– На острове Хиос… – ответила София. – Там я родилась. Моего друга звали Константин, и мы бродили с ним рука об руку по апельсиновой роще.
– Вы еще увидите его! – заверил Софию король. – И он вернет вам вашу душу… Рано или поздно – но так случится, графиня. Молите Бога, чтобы это случилось раньше – ради вас самой.
– Каждый день я прошу об этом Господа, – призналась ослепительная графиня Витт. Сейчас она была не наследницей призрачного константинопольского престола, обворожившей польского короля, а прежней Софией – отчаянно счастливой девочкой с острова Хиос. – Настанет день – и моя душа вернется ко мне…
Графиня Витт еще не знала, что ее душа вернется к ней в щедром к странникам городе Париже, где она встретит того, о ком не смела и вспоминать. В Париже Софию ожидала встреча с Константином Ригасом.
Глава 5В садах Версаля
Сады Версаля были так прекрасны, что София впервые забыла об апельсиновых рощах острова Хиос. Бесконечная перспектива, тянувшаяся от королевского дворца, далекая дымка, в которой тонули фонтаны и безукоризненно правильные цветники и клумбы, закат, заливавший своим ветреным сиянием малый Трианон, гравий, нежно и сладко хрустевший под ногами – все это бережно врачевало израненную память Софии. Она была беззаботно, отчаянно весела – бродила по аллеям Версальского парка под руку с королевой Франции Марией-Антуанеттой или Дианой де Полиньяк, принимала комплименты графа Прованского и графа д'Артуа, отвечала на любезные приветствия Людовика XVI. Юзеф Витт сначала покорно следовал за своей супругой, а затем пустился во все тяжкие, заливая свое унижение вином в компании любезных французьких кавалеров.
17 ноября 1781 года София родила Юзефу сына, которого окрестили в парижской церкви Сен-Эсташ и назвали Яном, в честь деда, но между ней и сыном сразу же встал муж. Юзеф Витт неожиданно взбунтовался и не позволил молодой жене привыкнуть к мальчику. Супругу, привыкшему играть вторые роли, показалось, что он сыграл их достаточно и пришло время для самостоятельной партии. Шляхетская гордость бушевала в Витте – слишком долго он терпел свое унижение, слишком долго позорно таскался за этой высокомерной красавицей из города в город, из страны в страну. Теперь Юзеф решил, что его сиятельной супруге пора платить за успех при польском дворе и неожиданную приязнь короля Станислава-Августа. Гречанка отдаст ему сына. А дальше – пусть остается беззаботной красавицей, меняющей страны так же легко, как платья и украшения!
На крестинах в церкви Сен-Эсташ София не могла сдержать слез – она понимала, что Юзеф объявил ей войну, что отныне придется воевать с мужем за каждую улыбку малыша, унаследовавшего черные, греческие глаза матери и широкий, упрямый славянский лоб отца. Она отчаянно прижимала ребенка к себе, и только угрожающий взгляд Юзефа заставил ее ненадолго передать мальчика мужу. Готический собор Сен-Эсташ с его камнем, истонченным, как кружево, и торжественным полумраком, в котором вспыхивали лишь огоньки свечей-подношений в хрупких стеклянных сосудах, наполнил душу Софии воздухом смирения. Гречанка, привыкшая к мозаикам православных соборов, где все было подчинено одному торжествующему свету – золотому, смиренно впитывала строгий католический сумрак. Ее сын рожден католиком, но граф Сен-Жермен обещал наверняка, что другой ее ребенок станет православным и унаследует константинопольский трон. Обещаниям Сен-Жермена София привыкла верить, но разве она могла отдать Юзефу Витту сына, чье тепло ощущала телом и сердцем?
– Я не отдам тебе Яна! – сказала София, когда они вышли из собора. Горничная с ребенком шла чуть позади, а супруги Витты тщетно пытались решить участь малыша, который в это время заливался отчаянным плачем.
– Этот ребенок – мой! – заявил Витт. – Ты заплатишь им за наш брак и за древнее имя, которое носишь! Ты стала графиней Витт, но запятнала мою честь! Теперь ты расплатишься – сыном!
– Ты не сможешь забрать Яна… – еле сдерживая отвращение к Юзефу, сказала София. – Я обращусь за помощью к королю Речи Посполитой. Его Величество Станислав-Август не откажет мне…
– Плевать мне на короля! У нас каждый сам себе король в Речи Посполитой! Была бы сабля и честь! Да и сможет ли этот москальский ставленник усидеть на троне в Варшаве?! – в пристальном взгляде Юзефа София прочла лютую и деятельную ненависть. – Шляхта лишит Понятовского трона, а сиятельный князь Чарторыйский не слишком к тебе благоволит. Ян останется у меня – я отвезу его в Каменец-Подольскую крепость. Благодаря тебе и твоим друзьям, душа моя, я стал ее комендантом и генералом! Я выращу Яна настоящим поляком!
– Понятовского поддержит императрица Екатерина, – в отчаянии воскликнула София. – Твоя мятежная шляхта бессильна против армии Российской империи! Сын останется у меня – я отвезу его в Россию!
Этот бесполезный спор прервал человек, внезапно оказавшийся на пути у супругов Витт. Он словно отделился от портала готического собора, вынырнул из торжественного католического сумрака. Фигура этого человека показалась Софии странно знакомой, но когда он преградил ей путь, графиню Витт, словно письмо, наконец-то достигшее цели, пронзил его взгляд, – радостный, растроганный, наполненный вином и медом ее беззаботного детства. На узкой улочке, примыкавшей к церкви Сен-Эсташ, дорогу Софии преградил Константин Ригас…
Сколько раз она представляла себе эту встречу, и теперь оказалась совершенно беззащитной перед ней! Сколько раз ей снился остров Хиос, апельсиновые рощи и далекий, ритмичный, как стихи, рокот моря… Сколько раз вспоминала, как ее обманом увезли с острова, пообещав, что Константин обязательно присоединится к ним в Константинополе! В Истамбуле она еще долго ждала Константина – ждала до тех пор, пока фанариот, оказавшийся графом Сен-Жерменом, не объявил, что Ригас находится в повстанческом лагере в горах Пелопоннеса и не вернется за ней в принадлежащий Оттоманской Порте город. Тогда София поняла, что Константин променял их любовь на политическую борьбу и, вместо того, чтобы надеть обручальное кольцо на руку суженой, принял от братьев-гетеристов перстень с изображением кентавра Хирона.
Как часто София называла Константина предателем и не могла простить ему этого выбора! Но женщина, отвергнутая ради родины, теперь сама служила матери-Элладе. Она стала графиней Витт, а он был по-прежнему свободен и, не считая случайных подруг, не имел иной нареченной, кроме Эллады. София сделала несколько шагов навстречу Константину и не устояла на ногах – Ригас подхватил ее и, пока не опомнился Юзеф, успел вложить записку в руку былой подруги… «Мне нужно встретиться с тобой, София», – по-гречески прошептал Константин.
В ту же ночь София незаметно выскользнула из дома. Она пришла в дешевую гостиницу на Монмартре, которую назвал Константин, постучала в дверь скромной комнаты. А потом сделала шаг навстречу тому, кого так долго и безнадежно ждала…
Глава 6Возвращение Константина Ригаса
– Как ты мог предать меня, Константин? – спрашивала София у Константина Ригаса, лежавшего рядом с ней на убогой гостиничной постели. – Это они велели тебе сделать так? Но почему ты послушался их – а не своего сердца? Или у тебя вовсе нет сердца?!
София хотела задать этот вопрос в первую минуту их встречи, но не смогла. Ригас торопливо, как будто хотел напиться, прильнул к губам своей былой подруги, и пани Витт позабыла все те упреки, которыми хотела осыпать его и, словно надежное оружие, держала наготове. Она рухнула рядом с ним на постель, по французскому обычаю занимавшую добрую половину тесной комнаты, и опомнилась только тогда, когда угас пыл и жар этой немыслимой встречи, которую София ждала много лет. Она прижимала к себе стриженую голову Константина и вспоминала, какие мягкие и шелковистые волосы у него были когда-то – там, в апельсиновых рощах острова Хиос…
Ригас очень изменился. «Вырос…», – сказала про себя София. На острове Хиос она оставила мальчика – теперь рядом с ней лежал мужчина. Черты лица стали жесткими, около глаз появились морщины, огрубели руки, а кожу словно навсегда обожгло солнце. София не помнила его таким и теперь как будто узнавала заново. Да и он с трудом узнавал в редкостной, удивительной красавице, переступившей его порог, хорошенькую девочку, по которой так тосковал когда-то…
– Ты пахнешь полынью… – прошептала София, прижимаясь лицом к плечу Константина. – Полынью, которая растет на горных склонах… В этот запах словно подмешали печаль.
– Я не предавал тебя, София! – оправдывался Ригас. – Я – мужчина и должен был послужить родине. Люди Гетерии пообещали, что я еще увижу тебя. Они предложили мне кольцо с изображением кентавра Хирона, и я не смог отказаться.
– Но ты мог разыскать меня, дать мне знать… Я так ждала тебя в Константинополе!
– Клянусь Элладой, София, я не знал, где ты…
– Но как ты нашел меня сейчас?
– Братья рассказали мне, где искать тебя. К нам в лагерь приходил фанариот, называвший себя Ракоци…
– Ракоци, Монфера, Сен-Жермен, я знаю этого человека… – София еще теснее прижалась к Ригасу, как будто боялась, что он исчезнет, растает в воздухе, словно сон, увиденный под утро. – Сен-Жермен во всем помогает мне. Он дал мне письмо к королю Речи Посполитой и к Диане де Полиньяк, которая познакомила меня с королевой Франции.
– И он велел тебе выйти замуж за этого глупца Витта? Зачем ты вышла за него, София?
– Витт помог мне, Константин! – София почувствовала, что сейчас придется оправдываться ей самой. – Твоя премудрая Гетерия бросила меня на произвол судьбы, родители погибли во время пожара, наш кабачок в квартале Пера сгорел дотла, и фанариот, называющий себя Ракоци и Сен-Жерменом, ничем не помог мне тогда! Я нашла приют в посольстве Речи Посполитой…
– Где полюбила этого негодяя Боскампа – от страха остаться одной… – продолжил за нее Константин.
– Не тебе судить меня! – София отстранилась от Константина, разомкнула горячее, сладкое кольцо его рук. – Все вы, патриоты Эллады, бросили меня, позволили убить моих родителей! Что вы делали в ту страшную ночь, когда я пришла на пепелище и поняла, что у меня больше нет близких?!