Ранним июньским утром на палубу корабля «Святой Владимир» с целью проверки и осмотра поднялся сам Григорий Александрович Потемкин. Появления контр-адмирала Поля Джонса Потемкину пришлось ожидать минут пятнадцать. Павел Жонес, как его называли в Петербурге, был одет не по полной форме, парик в спешке нахлобучил криво и, вдобавок, нимало не смутившись, дышал князю прямо в лицо чудовищным сивушным перегаром. Путая слова, с пересохшим ртом, контр-адмирал начал докладывать Потемкину, что ночью, желая точно знать расположение кораблей вражеского флота, он на легкой казачьей лодке обошел всю турецкую эскадру.
– На казацкой лодке? – удивленно переспросил Потемкин. – Позаимствовали лодку у Антона Головатого?
Шотландец понял, что сболтнул лишнее, и опустил голову, придумывая какую-нибудь отговорку.
– Дежурный офицер, – распорядился Потемкин, – потрудитесь предъявить мне кошевого атамана Головатого.
Через добрых пятнадцать минут пред разгневанным Потемкиным наконец-то предстал кошевой атаман собственной персоной – полусонный, с глазами заплывшими после вчерашней попойки, но вполне довольный собой. Впрочем, багровой опухолью заплыл глаз и у посланного за ним дежурного офицера.
– Наияснейший княже, – обратился к Потемкину Антон, дыхнув на Григория Александровича несколько меньшим перегаром, ибо его казацкое нутро более подходило для переваривания огненной малороссийской горилки, чем привыкший к шотландскому виски желудок Джонса, – кошевой атаман Головатый по вашему приказанию явился.
– Так что же вы, соколики, делали этой ночью? – строго спросил у друга детства Потемкин.
– Султанский флот обошли на чайках, для реко…ик-ик-гносцировки… – попытался ответить Головатый и тихо добавил: – Дякувати Богу, басурманы огонь не открыли.
– К самому флагману подошли на лодке! – гордо продолжил Поль Джонс.
Выслушав сбивчивый доклад контр-адмирала и кошевого атамана о совместных ночных действиях по изучению расположения вражеских кораблей, Потемкин взял подзорную трубу и посмотрел в сторону турецкого флагмана. На борту флагманского корабля турков черной масляной краской было написано: «FUCKING SHIT!».
– Что там написано? – лукаво улыбаясь, спросил Потемкин, для которого смысл надписи отнюдь не составлял секрета. Князь едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
– На флагмане написано… – встрял в разговор Головатый, – що цю посудину спалити треба.
– Так и написано? – тщетно пытаясь казаться серьезным, переспросил князь.
– Именно так, наияснейший княже, – продолжал врать Антон, – так и написано «Сжечь. Поль Джонс». Чтобы хлопцы знали, какую посудину вперед сжигать из пушек.
– На какой день намечено сражение? – уже не сдерживая смех, спросил Потемкин.
– На сегодняшнее утро, сэр! – браво отрапортовал бывший корсар Джонс и, переглянувшись с Головатым, расплылся в улыбке.
– Так что же вы медлите, вперед! – приказал Потемкин и добавил, обращаясь к Головатому: – Гляди, Антошка… Одержим победу, вернешься к Ульяне! В чести и славе, как хотел…
– Только похмелиться бы наперед надо бы, ваше сиятельство! – попросил Головатый.
– Похмеляйтесь скоро – и вперед! – приказал Потемкин.
Когда главнокомандующий отплыл с корабля, контр-адмирал приступил к решительным действиям. Правда, действовать в это утро было немыслимо трудно: голова раскалывалась от казацкой горилки. К тому же дул слишком слабый ветер. Первыми дали залп турки. Их ядра взметнули столбы воды у борта «Святого Владимира».
В ответ корсар ударил по кораблю «отважного крокодила» (так Джонс называл флагманский корабль паши Эски-Гассана) с левого борта. Корсару удалось развернуть корабль, и залпом с другого борта Джонс вынудил турок изменить курс кораблей прикрытия, из-за чего они сели на мель. Ветер к тому времени стих полностью. Поэтому, используя только течение, ловкий американский корсар развернул «Св. Владимира» носом к противнику.
Теперь его корабль имел минимальную площадь для обстрела турками и медленно приближался к кораблю «отважного зеленого крокодила». Когда до турецкого флагмана оставались десятки метров, Джонс смог еще раз развернуть корабль. Орудия левого борта «Св. Владимира» извергли на неприятеля свои ядра. На турецком флагмане начался пожар. Эски-Гассан бежал на шлюпке под защиту стен Очакова. Чтобы не сгореть заживо, турецкие матросы бросались в море – прямо через орудийные порты.
В шатер главнокомандующего контр-адмирал Поль Джонс явился в тот же день и торжественно отрапортовал о победе.
– А почему корабли не спалили – те, что на мель сели? – поинтересовался Потемкин.
– Штиль помешал, – лаконично ответил корсар.
– Гриць, – встрял в разговор Головатый, стоявший рядом, – морячки турецкие с тех кораблей на шлюпках отплыли, а главный их, Эски-Гассан, первым сбежал. А спалить турецкие корабли адмиралу дийсно штиль помешал.
– Вот и выручай собутыльника, – наигранно холодно произнес Потемкин, – казацким чайкам ветер не нужен. Или вы, ребятушки, только по пьяному делу храбрецы?!
Все турецкие корабли, что на мель сели, – сжечь. Хоть тресни, а сожги их!
В ту же ночь все севшие на мель турецкие суда были сожжены.
Ночью Потемкину доложили, что на корабле «Святой Владимир» опять идет попойка. Больше всех выпили контр-адмирал Поль Жонес и Антон Головатый. Антон подарил другу Павлу костюм запорожца, и шотландец, облачившись в казацкие шаровары, прогуливался по палубе, попыхивая люлькой. Вдвоем они попеременно горланили шотландские и украинские песни, а потом нетвердыми голосами беседовали об оставленных дома женщинах.
– Никому об этих вольностях не говорить, – приказал князь своему секретарю Попову, – наши герои заслужили небольшой отдых.
Между тем герои дневного сражения и не собирались отдыхать. Вдребезги пьяный Джонс рассказывал другу Энтони о том, что собирается в поход на Индию и придумал для этого великого похода корабль совершенно нового вида.
– Нет корабля лучше казацкой чайки! – ответил на это Головатый и уронил отяжелевшую голову на грязный стол. – И все ж таки, Павло, – пробурчал он, тщетно пытаясь подняться: «Вiзьми мене з собою у цю Iндiю. Тiльки не зараз, а коли я з Ульяною хоч рiк поживу».
– Возьму, Энтони, – ответил своему товарищу корсар. – Непременно! Ты мой лучший друг. А если не возьму – пусть меня поймают и повесят на нок-рее эти скоты – англичане.
– На Iндiю! – заорал Головатый. – Давай ще выпьем, Павло! Треба нам у поход i Гриця взяти – князя Потемкина.
Тiльки без його гречанки. Я свою кохану дома залишив, а вiн свою гречанку сюди привез. Яка ж тут справедливiсть!
Отдых шотландца и запорожца прервал Эски-Гассан. В эту ночь турки, на оставшихся кораблях, попытались пробиться морем в сторону Херсона. Турецкая эскадра двигалась напролом. Батареи Кинбурнской крепости не могли остановить ее проход.
Суворов, предвидевший такой исход событий, загодя приказал установить две дополнительные батареи, которые своим огнем перекрывали вход в Днепровский лиман. Турок застали врасплох. Не ожидая огня непонятно откуда взявшейся русской батареи, турецкие корабли скучились. В темноте они натыкались друг на друга, некоторые сели на мель. Эскадра Поля Джонса в упор расстреляла большую часть турецких судов.
– Россия – удивительная страна! Сегодня мне впервые пришлось увидеть победу на море, одержанную… пехотным генералом, – сказал о Суворове корсар. – Но и я сдержал слово, данное князю Потемкину. Я сжег турецкий флот.
Потери Блистательной Порты в этих двух сражениях были велики: шесть линейных кораблей, два фрегата, семь вспомогательных судов, 6000 убитых, раненых, сгоревших заживо и утонувших, около двух тысяч пленных. Войска Суворова и Джонса потеряли всего 18 человек убитыми.
В Петербурге эту победу стали называть второй Чесмой. Екатерина наградила Джонса орденом Святой Анны 1-й степени. Однако в октябре Джонса срочно отозвали в Петербург, по личному распоряжению императрицы. Присутствие в русской армии американского корсара, трижды приговоренного Британией к смертной казни, грозило Российской империи конфликтом с туманным Альбионом. В Петербурге стало известно, что английские купцы по всей Российской империи в знак протеста против присутствия в России злейшего врага Британской короны стали выезжать домой. Английские капитаны, служившие в российском флоте, один за другим подали в отставку. Во избежание дипломатического скандала с Англией Екатерина решила пожертвовать Джонсом. На прощание государыня великодушно выплатила Джонсу его адмиральское жалование за два года вперед.
Навсегда покидая очаковские воды, уже не адмирал, а американский подданный Джон-Поль Джонс, увозил с собой орден Святой Анны, врученный ему лично Григорием Потемкиным, добротный серый плащ, подбитый лисьими хвостиками, подаренный Александром Суворовым и запорожский костюм, на память об Энтони – Антоне Головатом. Поход на Индию друзья отложили до лучших времен. Антону Головатому предстояло возвращение к молодой жене. Но сначала нужно было взять крепость Озю…
Глава 4Секретные коммуникации Очаковской крепости
1 июля 1788 года Екатеринославская армия осадила Очаков. Она состояла из 35-ти пехотных полков, 28-ми конных, шести егерских корпусов и нескольких тысяч Донских, Бугских и Верных казаков. У русских насчитывалось до 180-ти орудий. Одновременно флот блокировал крепость Озю со стороны лимана. 14 июля началось сооружение осадных батарей. К середине августа была заложена первая параллель на расстоянии почти версты от Очакова. К середине октября русские батареи смогли приблизиться к турецким ретраншементам примерно на 150 сажен.
Суворов опять заговорил о штурме.
– Я на всякую пользу руки тебе развязываю, – ответил ему Потемкин, – но касательно Очакова попытка неудачная может быть вредна. Я все употребляю, надеясь на Бога, чтобы Очаков достался нам дешево.
«Все это нерешительность и бестолковое выжидание! – возмущался Суворов. – Попытаюсь вынудить Потемкина пойти на штурм». Вскоре он действительно осуществ