– Это вы о господине Ульянове? – с интересом спросила императрица.
– И о нем тоже, – уклончиво ответил канцлер. – Что же касается обсуждаемого нами господина Франка, то к нему следует отнестись по принципу «нет человека – нет проблемы». Дайте Игорю Михайловичу соответствующую установку – и уже через неделю мы будем читать некролог о безвременно усопшем лидере хорватского национального движения.
– Э нет, – сказала Ольга, – пока вы мне тут читали лекцию, я вдруг подумала, что слишком большая любовь между сербами и хорватами – это тоже не очень хорошо. В вашем прошлом эти две нации любили друг друга так, что решили пожениться, но потом оказалось, что это была немного не та любовь, что позволяет создавать счастливые семьи. Вот и сейчас, если не принять особых мер, то в результате совместной борьбы с мадьярским засильем может повториться ваша история со всеми вытекающими последствиями. Мало ли что может случиться с душкой Францем Фердинандом и наследником его хорватского домена. И пусть королева Елена не Александр, но великосербские шовинисты тут те же самые, и толкать ее они будут в том же направлении.
– В нашей истории, – немного подумав, ответил канцлер Одинцов, – Иосип Франк был жив, здоров и на свободе, но никак не смог помешать сербо-хорватским объединительным тенденциям. В другую сторону палку перегнул король Александр и его подельники с их тоталитарными замашками, в основе которых лежал концепт, что хорваты, словенцы и македонцы – это испорченные сербы. Но тут, насколько я понимаю, подобного не будет.
– Все равно, Павел Павлович, попытки объединить сербов и хорват в одном государстве желательно предотвратить, – упрямо повторила Ольга. – Удерживать объединенное государство от соскальзывания к доминированию той или иной нации будет той еще адовой мукой. По крайней мере, я это так вижу…
– Вы считаете, что покушения на Франца Фердинанда в дальнейшем не прекратятся, даже несмотря на то, что мы схватили за руку французских заказчиков? – спросил канцлер Одинцов.
– Да, – подтвердила императрица, – есть у меня такое мнение. Только цели у заказчиков будут пожиже, чем развязывание общеевропейской войны. Ведь вы же, Павел Павлович, сами учили меня: «Ищи кому выгодно», а выгодна смерть Франца Фердинанда будет тем, кто прямо сейчас пожелает устроить передел австро-венгерского наследства. Я не имею в виду дядюшку Вилли – этот человек прекрасно понимает, с какой стороны бутерброд намазан маслом, а с какой горчицей. Предметом раздела может стать территория Венгерского королевства, где имеются свои интересанты, вроде тех же великосербских и великохорватских шовинистов, да и мадьяры совсем не прочь не только сохранить имеющееся, но и прибрать к себе дополнительные территории – например, ту же Галицию, которая при распаде Австро-Венгрии остается бесхозной. Представьте себе: Великая Венгерская Империя. Одолевала же их в вашем прошлом жажда завоевательных походов и территориальных приобретений?
– Такой завоевательский зуд Будапешта возможен только если венгры станут младшими партнерами в общеевропейском антироссийском альянсе, – сказал канцлер Одинцов, – потому что в ином другом случае у них окажется слишком много врагов. Была в нашем прошлом такая комбинация, как Малая Антанта: союз Чехословакии, Югославии и Румынии. Если все, кто не любят мадьяр, объединятся, то гонвед[19] будет разгромлен даже при неучастии в войне русской армии. Совсем другое дело, если на стороне Венгрии будет воевать Германия – правда, тогда речь пойдет уже не о малой, а о большой Антанте, сиречь в действие будут приведены Брестские соглашения. На такое ваш дядя Вилли не пойдет. Чтобы избежать этой опасности, ему предварительно необходимо превратить Брестские соглашения в антироссийский альянс…
Императрица задумчиво произнесла:
– Быть может, приглашая Германию присоединиться к Брестским соглашениям, мы сами создаем возможность для самого широкого союза против самих себя?
– Не думаю, что это возможно, – покачал головой канцлер Империи, – без участия в таком союзе внешнего по отношению к Европе и сильного игрока он окажется раздираем множеством непреодолимых противоречий.
– Постойте-постойте, Павел Павлович, – сказала императрица, – что значит «внешнего по отношению к Европе игрока»?
– Это выражение означает страну, которая имеет с Европой сильные родственные и культурные связи, но сама к ней не принадлежит, – ответил тот. – Собственно, если не брать в расчет пузатую латиноамериканскую мелочь, таких великих держав на планете Земля всего две: Североамериканские Соединенные Штаты и Российская Империя. Между главными игроками – Францией и Германией, Францией и Британией, Британией и Германией – существуют такое количество политических, торговых и исторических конфликтов разной интенсивности, что по сравнению с ними лебедь, рак и щука покажутся примером эффективного совместного труда. Объединить Европу можем либо мы против янки, либо они против нас. Третьего не дано. Если Европу объединим мы, то ничего страшного ей не грозит. Разными путями – когда мирными, а когда и не очень – Российская империя объединила под своим скипетром двести различных народов, и все они благополучно дожили до наших дней, а вменяемая часть их элит вошла в состав нашей элиты. Как там у Пушкина: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык, и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык. И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал…». И ведь лучше не скажешь. А там, где уже есть двести народов, вполне уместятся еще двадцать-тридцать. Хочется верить, что Брестские соглашения запустят интеграционный процесс, который за три-четыре поколения создаст единое политическое и экономическое пространство от Лиссабона до Владивостока, с сохранение всех обитающих там народов. И противостояние с янки тут должно быть только в формате «чтобы к нам не лезли». Сами мы и не должны пытаться лезть к ним, ибо ничего хорошего из этого не получится.
– А если наша затея с Брестскими соглашениями провалится, Европа окажется втянутой в междоусобные войны, и в итоге на запах вкусного в Старый Свет явятся американские банкиры и политиканы? – спросила императрица.
– Тогда, – ответил канцлер, – обстановка в этом Старом Свете осложнится до крайности. В отличие от русских, янки распространялись по своему континенту, уничтожая все на своем пути. От коренных обитателей североамериканских пространств остались загнанные в резервации жалкие ошметки. И точно так же они будут действовать и в объединенной ими Европе. Ничего личного, только бизнес. Оптимальный, с их точки зрения, исход этого процесса – размен Европы на Россию, чтобы в мире не было ни того, ни другого, а остались бы только Североамериканские Соединенные Штаты.
– Нерадостную картину вы мне тут нарисовали, – вздохнула Ольга, – но оснований не верить сказанному вами у меня нет. У меня только один вопрос. Если мы сами не должны лезть к янки, то как же воспринимать желание моего дядюшки Вилли устроить колонизацию Аргентины, Парагвая, Уругвая и прочих южноамериканских стран с умеренным климатом?
– А ну его! – махнул рукой канцлер. – Ваш дядюшка такой живчик, что мне все время хочется видеть, чем заняты его руки. А то и до беды недалеко. Лично мне кажется, что эта затея с южноамериканскими колониями потерпит неудачу из-за значительной удаленности театра военных действий от Германии. Тут даже не военный флот важен, ибо янки кинутся в драку далеко не сразу, а торговый. Действующую группировку необходимо снабжать, доставлять к ней подкрепления, а обратными рейсами вывозить в Рейх плоды той земли, чтобы каждый немец видел, что жить стало лучше, жить стало веселее. Сумеет Тирпиц обогнать Британию по транспортному тоннажу – будет немцам счастье, не сумеет – вся эта затея угаснет как бы сама собой.
– И все же есть у меня предчувствие какой-то большой неприятности… – сказала императрица. – Боюсь я, что подавление венгерского мятежа выльется в такое же кровавое безобразие, как и события во времена моего прадеда. Пружина межнациональной ненависти усилиями милейшего старичка Франца-Иосифа взведена там до упора. Кстати, а не получится ли так, что в тамошние дела вмешаются североамериканцы?
– Не думаю, что это возможно, – пожал плечами Одинцов, – пока еще их манифест очевидной судьбы распространяется только на страны Нового Света. Мыслить в общемировом масштабе они начнут несколько позже. И все-таки в одном я с вами согласен: Франц Фердинанд – ключевой персонаж нашей европейской истории, которого требуется беречь, холить и лелеять, если мы и в самом деле хотим осуществить мягкий и полюбовный распад лоскутного одеяла. Гениальный же шаг – заранее обозначить будущие независимые страны и тем самым заткнуть рты всем отчаянным крикунам из рядов национальной интеллигенции. Недовольными в такой конфигурации могут остаться только венгры, желающие властвовать над всеми окрестными народами, но эти устремления не приведут ни к чему хорошему, ибо венгерские магнаты презирают славян, румын, и даже немцев, и те платят им за это лютой ненавистью. Оскорбительное пренебрежение – вполне законный повод для национально-освободительной борьбы. Венгрия, в широком смысле этого слова, уже давно была беременна кровавой смутой, и наша задача – свести это безобразие к минимуму.
Императрица нахмурилась.
– Ты мне одно скажи, Павел Павлович, – сказала она, – если между венграми и хорватами и в самом деле разгорится серьезная война, я должна буду отдать своему Сашке приказ двигаться на Будапешт, чтобы поотрывать там все глупые головы?
– Такой приказ может быть отдан только при соблюдении двух условий, – с серьезным видом ответил Одинцов. – Первое – просьба самого Франца Фердинанда оказать помощь в полном подавлении мятежа или его безвременная смерть от руки наемного убийцы. Второе – зверства венгерского гонведа против мирного сербского, да и хорватского населения. Хоть венгры – это не турки, но недалеко от них ушли. В сравнении с ними и немецкая солдатня иногда выглядела чистыми и невинными детьми. А вот убийства безоружных, особенно массовые, производящиеся с целью устрашения, пресекать следует сразу, с отрыванием виновных голов и насаживанием их на колья. По-другому никак. А если Франца Фердинанда и в самом деле убьют задолго до его естественного срока, то на этот случай между главами Российской, Британск