Да-к вот! Мы пришли только к утру, на четвёртый день. Я еле дошла! Аришка не могла больше идти, и мне пришлось её на загривках, то есть на спине нести. Мы почти сутки не пили, не ели, как назло не было никакой воды.
Вошли во двор, я посадила спящую сестрёнку на лавку, а сама пошла, искать бабушку. Она вышла из стайки с ведром молока. Увидела, что я иду, но издалека не узнала и громко позвала:
– Девочка, не уходи, иди сюда, я тебя молоком напою.
Аришка услышала голоса и заплакала. Бабушка, взмахнула руками и кинулась к ней. Я подошла, она нас обнимает, плачет и по сторонам оглядывается, всё ищет кого-то. Долго она не могла понять, что мы одни! А мы с Аришкой припали к ведру с молоком, и напиться не можем. Так мы и остались у неё жить.
Вот баба Уля и была знатной травницей. Лечила любую болезнь, любого могла на ноги поставить. Никаких тебе шептаний, заговоров, просто собирала травы, делала разные сборы и давала людям пить. Она меня учила, как различать травы, как понимать: где коренья, где листья, а где цветочки нужно собирать. Я с её помощью ещё могла, что-то определить, а потом всё забыла. Не дано!
Валентина, внимательно слушавшая рассказ матери, с изумлением произнесла:
– Мама, а почему я никогда не знала такие подробности про тебя и про бабу Улю. Ты нам говорила, что сразу после войны она умерла, и ты попала в детский дом и всё! А что с родителями произошло?
– Погибли они! Смерть наших родителей бабушку и подкосила. После войны, мы долго ничего не знали о них. Не раз ездили в район, искали кого-нибудь из знакомых, чтобы разузнать про них. Но дом наш сожгли и куда разъехались соседи, мы никак не могли узнать. Потом, кто-то посоветовал, и бабушка пошла в Райисполком, там всё и узнала у районной власти.
В общем, ещё в сорок втором году наших папу и маму, как пособников партизанам расстреляли. Как бабушка узнала об этом, так и слегла. Больше не встала. Пролежала несколько месяцев и умерла. Во время войны столько людей на ноги поставила, а сама как будто сгорела с горя.
Она ведь, после того как сожгли их деревню, собрала всех кто выжил и поселила у себя на пасеке. В живых, правда, оставалось несколько старушек, пятеро ребятишек, да старик без ноги. В огородах прятались, когда каратели сгоняли всех в амбар. Потом ещё несколько человек прибилось к нам, пешими бежали от немцев. Она принимала всех: кормила, лечила, потом жили общиной. К концу войны набралось почти двадцать человек!
После её смерти мы ещё целый год продолжали жить в собранной бабушкой общине. Потом, когда люди начали расходиться по своим домам, нас с Аришкой забрали в детский дом. Это почти через два года после войны. Мне тогда было тринадцать, а Аришке восемь. Через год, уже в детском доме, она простудилась и умерла, я осталась совсем одна.
Не думала никогда и не вспоминала про бабушкины уроки, про травы, а видно талант её на генном уровне, как сейчас принято говорить, перешёл к тебе Валюша, потому что для меня до сих пор: какая от кашля, какая от зуба – тёмный лес. Напрасно старалась меня этому научить баба Уля. Но через меня видно дар перешёл к моей дочери, значит к её правнучке. Да, чудеса! Видно и правда есть что-то или кто-то, по чьей воле такие дары передаются потомкам. Вот такая у меня история!
Григорий Иванович взял жену за руку, поцеловал и растроганно сказал:
– Машенька, я даже не предполагал, что у тебя в жизни такая тяжёлая история была. Почему ты нам ничего, никогда не рассказывала?
Обняв жену, он обратился ко всем:
– Представляете! Мы знали только то, что она после гибели родителей, после войны воспитывалась в детском доме. Я ведь спрашивал, а она отвечала, что особо и нечего вспоминать.
– Да, Гриша, – это правда! Мне и в самом деле как-то ничего не вспоминалось. Сегодня, как волной накрыло, так захотелось всё рассказать. Наверное, время пришло. Я рада, что у меня была такая бабушка и умела лечить людей! Я, тогда ещё ребёнком, совсем не понимала и не осознавала, что это когда-то сможет пригодиться кому-то. Получается, что её знания спасли правнучку!
Надя взяла Марию Никифоровну за руку и сказала:
– Значит, за помощь нашим девочкам мы должны сказать спасибо и твоей бабе Уле!
Мария Никифоровна качая головой ответила:
– Да, Наденька, получается, что и моя бабушка помогала девочкам выжить на этом острове.
Долго они ещё сидели за столом, разговаривая. Только поздно вечером Валентина с семьёй, попрощавшись, уехали.
Глава 47
Узнав всё о поступлении в институт, Катя отправила телеграмму Ирине, чтобы она срочно выезжала, иначе они не попадут в подготовительную группу с самым большим сроком подготовки. С мамой они решили, что Ирина будет жить с ними, в одной комнате с Катей. До поступления в институт они будут жить все вместе, а после зачисления, если конечно поступят, то будут жить в общежитии, а по выходным приезжать к Наде и жить с ней всё свободное от учёбы время.
Надя сначала переживала, что будет видеть дочь только по выходным, но после того, как с ней серьёзно поговорила Ольга, успокоилась. В самом деле: Катя взрослая девушка, у них с Ириной могут быть свои интересы, своя молодая жизнь, в которой маме отведено определённое место. Место помощи, поддержки и если нужно то сочувствия. Чего не нужно, так это – участия в жизни дочери, потому что она сама должна найти для себя то, что нужно ей, а мама должна понять и принять её выбор. Поняв это, Надя успокоилась и жила мечтами о счастье дочери.
У Нади, на протяжении всей недели, очень много работы, которую она взвалила на себя по доброй воле. Володе прописали помимо массажа и физкультуры на тренажёрах: грязи и уколы. Он начал двигать ногами и нельзя останавливаться на достигнутом, нужны дополнительные нагрузки и тренировки. Надежда на его выздоровление, росла с каждым днём! Надя с особым старанием работала, мечтая, что скоро Володя встанет на ноги. Она определила себе цель – поставить его на ноги и только потом пойти в клинику к Ольге!
Володя подарил Кате свой старый ноутбук, и она с ним теперь общалась не только днём, но и переписывалась по ночам, когда все спали. Он, с нескончаемым интересом, всё спрашивал и спрашивал про жизнь на острове. Его интересовало всё: где жили девушки, чем питались, как развлекали себя в свободное время. Всегда внимательно слушал, восхищаясь их сообразительностью и способностью научиться всему необходимому для того чтобы выжить. Катя сначала одна, а позже, когда приехала Ирина – вдвоём, ему всё рассказывали. Ирина даже сделала для него несколько рисунков. Сходство с реальностью было очевидно и, увидев их, Валентина восхищённо воскликнула:
– Это же наша хижина и наше озеро. Ирка, как похоже! Я и не знала, что ты так хорошо рисуешь?!
Когда, казалось, рассказывать было уже нечего, Володя спросил:
– Катя, ты скучаешь об острове?
Та, немного задумавшись, ответила:
– Наверное, нет! Если честно, то ты нам ещё и заскучать о нём не дал ни одного денёчка, своими расспросами.
Но Володя не отставал от неё и продолжал спрашивать:
– Катя, скажи честно, а ты хотела бы туда попасть ещё раз?
– Жить там, конечно, нет – не хочу ни за что! Вот посмотреть на наши места согласилась бы.
О чём-то задумавшись, она опустила глаза и замолчала. Володя сидел тихо, наблюдая за ней и ни о чём не спрашивая. Он понял, что то о чём она сейчас думает, не узнает, наверное, никто и никогда! Катя думала о своём сыне. Она, очень часто вспоминала его, ругала себя за то, что так его не хотела и причиняла ему боль. Вспоминала, как прыгала с деревьев, ударяла по животу, чтобы вызвать преждевременные роды, с болью в душе вспомнила, как молилась у статуи, прося смерти ребёнку, и как сбылись эти страшные мольбы. Она даже не хотела тогда смотреть на него и была рада, что он мёртв. Какой он был маленький, какие у него были тоненькие пальчики, и как свисала головка с Валеной руки. Тогда Ирина и Валентина плакали от горя, а она – от радости! Как будто мстила своим обидчикам, плакала вместе с подругами, но радовалась. Как это всё сейчас мучает её и сжигает изнутри. Если бы только можно было, рассказать кому-нибудь, чтобы помогли избавиться от этой пожирающей муки!
Катя вышла из оцепенения, когда к её плечу кто-то прикоснулся. Она вздрогнула и подняла глаза – это была мама. Володя так молча и сидел рядом, наблюдая за девушкой. Она подняла глаза, в них стояли слёзы. Мама вздохнула и, сделав вид, что не заметила ничего, позвала:
– Катюша, пошли обедать!
– Да, мамочка, сейчас! Пошли!
Не заходя на кухню, Катя прошла в комнату и тяжело опустилась на диван. Надя, пройдя за ней, села рядом и сказала:
– Катюша, дочка, тебя, что-то мучает и не даёт покоя, может быть, расскажешь?! Глядишь чем-нибудь смогу помочь тебе.
Тяжело вздохнув, Катя произнесла:
– Мама, милая, чем, ты можешь мне помочь, когда сердце разрывается от обиды и злости на себя!
– Родная моя, за что ты так себя мучаешь?
Катя смотрела на доброе, любящее лицо мамы, которая так хотела ей помочь, но ей было страшно признаться в том, что произошло! Надя смотрела на дочь, понимая причину её переживаний и нежно улыбаясь, как в детстве вытирая слезинки на её лице, говорила:
– Не плачь, милая, не плачь! Всё проходит и у тебя пройдёт. Вот увидишь, станет легче, только нужно немножко потерпеть!
– Мама, мне так тяжело!
– От чего, милая, почему?
– Мамочка, у меня был ребёнок, и я убила его!
Дочь упала на колени матери и заплакала. Надя, понимая, что дочери нужно выплакаться, чтобы облегчить свою душу, гладила её по голове и молчала. Из глаз текли тихие, молчаливые слёзы. Слёзы, которые не сжимают горло, не перехватывают дыхание – слёзы, которые просто вытекают из глаз и леденят душу. Надя, понимая терзания дочери, проговорила: