Во время последних ремонтных работ была ликвидирована главная опасность: отсутствие в Озю воды. Сначала выкопали глубокий колодец, правда, вода в нем оказалась горькой, как крымская соль… Тогда французские инженеры предложили устроить внутри крепости водоем из нескольких углублений, которые летом наполнялись с помощью дождевой воды, а зимой – снегом. Наконец от двух колодцев, находившихся вблизи паланки Капудан Хасан-паши, провели под землей глиняный водопровод. Под толщей земли находились огромный пороховой склад и арсенал.
Крепость Озю являла собой неправильный удлиненный четырехугольник. Узкой, восточной, стороной она примыкала к лиману, а три другие, обращенные в степь, представляли собой мощные каменные стены с нагорным ретраншементом. Линия редутов уходила далеко в степь. В южной части Озю находилась пятиугольная цитадель, возвышавшаяся перед Кылбурном над высоким откосом лимана. Предположительно крепость Озю была неприступна, но князь Потемкин счел штурм возможным…
Напрасно осторожные советчики напоминали князю о том, что гарнизон Очакова насчитывает 20 тысяч бойцов, а в артиллерийском арсенале крепости – 400 мортир и пушек. Циклоп отвечал «доброжелателям» снисходительной насмешкой. В лагерь русской армии под стенами Очакова князь прибыл с красавицей гречанкой и другими своими приближенными из разных племен и народов – греком Алексиано, запорожским казаком Антоном Головатым, американским пиратом Полем Джонсом и испанским моряком Хосе де Рибасом. Все эти люди верно служили Циклопу и были уверены в том, что турецкая твердыня рано или поздно будет побеждена.
Советники предупреждали князя и о том, что остров Березань со своими пушками позволяет принимать с моря турецкие корабли, а в селении Гаджибей находятся провиантские склады противника.
«Возле Аккермана стоит сераскир-паша с пятью тысячами янычар, в Бендерах – еще 12 тысяч турок и в Хотине – шесть тысяч…», – напоминали князю осторожные друзья. Но Циклоп был непреклонен в своем решении взять крепость Озю и открыть русской армии выход к Черному морю. Греческая красавица, сорви-голова из Гетерии Алексиано, запорожский казак, американский корсар и испанский моряк во всем вторили Потемкину. Впрочем, императрица Екатерина не выказывала сомнений в победе русского оружия. Екатерина не сомневалась в военной удаче Потемкина. По-настоящему ее беспокоило только одно – присутствие в русском лагере графини Софии Витт, мужа которой Потемкин пожаловал генеральским чином и отправил в Каменец-Подольскую крепость.
Под стенами Очакова собрались храбрецы и честолюбцы. Все они, как один, претендовали на высокие чины и не хотели никому повиноваться. Потемкин и его подчиненный генерал-аншеф Суворов тратили неимоверные усилия, чтобы везти «русский воз» в какую-нибудь одну сторону…
Шотландец Джон-Поль Джонс начал свою морскую службу на бригантине «Два друга», которая перевозила в Америку из Африки «черный товар» – то есть рабов из Африки. Но перевозить в Новый Свет этих несчастных Джонсу никогда не нравилось. Поэтому, при первом удобном случае, он поступил в английский королевский военный флот и получил первое офицерское звание. В это время шла война с мятежными английскими колониями, которые, по мнению англичан, нагло назвали себя Соединенными Штатами Северной Америки и провозгласили свою независимость от английской короны. Сначала Джонс тоже считал американцев наглецами, но потом – неожиданно для английского командования – перешел на их сторону. В шотландском моряке сидел бунтарский дух, который сделал его американским морским офицером.
Американский конгресс присвоил Джонсу звание лейтенанта и доверил командование первым кораблем американских военно-морских сил «Альфред». На этом корабле впервые был поднят звездно-полосатый флаг мятежных Северо-Американских Штатов. Уже через год Джонс стал командиром корвета «Скиталец», который приводил в ужас, слезы и трепет все побережье Великобритании. В 1776 году Джонс сжег суда в гавани Уайтхейвен, а на обратном пути в Америку захватил с собой английский фрегат «Дрейк». Король Великобритании Георг ІІІ издал указ повесить «этого негодяя шотландца Джонса», причем дважды: «за шею – для лишения жизни и за ноги – для позора».
Указ английского короля заставил Потемкина и Екатерину заинтересоваться «наглецом Джонсом». «Этот храбрец поможет нам войти в Константинополь», – решил Циклоп.
Екатерина согласилась с Потемкиным и предложила Джонсу звание генерал-майора – если только он перейдет на русскую службу. Моряк, приговоренный английским королем к двойному повешению, не замедлил согласиться.
Еще до прибытия Джонса в Санкт-Петербург Екатерина написала Потемкину под Очаков, что посылает знаменитого корсара на Юг. «Сей человек весьма способен в неприятеле умножать страх и трепет; его имя, чаю, вам известно; когда он к вам приедет, то вы сами лучше разберете, таков ли он, как об нем слух повсюду», – лукаво улыбаясь, диктовала Фике статс-секретарю Храповицкому. В ожидании Джонса Суворов писал Потемкину: «Всемогущий Бог да благословит предприятия Ваши! Это, конечно, милостивый Государь, Пауль Ионе, тот американец, который опасно, что б и нас, трубадуров Ваших, не перещеголял».
По прибытии в Херсон новоявленный русский флотоводец Поль Джонс не замедлил поднять свой флаг на линейном корабле «Святой Владимир». Русская эскадра американца состояла из двух линейных кораблей, трех фрегатов и восемнадцати вспомогательных судов. Американский корсар умудрялся добывать самую четкую и верную информацию о передислокации турецких кораблей. Он получал эти сведения от своего былого «коллеги» – итальянского корсара Ламбро Качони.
Качони при помощью своих 16 кораблей, получивших патент на право плавания под российским флагом, держал под контролем всю акваторию Понта Эвксинского. Бывший пират довольствовался щедрым жалованьем, которое предоставила ему русская императрица, и охотно занимался разведкой. Словом, итальянец и американец хорошо спелись – во славу русского оружия.
Вместе с первыми восторгами появились и первые разочарования. Однажды Суворов попросил контр-адмирала Поля Джонса прислать ему несколько судов для охраны Кинбурнской крепости. Джонс занял оборонительную линию у Глубокой пристани и отказал Суворову. Обиженный Суворов написал Потемкину: «Поль Джонс – порядочная свинья. Едва начали, как он порадовал меня своей обороной».
Однако, когда в июне состоялось первое морское сражение у стен Очакова, Суворов охотно простил шотландца. Турецкая эскадра атаковала русскую, но потерпела поражение. Три судна взлетели на воздух, а остальные ретировались под защиту крепостных пушек Очакова. За первую победу на лимане Екатерина отметила новых русских офицеров высокими наградами: принца Нассау-Зигена – орденом Святого Георгия 2-го класса, бригадира Рибаса – Святого Владимира 3-й степени, контр-адмирала Мордвинова и Пола Джонса – орденами Святой Анны. Грек Алексиано был пожалован в контр-адмиралы. Вскоре после морского сражения в гости к Полю Джонсу прибыли запорожцы во главе с другом детства князя Потемкина – запорожским казаком Антоном Головатым.
Глава 2История Антона Головатого
«Добридень, коханий! Дякувати Богові, все в мене добре. Чекаю на тебе, а тебе все немає і немає…»[20], – письма, начинавшиеся с этих слов, куренной атаман Запорожской Сечи Антон Головатый получал при каждой оказии. Их передавали братья-запорожцы, знавшие о том, что дома Головатого ждет любимая женщина, – та самая, из-за которой бывший киевский семинарист Антон Коваль попал на Сечь и променял былую, мирную жизнь на табак, трубку и саблю. Головатый вскрывал письмо, растерянно и нежно смотрел на беспомощные, неровные буквы, размытые слезами Ульяны, и тоска ожидания, до краев наполнявшая душу любимой, становилась и его тоской. И тогда, промучившись весь день и не найдя для бесконечно дорогой женщины слов утешения, он писал ей: «Чекай мене, рідна, чекай і я повернуся. Тільки коли це буде, мені невідомо. Перед нами турецька фортеця – треба її подолати. А москалi такi невдячнi – нiчого не вмiють, нiчого не роблять, тiльки лаються. И коли я iм її отримаю – зараз i повернуся додому»[21].
Разве мог тот, чья судьба зависела от воли начальства и военного везения, давать обещания и дарить надежду? Его возвращение было во власти казацкой удачи и приятеля детских лет – князя Потемкина. Но Потемкин взял с собой, в военный у стен крепости Озю, графиню Софию Витт, на красоту которой не мог надышаться, а Головатый жил в разлуке с Ульяной уже очень долго.
Ульяна была дочкой сельского священника, отца Григория, который некогда учил грамоте казацкого сына Антона Коваля. Отец Антона, Андрей Коваль, не пошел за Иваном Мазепой и встал под клейноды нового гетмана Ивана Скоропадского, воевавшего со шведами на стороне Петра Великого. После войны Андрей Коваль ушел на покой, обзавелся хозяйством, женился. Единственному своему сыну Антону герой Полтавской баталии решил дать образование и отвел подростка к отцу Григорию, но на пороге казацкого сына встретил не сам священник, а его темноволосая и темноглазая красавица дочь с нежным кругленьким личиком и заразительным смехом.
Антон влюбился мгновенно, едва переступил порог: с годами эта полудетская любовь не погасла, а разгорелась словно костер, в который ежеминутно подбрасывали поленья преданности и восхищения. Пока Антон и Ульяна были подростками, родители не обращали внимания на их взаимную привязанность. Но когда Антон вырос, а Ульяна стала невестой, отец Григорий не захотел отдавать дочь сыну сечевого казака.
– Другой доли я желал бы тебе, дочка, – вздыхая, говорил священник. – Казацкая кровь течет в жилах этого отрока. Он не сможет жить без войны и опасности. Он уедет, а ты останешься одна. Годы ожидания, бесконечная тревога… Ты состаришься у окна. Я не выдам тебя за казацкого сына.
– Я люблю его! – отвечала Ульяна. – И согласна ждать, сколько понадобится.