что папа немного опоздает. В вестибюле сновали стажеры из «Гринландии», травя анекдоты и сравнивая конспекты заседаний. Я чувствовал себя как учительский сынок в школе, поэтому пошел наверх, в номер. Там пахло тюлевыми занавесками, тостами и средством для мытья унитазов. На стенах – нарциссы яичного цвета, а ковер – мешанина расплавленных цветов. По телику показывали только крикет, где ни одна из сторон никак не могла заработать хоть очко, и вестерн, где никого не убивали.
Я лег на кровать и стал читать «2000 год н. э.».
Но у меня не шли из головы те три девчонки. Девочки вообще и подружки в частности – пугающая тема. На уроках полового просвещения рассказывают только, откуда берутся дети и как сделать, чтоб их не было. А мне нужно знать, как превращать обычных девчонок, вроде этой Салли из Блэкберна, в подружек, с которыми можно лизаться и чтобы все нас видели. Не знаю, хочу ли я по правде иметь половое сношение, а детей уж точно не хочу. Они только ревут и какают. Но если у тебя нет подружки, это значит, что ты гомик, или полный лузер, или и то и другое сразу.
Мелани Пикетт была в чем-то права. Эта тема для меня и вправду темный лес. И я даже не могу спросить кого-нибудь из ребят, потому что на первой же перемене это разнесется по всей школе. Значит – либо все все знают, но никто ничего не говорит, либо никто ничего не знает, а подружки вроде как… сами образуются.