о она все-таки могла бы для него сделать. Она сама предоставила ему блестящую возможность заговорить о своем желании, не выдвигая ультиматумов.
— Кое-что ты, конечно, могла бы для меня сделать, — наконец сказал он.
— Что именно?
Секунду он колебался, потом рискнул:
— Мне нужна женщина, Мара. Ты моя жена, и я хочу спать с тобой.
Она вздрогнула, но не произнесла ни слова. Он поднес руку к ее щеке и нежно погладил.
Она прикрыла глаза и прикусила нижнюю губу:
— Я хочу того же, что и ты. Я знаю, я обязана тебе…
Фалькон резко отдернул руку, Мара открыла глаза. Он выпрямился во весь рост, лицо его напряглось.
— Если ты всего лишь обязана мне, лучше забыть об этом.
Она встала на цыпочки и схватила его за руки, чтобы он не успел уйти.
— Я пытаюсь! Мне необходимо то же, что и тебе, — призналась она дрогнувшим голосом. — Но я не могу забыть Гранта: я любила его, а ты причастен к его смерти.
— Грант был в стельку пьян, он сам угробил себя в этой аварии.
Лицо Мары помертвело.
— Кто сказал тебе, что Грант пил? Фалькон уставился на нее в недоумении, не понимая, что ее так задело.
— Кто сказал тебе, что Грант был алкоголик? — настойчиво повторила Мара.
— Алкоголик? Он? — глупо переспросил Фалькон.
Мара зажала рукой рот. Она никогда не произносила вслух роковое слово. Она жила с Грантом, прекрасно отдавая себе отчет в его слабости к спиртному, но притворялась, что ничего такого нет.
Фалькон схватил ее за руки:
— Так ты обвиняла меня в смерти Гранта, хотя знала о его проблеме с алкоголем?
— Не было никакой проблемы…
— Говори правду.
— Он не работал почти шесть месяцев, когда повстречался с тобой…
— Не из-за этого ли его постоянно выгоняли с работы? Он пил на работе?
— Я не знаю, — жалко пробормотала Мара. — Он находил всякие причины каждый раз, когда его выгоняли.
— И тебе ни разу не пришло в голову проверить?
— Я доверяла ему! — сердито воскликнула она. Слезы в ее глазах выдавали правду. Раз или два ему удалось одурачить ее, но потом у нее уже не оставалось иллюзий.
— Как же ты могла любить его? — спросил Фалькон, искренне озадаченный тем, что она была столь предана человеку, который причинял ей такую боль.
Она беспомощно пожала плечами.
— Он был хорошим отцом. Когда был трезв.
— И хорошим мужем.
Когда не напивался и не приставал к другим женщинам.
Мара не могла больше выносить пристального взгляда Фалькона и лгать — и ему, и себе. Легче было обвинять Фалькона, чем признать Гранта алкоголиком. Легче обвинять Фалькона, чем признать свою собственную вину. Потому что, когда все было сказано и расставлено по своим местам, ответственной за смерть Гранта оказывалась она.
Она знала о болезненном пристрастии своего мужа. Ей следовало принять меры, не спускать с него глаз.
Мара знала, что в ее мыслях нет логики. До того как умер Грант, она прочитала достаточно книг, многое почерпнула, учась в колледже, из лекций по психологии и социологии, чтобы понимать, что Грант сам был ответствен за свои поступки. Но она не могла отделаться от чувства вины. От мысли, что ей следовало спасти Гранта. А она даже не пыталась это сделать.
— Ты не виновата, — тихо промолвил Фалькон.
Мара подняла голову: ей нужно было видеть его глаза.
— Он был типичным алкоголиком. Это была его проблема. Ты не должна винить себя.
— Как ты догадался…
— Что ты обвиняешь себя? Она кивнула.
— Я не перестаю думать о том, что, может быть, я могла бы предотвратить смерть Гранта. Что, если бы я обращала внимание на то, что он слишком много пьет…
— Если бы я не оставил на столе ту двадцатку… Если бы я остался с ним и проследил, чтобы он не садился пьяным за руль…
— Слишком много всяких «если», — заключила Мара.
— Думаешь, мне это не знакомо!
— Я чувствую то же, что и ты…. Но я была его женой. Я должна была позаботиться о нем. В тот день, после встречи с тобой, я умоляла его позвонить тебе и встретиться где-нибудь в другом месте, только не в баре. Он ответил, что уже слишком поздно заново договариваться. Но клятвенно обещал не пить ничего, кроме содовой. Перед этим он несколько месяцев воздерживался — и я ему поверила. Мне следовало знать, что он не способен удержаться от искушения выпить, когда ему предлагают, особенно если хотел скрыть от человека свою слабость. Мне следовало самой забрать его оттуда.
— А как насчет Гранта? Не виноват ли он сам в какой-то степени? Или даже больше? — предположил Фалькон.
Мара вспомнила все гадости, которые она наговорила Фалькону, все безобразные обвинения в его адрес.
— Я должна извиниться перед тобой. За все, что я тебе наговорила, — робко сказала Мара.
— Извинения принимаются, — ответил Фалькон полушутливо.
Мара чувствовала себя неловко. Ее враждебность к Фалькону основывалась исключительно на его безответственном поведении в баре, которое и повлекло за собой, как она думала, смерть Гранта. Раздираемая противоречиями, она стояла в нерешительности, не зная, как ей теперь себя вести.
— Может, начнем все сначала? — предложил Фалькон.
— Ты простишь меня…
— Ты просишь меня простить тебя? Мара глубоко вздохнула:
— Фалькон, я так виновата перед тобой, прости меня. За все мои слова. Я была невыносима.
— Невыносима, — согласился Фалькон. Мара посмотрела на него с нескрываемым удивлением. Его губы растянулись в довольной улыбке.
— Извини, — сказал он, — не смог удержаться.
— Веди себя прилично, — насупилась она. Они же поддразнивают друг друга, внезапно пришло в голову Маре. Это было начало. Неплохое начало.
Мара знала, что существует только один способ убедить Фалькона, что он прощен окончательно и бесповоротно: он давно дал ей понять, чего от нее ждет; и если она хотела быть честной сама с собой, то должна была признать, что вполне разделяет его желание. Она потянулась.
— Я устала… пойдем спать. Фалькон удивленно поднял брови, но его рука нашла ее руку.
— В мою комнату?
Мара кивнула. Ей не хотелось беспокоить Сюзанну или ни с того ни с сего объяснять ей, почему она спит с Фальконом.
Мара вдруг застеснялась.
— У меня такое странное чувство…
— Я знаю, что ты имеешь в виду. — Он скривил губы. — Я неделями мечтал о тебе. И до сих пор…
— Не напоминай мне, — попросила Мара, прикладывая руку к зардевшейся щеке.
— Не думай, что я жалуюсь, — вдруг весело добавил Фалькон.
В гостиной он потянул Мару за руку, и они очутились на диване. Он бережно усадил ее к себе на колени, она склонила голову ему на плечо, рука ее обвилась вокруг его талии.
— Мне так этого не хватало, — прошептал Фалькон.
— Именно этого? — поддразнила его Мара.
— О, другого тоже, но оно может подождать. Это признание принесло Маре облегчение. Она боялась, что, как только она согласится на близость с Фальконом, он набросится на нее и потащит в постель. Ей приятно было сознавать, что он хочет от нее не только страсти, но и нежности. Она вздохнула.
— Что с тобой? — участливо спросил он.
— Я только что вспомнила, как несправедлива была к тебе.
— Я больше не безответственный тип?
— Ты спустил свое состояние, — напомнила ему Мара.
Фалькон напрягся. Это правда. Хотя он и не убивал ее Гранта, он не был достаточно надежным человеком, достойным стать ее мужем. Особенно после всего, что она перенесла с Грантом. Он крепче прижал ее к себе. За последние десять недель он и пальцем не шевельнул, чтобы доказать ей, что подходит ей больше других.
Если, конечно, не считать того, что он бросил пить и пускать деньги на ветер. Это кое-чего стоило. Мара для него значила все. И Сюзанна. Он должен был убедить ее, что они — одна семья.
— Я не собиралась больше выходить замуж, — обронила Мара.
Фалькон и слышать об этом не хотел.
Он прикоснулся ртом к ее затылку, затем его губы проделали неторопливый путь от шеи к уху, дразнящим движением языка он приласкал чувствительную мочку.
Ее рука скользнула вниз, к напрягшейся выпуклости в его джинсах. Через ткань она ощутила жар его тела и всю силу желания. У него перехватило дыхание.
— Мара, — прошептал он.
— Да, Фалькон.
— Радость моя, пойдем в постель. Она не произнесла ни слова, просто встала и направилась в его спальню, предоставив ему следовать за ней.
Мара чувствовала, что рискует. Чем сильнее она привязывалась к Фалькону, тем больше ей хотелось покинуть его, как только Сюзанна выздоровеет. Она боялась связать себя с ним. Хотя Фалькон не пил на протяжении последних месяцев, это еще не значило, что он никогда не вернется к старому образу жизни. Грант тоже не пил подолгу в течение тех восьми лет, что они прожили вместе. Мара боялась, что Фалькон окажется таким же, как ее муж. Кроме того, ее мучила ужасная неизвестность, что будет с Сюзанной, и не было гарантии, что Фалькон не погибнет в результате какого-нибудь несчастного случая у себя на ферме или за рулем автомобиля. Как могла она позволить себе привязаться к другому человеку, если его так легко потерять?
Но, Господи, как ей хотелось хотя бы на миг забыть об осторожности! Чем дольше они жили с Фальконом, тем глубже становилось ее чувство к нему. Он был такой забавный и щедрый, великодушный и искренний. Он всегда относился к ней и к Сюзанне с сочувствием и заботился о них обеих. И он был такой прекрасный любовник. Этот человек мог бы стать замечательным мужем для какой-нибудь женщины… И вот сейчас он принадлежит ей.
Она понимала: нечестно ждать от Фалькона целомудрия, раз они женаты. Сегодня ночью он нужен ей. Но больше она ничего не может обещать. Ничего больше…
Мара нерешительно встала в ногах кровати, испытывая мучительную неловкость и волнение. Их первая близость, неистовая и печальная, была скорее актом отчаяния, нежели любви. Теперь же ей необходимо было утешение, прощение, и Фалькон предлагал ей это, его страсть прогоняла прочь мысли, открывая дорогу чувству.