Учится мальчик в школе отцов миноритов, и весной ему позволяют покопаться в монастырском огороде. Мальчик еще не знает, что непреодолимый зов земли — наследие предков, извечно возделывавших свое поле. «Я — крестьянин», — скажет шестьдесят пять лет спустя всемирно известный писатель Жорж Сименон.
Но вот и Пасха. Сейчас Жорж наденет новые костюм и соломенную шляпу, они наполнят фляжки кофе и отправятся в деревню за несколько километров от Льежа, на «Голгофскую» гору. Перед часовней уже накрыты столы, праздничный люд угощается сладким рисовым пудингом и содовой.
Сименоны тоже пьют свой кофе, глядя на пирующих из-за изгороди. Они, конечно, могли бы посидеть и за общим столом, но мать блюдет строжайшую экономию. Иногда она все же покупает три пирожных на четверых: двое взрослых и двое детей. Трое отрезают по кусочку от своего пирожного для четвертого. Каждый франк в семье на строгом учете, каждый сбереженный сантим опускается в копилку. Мать пилит отца, рослого, доброго, миролюбивого человека. Он влюблен в свою скучную работу, находит в ней истинное удовольствие и не стремится к лучшему, почему так и остался скромным бухгалтером страховой фирмы.
Пришлось госпоже Сименон самой позаботиться о семье, и она открыла пансион. Это была удачная мысль и не только потому, что копилка хотя и медленно, но пополнялась. Пансион облюбовали русские студенты, учащиеся за границей, а также политэмигранты, хлынувшие в Европу, когда революция 1905 года потерпела поражение. Они приохотили мальчика к русской литературе — в переводах, конечно, но в это время уже переведены Гоголь, Достоевский и Толстой, Чехов и Горький. И мальчик читает запоем: «К двенадцати годам я уже познакомился с книгами Гоголя и Достоевского. Позднее — Чехова, которого всегда любил больше всех».
Госпожа Сименон гордилась своим делом, оно укрепляло ее престиж среди наиболее уважаемых ею людей — лавочников, торговцев, служащих. «Не смей играть с детьми рабочих, этими хулиганами», — постоянно твердила мать. То был обыкновенный обывательские снобизм: презрение к тем, кто ниже, почтение к вышестоящим. Богатые — сильны. Бедные — слабы. Это потом, став известным журналистом и завсегдатаем официальных завтраков и обедов, он поймет, что богатые скорее слабы — своей боязнью потерять деньги и привилегии, но тогда он четко разделял людей на «тех, кто порет, и тех, кого порют».
Подростком он стал сочинять стихи, уединяясь на холодном чердаке. Он кутался в красно-желтый халат, сшитый матерью из старого стеганого одеяла, и писал о высокой колокольне. Ей так одиноко в холодной высоте, с грустью и любопытством смотрит она вниз на шумные кварталы. Там кишат люди, там фруктовый рынок, и летом иногда доносится до старой колокольни восхитительный запах абрикосов и дынь. Счастлив ли он был в детстве и юности? На этот вопрос он потом отвечал: «Я не хотел бы заново пережить детство, да и никакой другой период своей жизни…»
В нем всегда был силен дух противоречия. Маленький служка — бунтарь. Таким он был и у отцов миноритов, и в иезуитском коллеже. Ему не по нутру общепринятые рассуждения о том, что прилично, а что нет, поэтому нередки ссоры с матерью. Впрочем, он довольно рано понял, что спорить с ней бесполезно. Мальчик учился молчать и подчиняться.
Пятнадцатилетним юношей гулял он по вечерам в парке вокруг беседки, держа в руке палевые перчатки, — так было положено приличному молодому человеку. Раскрепощение началось, когда он бросил школу из-за болезни отца.
В шестнадцать лет он уже работает репортером в католической «Льежской газете». В его маленьких статейках прорываются иной раз еретические настроения, он слывет вольнодумцем, но при этом Жорж Сим осмотрителен, своим местом в газете он дорожит. А кроме того, он способен и предприимчив, и, поколебавшись, главный редактор поручает ему отдельную рубрику.
Он вел ее три года, писал о будничной городской жизни, муниципальной политике, разного рода новостях уголовной хроники, а главное, начал работать над первым романом «На Арочном мосту». Тогда же он благополучно закончил его и напечатал — за собственный счет.
В семнадцать лет он уже обручен с обаятельной девушкой Региной — Тижи. Она старше его на три года и происходит из почтенной семьи. Конечно, о свадьбе думать пока рано, сперва надо упрочить свое положение — таково требование будущего тестя, и вот еще один юный провинциал отправляется на завоевание Парижа.
22 декабря 1922 года. Раннее утро. «Худощавый молодой человек в широкополой черной шляпе и большим галстуком-бабочкой, выбивающимся из-под дешевого макинтоша, выходит… из Северного вокзала». В кармане у него адрес известного парижского литератора, который не прочь познакомиться с молодым репортером. Что если эта парижская знаменитость захочет сделать Жоржа Сима своим литературным секретарем? Но первый день работы принес Симу страшное разочарование. В темной обшарпанной конторе Лиги бывших фронтовиков, которой ведал литератор, будущему мастеру детектива пришлось грузить пакеты и свертки с рождественскими подарками. А самая его «литературная» работа — надписывать конверты и развозить срочные сообщения Лиги по редакциям газет. Газетный мир! Такой знакомый и такой новый, ведь это — Париж! Он пробьется туда во что бы то ни стало, а пока в свободные минуты Сим строчит «рассказы для себя». Пока он не собирается их публиковать, потом они выйдут и канут в безбрежном бумажном море.
Жорж Сименон. Лозанна, 1979 г.
Жорж Сим твердо намерен жениться. У него нет смокинга, он покупает его в долг и едет в Льеж. Невеста тоже принарядилась: она в черном тюлевом платье, шелковом манто и огромной шляпе с перьями. Сначала церковное бракосочетание, затем — гражданское, в мэрии. А потом ночной поезд в Париж, где их ждет комната без окон, но со стеклянным фонарем в потолке. Немного позднее они поселятся в дешевой гостинице в бедном квартале. Их соседи — прачки, мастерицы искусственных цветов, мелкие ремесленники. Как и все обитатели гостиницы, еду новобрачные готовят на спиртовке, поставив ее для безопасности на подоконник. В комнате есть маленький белый столик, и Сим пишет здесь свои рассказы. У него шестнадцать псевдонимов. Самый частый — «Сим». Самый любимый — «Арамис», в честь героя Дюма. Сим мечтает печататься в газете «Матэн», где работает писательница и редактор Колетт. Он приносит ей один за другим рассказы, но она непреклонно их отвергает, хотя при этом не скупится на дельные советы: «поменьше литературных красот», «много ненужных слов», «не надо пустых фраз».
Но вот настает торжественный день. Колетт понравился очередной его рассказ, она его печатает и, наконец, объявляет: «Приносите в неделю по одному».
Как-то, облюбовав маленькую, уютную и веселую пивную, за мраморным столиком он начинает писать «Роман машинистки». Сим не обольщается насчет его литературных достоинств, это чтиво, но чтиво, как видно необходимое для молоденьких продавщиц и швеек, которые мечтают: вот явится в один прекрасный день молодой человек приятной наружности и с заработком, достаточным, чтобы содержать жену, и предложит сердце и руку…
Сим работал молниеносно, дневная норма — восемьдесят четыре страницы: издатель Таландье был доволен. Сим поспевал со своими сочинениями и в «голубую» — приключенческую, и в «красную» — «о чувствах» — серии. «И какие чувства!» восклицал он иронически, вспоминая об этих временах и писаниях. Но про себя муж Художницы (так он уважительно называл Тижи) уже решил: «Года через два начну писать по-настоящему».
Было у него еще одно пристрастие: плавание по рекам Франции на яхте. Там, в камбузе яхты «Остгот», пришвартовавшейся на зимнюю стоянку в голландском городке Делфзейл, Жорж Сим пишет повесть «Поезд ночи». Здесь впервые среди действующих лиц появился Мегрэ, который расследует убийство, что произошло ночью в поезде, следующем из Парижа в Марсель. Впрочем, в повести Мегрэ — только имя. Более тесное знакомство читатель сведет с ним в романе «Питер Латыш». Написанный после «Поезда ночи», он будет опубликован на год раньше, в 1929-м. Здесь Мегрэ приобретает уже постоянные атрибуты и привычки — трубку, манеру двигаться, обыкновение бурчать себе под нос…
Сим писал роман в своеобразных условиях. Дело в том, что «Остгот» нуждался в ремонте. С утра до вечера рабочие стучали молотками, мешая ему сосредоточиться. Тогда он переселился на полузатопленную баржу, рядом в порту. Поставил большой ящик, на него водрузил пишущую машинку. Другой ящик, поменьше, приспособил под сиденье. Под ногами плескалась морская вода. Так он и работал — не над приключенческим романом для юношества, как обыкновенно, и не над любовным, для «чувствительных привратниц», что тоже стало в обычае. «Питер Латыш» — его первый детективный роман. Сим не подозревал, что напишет о комиссаре более восьмидесяти романов. Первые из них — тоже развлекательные, хотя уже появляются серьезность и пытливость взгляда, свойственные настоящей литературе. Вот где сказались уроки великих русских мастеров, которых он так полюбил еще в детстве. Они научили молодого писателя состраданию. Мегрэ честно исполняет свой долг, он ищет и находит убийцу, он спасает общество от угрозы, которую всегда с собой несет потенциальный или, увы, состоявшийся преступник, но Мегрэ не Видок, не безжалостная гончая, которой надо, загнав дичь, обязательно предать ее в руки правосудия в позоре и унижении. Случается и такое в богатой практике Мегрэ, когда он столкнется с мерзким, расчетливым, бестрепетным убийством. И тогда он беспощадно тверд, как Жавер у Вого, хотя и не столь бесстрастен. Но разные пути ведут к преступлению. И Сименон, только принявшийся за новый жанр, это понимает, а значит, понимает и Мегрэ: вот перед ним несчастный, запутавшийся человек, преступник и жертва в одном лице, и Мегрэ не станет мешать ему самому покончить счеты с жизнью, избежав законного возмездия.
««Питер Латыш» — отнюдь не шедевр, и тем не менее им отмечен новый рубеж в моей жизни», — скажет в своих воспоминаниях, опубликованных под заглавием «Я диктую», постаревший Жорж Сименон. И еще он будет утверждать, что «нет ничего легче, чем написать детективный роман»: «Прежде всего необходим хотя бы один труп. Затем необходим инспектор или комиссар полиции, который ведет расследование, и наконец, необходимы подозреваемые, которых автор ради финального сюрприза более или менее удачно замаскировал. Инспектор или комиссар как бы играет роль перил на крутой лестнице. Читатель идет следом за ним. Вместе с ним подозревает, порой делит с ним опасности. И вот на последних страницах раскрывается правда».