В ответ господин Новиков пожал плечами и сказал:
– Нет, не получится. Приняв титул Воеводы Сербского, ты принесешь вассальную присягу уже не австрийскому императору, а своей сестре, ведь земли, с которыми он связан, уже уступлены в состав Сербии. И вообще, Франц Фердинанд умный человек, и должен был догадаться, что с такого хода следовало начинать комбинацию, а не хвататься за него в тот момент, когда дела пошли совсем не так, как ему хотелось бы. Быть может, если бы он уступил тебе эту должность еще до начала боевых действий, то и части регулярной имперской армии, попившие у нас немало крови, воздержались бы от выступления на стороне мятежников. Мы, конечно, показали петушащимся австрийцам, кто нынче настоящий хозяин в европейском курятнике, но хотелось бы, чтобы потерь в ходе этой операции было поменьше, причем со всех сторон.
– А что у Франца Фердинанда пошло не так? – с наивной непосредственностью спросил я. – Ведь его план исполнился в полном объеме, венгерское правительство взбунтовалось ровно в тот момент, как и задумывалось, и теперь его руки развязаны для всех необходимых преобразований в государстве.
– Не все так просто, Георгий, – покачал головой господин Новиков. – Франц Фердинанд рассчитывал справиться с мятежом собственными силами, при поддержке самых широких слоев населения своей державы, но оказалось, что никакой державы в его распоряжении уже нет, а есть лишь набор территорий, скрепленный надетыми на его голову коронами. С воодушевлением его действия восприняли только в Хорватии, Венгрия от них сразу же дружно взбунтовалась, а все прочие территории сделали вид, что их все это не касается, а сами по-тихому скрутили в кармане фиги за то, чтобы Австро-Венгерская империя распалась не через двадцать лет, а прямо сейчас. Уж они-то от этого ничего не потеряют. Вот и получается, что разжиревшее государство Габсбургов держалось только на консерватизме и упрямстве старого вампира Франца-Иосифа, которого пусть даже и не любили, но хотя бы боялись. И теперь, когда его не стало, каждый как-то сразу стал сам по себе. Того и гляди найдутся «поторапливатели», желающие, чтоб Франц Фердинанд поскорее испустил дух – и во тогда они, обиженные и оскорбленные, развернутся во всю широту своей европейской души.
– Жаль, – со вздохом ответил я, – из всей этой венской габсбургской компании Франц Фердинанд самый приличный персонаж, и если нашему государству противопоказано хватание кусков с несербским населением у всех ближних соседей, то лучше бы в Вене, скрепляя мнимое единство умирающей империи, сидел именно он, а не кто-нибудь другой. Без него Австро-Венгрия рухнет, и все желающие бросятся делить оставшиеся от нее территории. И вот тогда нынешняя война с венгерскими мятежниками за национальное размежевание может показаться нам веселыми весенними маневрами.
– Вот именно, Георгий! – усмехнулся господин Новиков. – И как раз по этой причине специально назначенные люди тщательно следят за благополучием нашего австрийского приятеля. Не дай Бог чихнет не вовремя. И, кстати, о Воеводине… Имей в виду, что восточная часть этого территориального образования заселена румынами, а еще вместе с ним ты получаешь значительное немецкое меньшинство. А это совсем нехорошо для той компактной и этнически монолитной Сербии, которую мы хотим построить вместо громоздкой и неуклюжей Югославии имени твоего брата Александра. Ведь румыны и немцы – это не болгары и хорваты, их испорченными сербами уж точно не назовешь.
– Вы считаете, что мы должны передать восточную часть Воеводины в состав вассальной вам Румынии? – встревоженно спросил я. – Боюсь, что такую расточительность в Сербии воспримут с величайшим раздражением и непониманием, и наши доморощенные пророки начнут говорить, что я отдаю даже то немногое, что сербам удалось получить от ваших хитрых комбинаций.
– Я не говорю, что вам нужно что-то отдать, – покачал головой господин Новиков, – просто вам с Еленой и господином Джоржевичем надо будет хорошо подумать над тем, как избежать внутреннего раскола вашей Сербии из-за наличия в ней национальных меньшинств. Как раз для этого вам головы и даны, а не только для того, чтобы в них есть. На этом, пожалуй, все.
Вот и поговорили… даже и вправду голова заболела. Впрочем, и в самом деле, мне стоит перестать изображать из себя статиста, набирающегося впечатлений при русском штабе, а отправляться в Белград и решать со своей сестрой вопрос здешних румын и немцев. Ведь не скажешь же этим людям, что они никому не нужны на этой земле, а потому должны собирать свои вещи и убираться прочь. И поменять их, как в случае с Хорватией, ни на что не получится, ибо нет в составе Румынии земель с сербским населением. Остается надеяться только на то, что нам с Еленой все же удастся решить этот вопрос самым благоразумным способом. Самое главное, чтобы хвать чужие куски не вошло у нас в привычку, а то некоторые политические круги, жестко обломленные с захватом Македонии и возможностью поглощения Хорватии, начали поговаривать, что Сербии, во что бы то ни стало, требуется присоединить к себе… Албанию, только что получившую независимость после краха Османской империи. И эти фантомные желания великосербских империалистов тоже будут нашей с сестрой головной болью.
7 ноября 1907 года, утро, Российская империя, Санкт-Петербург, Петербургская сторона, Лахтинская улица 3 (доходный дом), квартира 44.
Поэт, литератор и философ Александр Александрович Блок
Хорошо написал в свое время Тютчев: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». И это как раз про нас, свидетелей и очевидцев конца старого мира. Это только невнимательному и неосведомленному человеку, грубому профану может показаться, что окружающая нас действительность продолжает развиваться по прежним законам. Нет и еще раз нет! В существовании нашего мира произошел переворот, коренной слом – и все старое, отжившее с неудержимой силой заскользило в тартарары и рассыпалось в прах от дряхлости, а на опустевшем месте из-под голых камней и песка стало пробиваться нечто новое, злое и колючее, сделанное из острого железа и меди. Так на пепелище прошлого мира из праха былых надежд возрождается птица Феникс…
Сейчас еще непонятно, до какого размера вырастет злой и голодный птенец. Даже не достигнув своей полной зрелости, это создание выглядит могуче и кровожадно. Совсем недавно его жертвой пал несчастный турецкий султан Абдул-Гамид. Встопорщенные на шее медные перья, распахнутый кривой клюв из отточенной оружейной стали, гортанный клич, стремительный удар – и просуществовавшая пятьсот лет Османская империя без лишних судорог упокоилась в бозе. Такова наша нынешняя реальность: Больной Человек Европы безвозвратно мертв, и матереющий на глазах птенец птицы Феникс, жадно урча, под бурные аплодисменты плебса клюет его еще теплый труп. «Враг разбит и полностью уничтожен, – вещают нам российские газеты, – потери меньше плановых. Константинополь – наш, и останется таковым навсегда». Если это только самое начало царствования императрицы Ольги, то что будет потом? Российская империя поглотит всю Европу или же сразу весь мир?
Тех, кто может видеть истинную суть вещей под ветхим покровом обыденности, с самого начала не ввел в заблуждение невинный облик взошедшей на трон молоденькой девчонки, туго затянутой в черное траурное платье. Уже тогда в ее руках, гортанно клекоча, уютно устроился маленький, еще неоперившийся птенец Прекрасной России Будущего. Эта хищная птица была вскормлена кровью и плотью гвардейских офицеров, поднявших мятеж в самом начале нового царствования, на прокорм ей отдавали мздоимствующих чиновников и проворовавшихся подрядчиков, в ее пользу были направлены денежные потоки национализированной хлебной торговли. Миллионы кричали грядущему будущему «Аллилуйя» и «Славься», и только немногие, напуганные этим ужасным явлением, бежали из России. Слабые изнеженные люди не поняли и не приняли суровой простоты, проповедуемой юной императрицей и ее соратниками, а потому их вымело из нашего Отечества суровыми ветрами перемен.
По счастью, я нашел в себе силы взглянуть в лицо неизбежному и остаться. Жизнь наша в последние годы царствования императора Николая дошла до такой крайности, что дальше – только суровый перелом или свирепая гибель всей России. «Так дальше жить нельзя! – говорили мы, не понимая, как жить можно и нужно. – Кругом тлен, обман, воровство и начетничество, и над всем этим, как злой дух, витает призрак господина Победоноцева».
Но вот пришло время перемен; злого гения России, которую мы потеряли, в числе прочих склевал железный птенец птицы Феникс – и вдруг, несмотря на все творящиеся вокруг ужасы, стало легче дышать. Да и ужасы у нас тоже кому как – кому ужасные, а кому не очень. Если в прежние времена в какой-нибудь губернии случался неурожай и начинали голодать мужики, то деньги на спасение погибающих невинных душ доброхоты по копеечке собирали со всего мира. И то помощь не успевала или небрежением ответственных лиц гнила в амбарах или прямо в вагонах, не доходя до голодающих.
Теперь главным доброхотом в таких случаях выступает частно-государственная корпорация «Росзерно» – ужасный монстр, утыкавший всю Россию своими элеваторами, зерноссыпными пунктами и селекционными станциями. Их отделений нет, кажется, только на Чукотке. Неурожаи, или, как говорили прежде, недороды, у нас еще случаются, врать не буду, но только за последние три года, голоду от них, собственно, и не было. Помогают теперь страдальцам не по копеечке, а эшелонами. Это с одной стороны, а с другой беднейших крестьян вербуют для переселения на пустующие земли Сибири и Приамурья, а также на многочисленные стройки Империи, будто грибы после дождя возникающие за Уралом. «Деньги – ничто, зато люди – все», – в духе князя Потемкина-Таврического говорит молодая матушка-императрица, и птенец птицы Феникс радостно клекочет из ее рук. Младенец, который сегодня не умер от голода, через двадцать лет станет его солдатом, еще дальше на юг, запад и восток раздвигающим государственные рубежи… И таких младенц