– Итак, господа Совет, – сказала Ольга, зачитав телеграмму профессора Иванова, – дело ясное, что дело темное. Три недели непрерывного ожидания доведут до истерики любого нормального человека! А если добавить к этому еще два дня – когда все уже будет предрешено, но ничего не известно, то тут я и вовсе могу сойти с ума… – Голос ее чуть дрогнул; она на мгновение прикрыла глаза рукой, пытаясь справиться с паникой.
– Ольга, – строго сказал канцлер, – в наиболее вероятной зоне падения тунгусского астероида между сороковым и шестидесятым градусами северной широты восемьдесят процентов земель имеют совершенно бросовый характер и заселены не гуще, чем тунгусская тайга. Думаю, что и в этот раз ба-бах будет красивым, громким и абсолютно безвредным…
– Павел Павлович! – воскликнула императрица. – В этой самой полосе от сих до сих укладывается вся Европа, включая самые густонаселенные и важные губернии нашего Богоспасаемого Отечества, а также земли дружественных нам болгар и сербов. Если Всевышний разгневан на человечество, он непременно ударит Нас по самому больному месту. Такая мысль пришла мне в тот момент, когда, помните, дядя Вилли витийствовал по поводу того, что Творец, разгневанный безобразиями, которые устроили потомки Марианны, схватит первый попавшийся камень, да как жахнет по Парижу с такой силой, что этот удар затмит гибель Помпеи… Я не германский кайзер, и не хочу массовой гибели людей, особенно с такой вот поучительной целью в назидание человечеству. Любые погибшие ранят меня смертельно, даже если это будут французы, которых принято считать никчемными.
– В нашем прошлом, – сказал князь-консорт, – Господь, стало быть, не гневался на человечество и ударил по ни в чем не повинной тунгусской тайге, а здесь, где все гораздо лучше, вдруг переменил свое мнение? Советую тебе, моя дорогая, поменьше слушать твоего дядюшку Вилли, ибо язык его иногда несет то, что однажды доведет его до беды. Верь мне.
– Я тебе верю, Сашка, – сказала императрица, – но все равно мне как-то неуютно. Ведь были уже и всемирный потоп, и семь египетских казней, и пророчество Иоанна Богослова, иначе именуемое Апокалипсисом. А вдруг сейчас снова, и уже окончательно?
– Что касается Иоанна Богослова, – скрывая улыбку, сказал князь-консорт, – то если бы ему, бесхитростному уроженцу первого века от рождества Христова, показали войну начала века двадцать первого, то он счел бы ее концом света, тем самым Апокалипсисом. А на самом деле, конечно, страшно до жути, особенно если бьют не по тебе, имеющему возможность защититься, а по бессильным и беспомощным гражданским: детям, женщинам и старикам, но никаким концом света на самом деле это не является. Обычная человеческая мерзость, когда люди гибнут за металл.
– Сашка! – воскликнула императрица, – но люди гибнут за металл не сами по себе, а из-за козней Сатаны!
– Ольга, – сказал Одинцов, – это Творец Всего Сущего предвечен и един для всех, а Сатану в каждом случае мы сами создаем из себя своей ленью, алчностью, жестокостью, гордыней, равнодушием, похотью, завистью и злобой. И чем больше группы людей, предавшихся этим порокам, тем могущественнее злые силы… Это поклонники зла готовы убивать без счета, а Господь желает скорее обращения и покаяния грешника, чем его физического истребления. С тех пор, как мы с тобой взялись за свою работу, мера зла, голода и нищеты в этом мире значительно уменьшилась, и нет такой причины, из-за которой Господь мог бы сейчас строить планы возмездия. А то, что тогда наговорил твой дядя Вилли, скорее характеризует его самого. Вот кто склонен к самым быстрым и неверным решениям, которыми, вперемешку с благими намерениями, вымощена дорога в ад…
– Ладно, забыли! – сказала императрица, тряхнув головой. – Я снова нормальная, и со мной можно иметь дело. А теперь хотелось бы спросить, нет ли у вас, пришельцев из будущего, каких-либо технических средств, чтобы наблюдать полет этого астероида вне зависимости от того, засвечен он солнцем или нет? Помнится, еще в стародавние эллиотские времена мне рассказывали про установки, использующие лучи герра Радара или как его там…
Пришельцы из будущего переглянулись, потом адмирал Карпенко сказал:
– Есть такое средство и на «Быстром», и на «Трибуце», называется «обзорный радар ‘’Фрегат-М2’’». И если «Трибуц» сейчас на Цусиме, и вряд ли когда ее покинет, то «Быстрый» стоит на якоре в Кронштадте, и даже на ходу и с полной командой. Чтобы отправить его в поход, нужно заправить мазутом и котельной водой в перегруз – и вперед, туда, куда укажете. Командиром там сейчас капитан первого ранга Антон Петрович Никольский, весьма способный боевой офицер…
– Помнится, Сергей Сергеевич, – сказала Ольга, – этот «Быстрый» Степан Осипович (Макаров) перевел на Балтику походом вокруг Мыса Доброй Надежды еще весной пятого года вместе с «Ретвизаном» и «Цесаревичем»?
– Да, – подтвердил адмирал Карпенко, – в основном из-за его ракет «Москит». Случись у нас столкновение с Британской или Германской империей, когда «Гангуты» были еще не готовы, эти восемь ракет, тяжело повредившие или утопившие вражеские корабли первого ранга еще до линейного сражения, были бы нашему флоту серьезной подмогой. И только потом в дело вступили бы новейшие эскадренные броненосцы – добивать растрепанного и деморализованного врага. Кроме того, некоторые узлы и агрегаты «Быстрого» послужили примером для проектирования соответствующей начинки «Гангутов» – как, например, универсальная артиллерия или силовая установка.
– Это понятно, Сергей Сергеевич, – кивнула императрица. – И вот раз «Быстрый» здесь и на ходу, повелеваю ему заблаговременно отправиться в Гренландское море к кромке паковых льдов, и оттуда наблюдать первый акт космической драмы. И Нам будет спокойнее, и наука обогатится необычайно. Павел Павлович, вы хотите еще что-то сказать?
– Наша Академия Наук, – сказал Одинцов, – не обзавелась еще специальным астрономическим кораблем, плавучей обсерваторией, которая могла бы наблюдать астрономические явления не только в небесах нашего Богоспасаемого Отечества, но и в любой точке Мирового Океана. Поэтому предлагаю вместе с «Быстрым» направить в точку наблюдения наши новые линкоры «Петр Великий» и «Андрей Первозванный», а на них разместить не только делегацию наших астрономов и Санкт-Петербуржской обсерватории, но и всяких международных гостей из числа союзников по Брестскому Альянсу. Таким образом, мы, с одной стороны, сможем похвастаться нашими новыми железными игрушками, а с другой, показать партнерам по Брестскому альянсу, что мы ведем игру честно и ничего от них не скрываем.
– В этом предложении есть большое рациональное зерно, – сказал адмирал Карпенко. – В дни мира флот стоит демонстрировать потенциальному неприятелю и союзникам даже чаще, чем в дни войны. Только дальность у «Гангутов» не очень велика, да и для «Быстрого» этот поход будет на пределе запаса топлива, а потому вместе с отрядом необходимо посылать «Бориса Бутому», которого мы в тот раз перевели на Балтику вместе с «Быстрым», «Ретвизаном» и «Цесаревичем». Комплексный корабль снабжения, который может нести не только жидкое топливо, но и котельную воду, а также прочие запасы, будет в этом походе как нельзя кстати.
– Дядя Берти наверняка захочет включить в этот отряд свой «Дредноут»… – сказала императрица.
– Едва ли, – махнул рукой адмирал Карпенко. – Адмирал Фишер со своим любимым детищем при сопоставлении его с «Гангутами» и так выглядит как обкаканый. Первый раз вы его ткнули носом в это дело во время визита короля Эдуарда в Санкт-Петербург, второй раз – в Бресте, и вряд он снова захочет испытать это чувство. Сэр Уоттс, главный кораблестроитель британского флота, нахлобучку по своей тыковке уже получил. Так что делегацию кембриджских астрономов ваш дядя пошлет, а вот от демонстрации «Дредноута» воздержится. Не в его это интересах.
– В таком случае, – немного подумав, вымолвила императрица, – обсуждение можно считать законченным. Благодарю всех: и тех, кто принимал участие в обсуждении, и тех, кто молча мотал на ус, потому что с его делами астероид соприкасается только косвенным образом. Сергей Сергеевич, вы хотите еще что-то сказать?
– Выступать в поход следует где-то за неделю до предстоящего пролета астероида, следовательно, не позднее девятнадцатого июня, – сказал тот, – и соответствующие делегации подбирать уже по пути. Времени на подготовку осталось всего ничего, а значит, как говорил один литературный герой в подобных случаях, «цигель, цигель, ай-лю-лю»[36].
– Значит, быть посему! – кивнула императрица Ольга. – Павел Павлович, напишите господину Кутлеру (министр финансов) такую страшную бумагу, что внеочередной кредит на обеспечение этого плавания всем необходимым я повелела выдать немедленно и в полном объеме. Вперед и только вперед, время не ждет…
10 июня 1908 года, 10:15. Германская империя, Берлин, Королевский (городской) дворец.
Присутствуют:
Кайзер Вильгельм II Гогенцоллерн;
Статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц.
– Свершилось, мой добрый Альфред! – воскликнул кайзер, в невероятном возбуждении выхаживающий по комнате. – Гигантская комета-астероид летит прямо к Земле. Еще немного – и произойдет такой большой ба-бах, какого не случалось со времени Сотворения Мира. Все произойдет точно по расписанию: двадцать шестого июня – предварительное выступление в небе над Гренландией, а тридцатого – удар в любую произвольно взятую точку земной поверхности между сороковым и шестидесятым градусами северной широты.
– Но в этот диапазон укладывается вся территория Германии, – растерянно сказал адмирал Тирпиц. – Мой кайзер, я не понимаю, чему тут можно радоваться…
– Не понимает он! – сверкнул глазами кайзер. – Через девять дней из Петербурга в направлении Гренландии с целью наблюдать пролет астероида и составить представление о том, куда же он грохнется, выходит морская экспедиция: один крейсер из будущего и дв