Тут мне вспомнился разговор с ван Мандерпутцем, и, не удержавшись, я спросил;
- А как у вас насчет этого понятия, сэр?
- У меня есть, - сказал он самым серьезным тоном. - Конечно, есть. - И, подняв указательный палец. с видом оракула возгласил: - Время - деньги!
С людьми, имеющими такие взгляды на жизнь, спорить бессмысленно.
Однако его клеветнические заявления (особенно относительно "Байкала") пробудили во мне некоторое беспокойство. Даже успей я вовремя, вряд ли мое присутствие на борту лайнера помогло бы избежать катастрофы. Меня терзали сомнения - получалось, что я, хотя и косвенно, виновен в гибели четырехсот пассажиров и членов экипажа, а это мне совсем не нравилось.
Конечно, если бы они подождали меня еще минут пять, или я успел бы вовремя, или они вылетели бы согласно расписанию, а не на пять минут позже, или если бы..., если бы...
Если! Я вдруг вспомнил ван Мандерпутца и его есливнзор миры под знаком "если", фатальные, таинственные, существующие бок о бок с реальностью в настоящем времени и все-таки вне его. Где-то, среди бесконечного множества этих призрачных миров, существует один, который может дать мне ответ на вопрос: что случилось бы, если бы я не опоздал на лайнер? Оставалось только позвонить ван Мандерпутцу, чтобы назначить время, и выяснить все раз и навсегда.
Но такое решение далось мне нелегко. Предположим - просто предположим, - что я окажусь виновным; не с точки зрения закона, разумеется, ибо в данном случае для судебного преследования или чего-нибудь в этом роде нет никаких оснований. Я даже не могу нести моральной ответственности за случившееся несчастье - кто мог тогда предположить, что мое присутствие или отсутствие на борту лайнера окажется настолько весомым для решения участи пятисот человек? Откуда я мог знать, в какую сторону - жизни или смерти - дрогнет стрелка весов судьбы? Пет, в любом случае я просто виновен, и все.
И в то же время я не мог оставить все как есть. Муки неизвестности порой причиняют большие страдания, чем угрызения совести.
Я бросился к ближайшему видеофону, набрал номер университета, и через минуту на экране появилось недовольное лицо ван Мандерпутца, которого мой звонок оторвал от утренней лекции.
Я был само проворство и деловитость, когда на следующий вечер торопился на встречу с профессором. И наверняка успел бы вовремя, не вынырни откуда-то сбоку регулировщик, которому непременно захотелось меня оштрафовать, якобы за превышение скорости. И все-таки, открыв дверь и увидев меня, ван Мандерпутц был ошеломлен.
- Ну и дела! - ахнул он. - Мы с тобой чуть было не разминулись. Я как раз собирался в клуб. Никак не ожидал увидеть тебя раньше чем через час. Сегодня ты опоздал всего на несколько минут!
Я пропустил его замечание мимо ушей.
- Профессор, мне нужен ваш есливизор!
- Что? Ах, да. Тебе повезло. Я уже собрался было его разбирать.
- Разбирать? Но зачем?
- Он сделал свое дело - подсказал мне гораздо более интересную идею, а для ее реализации мне понадобится место, которое он сейчас занимает в лаборатории.
- А могу я спросить, что это за идея?
- Можешь. Ты и весь мир, который с огромным интересом ждет ее осуществления, возможно, кое-что уже и знаете, но сейчас ты услышишь о ней из уст самого автора. Я хочу ни больше ни меньше - составить автобиографию самого ван Мандерпутца! - Он выдержал эффектную паузу.
Я разинул рот.
- Собственную автобиографию?
- Вот именно. Человечество, быть может, не сознавая того, жаждет познакомиться с ней. Я опишу в подробностях свою жизнь, свою работу. Я предстану перед миром как человек, несущий ответственность за три долгих года последней войны.
- Вы?
- Я и никто другой. Не будь я тогда субъектом, с потрохами преданным правительству Нидерландов, сохранявшему нейтралитет, не стой я в стороне от событий, то вместо изнурительной трехлетней войны мы сокрушили бы Азию за три месяца. Как показал есливизор, я составил бы компьютерную программу, просчитывающую шансы на победу в каждом бою. Ван Мандерпутц исключил бы элемент случайности в военных действиях. - Он нахмурился: - Однако вернемся к моему проекту. Автобиография ван Мандерпутца! Что ты об этом скажешь?
Я сделал отчаянную попытку собраться с мыслями.
- Ну... в общем... это колоссальная идея! - Я постарался вложить в свои слова как можно больше энтузиазма. - Я непременно куплю себе экземпляр. Пожалуй, даже несколько экземпляров и разошлю их своим друзьям.
- А я сделаю на твоем авторскую надпись, - снисходительно пообещал профессор. - Ей тогда цены не будет. Я напишу что-нибудь соответствующее случаю, что-нибудь вроде "Magniiicus sed поп superbus" - "Великий, но не гордый!" Это даст наиболее верное представление о ван Мандерпутце, который, несмотря на свою гениальность, остается простым, скромным человеком без особых претензий. Ты не согласен?
- Да почему? Вернее не скажешь! Только... профессор, можно мне еще раз воспользоваться есливизором, прежде чем он освободит место, необходимое для воплощения ваших гениальных замыслов?
- А! Ты хочешь узнать что-то еще?
- Да. Помните, в газетах писали о катастрофе лайнера "Байкал"? Я должен был лететь на нем в Москву, но опоздал... - И я рассказал ему все.
- Гм, - хмыкнул он. - Так ты хочешь знать, что могло бы произойти, если бы ты не опоздал к вылету? Что ж, па этот счет есть несколько вариантов. Среди миров под знаком "если" есть один, который мог бы стать реальностью, успей ты вовремя, еще один, в котором корабль задержался бы на более чем пять минут, наконец, тот, в котором ты успел бы к лайнеру за пять минут предоставленной отсрочки вылета. Который именно тебя интересует?
- Последний. - Он показался мне наиболее вероятным. В конце концов, было бы слишком наивно полагать, что Диксон Уэллс сможет когда-нибудь обойтись без опозданий. Что касается второго варианта... они ведь сами не стали меня дожидаться, что в любом случае снимало с меня всякую ответственность.
- Пошли, - буркнул ван Мандерпутц,
Мы миновали физический корпус и, пройдя длинным коридором, вошли в его захламленную лабораторию. Прибор по-прежнему стоял на столе. Я занял место перед психоматом и воззрился на экран. Перед глазами снова поплыли разноцветные тени, и в их изменявшихся формах и сочетаниях цветов я пытался разглядеть подсказку, которая подстегнула бы мою память, натолкнула бы ее на события того памятного утра.
Наконец я увидел то, что хотел: уходящее вдаль слегка выгнутое полотно моста Стейтен-Бридж, с бешеной скоростью мчащееся мне навстречу. Я кивнул ван Мандерпутцу. Послышался щелчок, и есливизор заработал.
На экране появилось выжженное, без единой травинки, стартовое поле. Любопытные вещи происходят с человеком, сидящим перед психоматом: все происходящее на экране он видит глазами созданного им образа. Это придает странный оттенок реальности тому, что на самом деле является лишь результатом работы довольно примитивной игрушки. Я полагаю, что в какой-то мере это можно объяснить самогипнозом.
Я мчался по голой земле к сверкающему серебристыми крыльями ракетоплану, похожему на реактивный снаряд. Стюард у входа раздраженно махнул мне рукой. Я рванул вверх по трапу и влетел в корабль, люк захлопнулся под мое облегченное "уф-ф!" .
- Садитесь! - рявкнул стюард, указывая на свободное место. Я упал в кресло. В ту же минуту от резкого толчка катапульты корпус содрогнулся, и, быстро набирая скорость, корабль устремился в небо. Импульсные двигатели ревели беспрерывно, затем, через какое-то время, их рокот перешел в приглушенное рычание, и я увидел в иллюминатор, как Стейтен-Айленд провалился куда-то вниз и поплыл назад. Гигантская ракета взяла курс на Европу.
- Уф-ф! - снова вырвалось у меня. - Кажется, успел!
Я поймал на себе удивленный взгляд справа. С левой стороны был проход, рассекавший ряды кресел надвое. Итак, я повернул голову и встретился взглядом с глазами - насмешливыми, пытливыми и несколько холодноватыми.
На меня смотрела девушка. Может быть, на самом деле она и не была такой очаровательной, как мне тогда показалось, но не надо забывать, что я смотрел на нее через подернутый дымкой экран психомата. С тех пор я не раз пытался убедить себя в том, что она просто не могла быть такой очаровательной и милой, что все объясняется моей чрезмерной фантазией, услужливо дорисовавшей недостающие детали. Не знаю. Помню лишь, что, совершенно обалдевший, не отрываясь, я разглядывал ее голубые глаза, шелковые каштановые волосы, маленький рот и дерзко вздернутый носик. Девушка слегка покраснела.
- Извините, - быстро сказал я. - Все... так неожиданно.
На борту ракеты, летящей через океан, всегда присутствует некая дружеская атмосфера, между пассажирами, собранными силою обстоятельств на ограниченном пространстве, поневоле возникают короткие отношения. Знакомства между сидящими рядом завязываются сами собой. Достаточно одному, почувствовав взаимное расположение, заговорить - и знакомство состоялось.
Мне кажется, наши предки, жившие лет сто назад, должны были испытывать нечто подобное, когда от правлялись в длительное путешествие по железной дороге. За время поездки вы обретаете новых друзей, и все для того, чтобы потом - в девяти случаях из десяти - никогда больше с ними не встретиться.
Девушка улыбнулась;
- Так вы и есть тот человек, из-за которого нас задержали с вылетом?
Я честно признался ей во всем:
- Похоже, я болен хроническим недостатком времени. Даже часы начинают врать, стоит мне надеть их на руку.
Она рассмеялась:
- Не думаю, чтобы ваша ответственность за все происходящее вокруг простиралась настолько широко.
Она говорила истинную правду! Хотя, с другой стороны, мне всегда казалось невероятно раздутым число гольф-клубов, мальчиков, подносящих игрокам клюшки, и девушек из кордебалета, чей доход в значительной мере зависал от щедрости моего кошелька. Так или иначе, но в присутствии этой голубоглазой девушки мне почему-то не хотелось вдаваться в воспоминания.