Выражение непонимания и издевки на лице Макса, когда я проезжал мимо него на его же машине, заставило меня почувствовать себя ребенком. Капризным маленьким мальчиком.
Нет, безусловно, мы и раньше втыкали друг другу в бока шпильки, но теперь это вышло на новый уровень и уже перестало напоминать игру. Перестало приносить удовольствие, наоборот, оставляя след разочарования.
Кажется, я не только доспорился, но и наигрался. Все мои мысли занимали карие глаза и припухшие от моих поцелуев губы, которые алели в моем сознании. Эта девочка за пару часов оставила во мне слишком сильный след.
След сожаления и чувства вины. Разбудила давно дремавшую совесть. С фотографии на паспорте на меня смотрело вроде знакомое, но совершенное иное лицо.
Мартынова Вера Игоревна. Действительно, двадцать четыре года. Прописана в комнате старенького и полуразвалившегося общежития. Сирота. Круглая.
Ворох документов из опеки рассказывал о ней немногое: мать — в прошлом повар, лишена родительских прав, впоследствии была зарезана очередным собутыльником, который наутро даже не понял, что храпит рядом с трупом.
Такое бывает в пьяном угаре. Я много читал об этом. Знакомые, работавшие в органах, и не такое рассказывали… Но какое-то время жизнь Веры была нормальной — пока отец не пропал без вести. Он у нее оказался моряком дальнего плавания. Работал на Севере и после одного из штормов не вернулся.
А мать не выдержала. Должно быть, любила его. В деле есть несколько фото, не знаю откуда они, но я с удивлением и странным трепетом изучал черно-белый снимок — наверное, с выписки из роддома: миниатюрная женщина и высокий улыбающийся мужчина рядом. С усами и длинными волосами — значит, вольная личность. И маленький кулек у него в руках.
А потом — трагедия, через год суд и лишение матери Веры прав на дочь. Девочку отдали бабушке по отцу, но она через год умерла. Так моя незадачливая будущая любовница оказалась в детском доме. В три года, познав совсем немного, что такое настоящая семья, потеряла ее.
Ее, уже повзрослевшую, даже пытались взять в приемную семью. Угловатую девчонку с вызовом во взгляде. А дальше шла какая-то неразбериха: куча больничных выписок и заключений. Что-то произошло с ней, и она на несколько месяцев попала в госпиталь. Заключение повергло меня в шок: бесплодие.
Вот так просто. Одним словом. Видно было, что врач не сильно заморачивался. Ей сделали операцию, и что-то во время нее пошло не так. Кажется, это было удаление аппендицита, но в итоге удалили заодно и половину половых органов.
Я никогда не чурался обычной жизни. Знал ее нутро, видел его в отражении глаз моих клиентов — в их заказах, которые зачастую переходили все возможные грани моральных и нравственных норм.
Отследить, удалить, стереть, подсунуть. Чего только не приходилось мне выслушивать от таких вот самую малость непорядочных представителей рода людского.
И об отношении к детям в детском доме я тоже знал, потому что многие из них потом приходили ко мне на работу. И дело не всегда было в бесчеловечности. Даже наоборот. Многих губила жалость, въевшаяся в них как убеждение, что весь мир им обязан.
Хотя я тоже жалел таких людей. Но по-своему: закрывал глаза на социофобию и низкий уровень социализации, на недостаточное образование. А потом давал шанс чего-то добиться в жизни, но за ручку не водил. Я не мать Тереза и не миссия. Требовал с них по полной, и выживали далеко не все.
Возможно, когда я найду эту горе-любовницу, тоже дам ей шанс. Тем более что, судя по всему, она и так неплохо справлялась: сдала в этом году ЕГЭ на весьма достойные баллы. Наверняка метит в приличный вуз.
Судя по предметам и всем остальным косвенным признакам, поступать собралась на педагогический факультет. Странно. Никогда бы не подумал. Воспитанница детского дома, да еще и бесплодная, а хочет работать с детьми. Значит, Вера очень сильная девушка.
Я ухмыльнулся. Настолько сильная, что за своим первым сексом пришла ко мне. А я-то принял ее жеманство за гениальную актерскую игру поначалу. Подумал, что все это напускное. Ведь не может она так яро сопротивляться мне и одновременно с этим отдаваться.
Прикрыл глаза и словно ощутил ее несмелые прикосновения. Тот поцелуй в зале. Вне сомнения, она была пьяна, но отдавала отчет своим действиям. Она хотела меня, искренне. Я чувствовал желание в ее теле, чувствовал на своих пальцах ее влагу, когда она сжимала меня собой.
Да с ее чувственностью, открытостью… Она может стать просто идеальной любовницей! Но… Я обязательно предоставлю ей выбор. И она его сделает. А как подстроить так, чтобы выбор был в мою пользу, я и так знаю.
Усмехнулся своим мыслям. Но реальность вернула меня на землю. Все это прекрасно осуществимо, если девушка жива. Если эти идиоты ничего с ней не сделали.
— Герман. Прибыли на встречу, только это не Дамир. Рискну предположить, что это его отец.
Не перестаю восхищаться услужливостью этого парня. Определенно уже через год-другой мне понадобится новый помощник. У этого мозги работают на опережение. Все как я люблю.
Нажал кнопку на офисном аппарате и сказал:
— Хорошо, запиши себя на какое-нибудь обучение, что тебе больше понравится. Думаю, тебе надо начать повышать квалификацию. А гостя в единственном числе проводи ко мне в кабинет и принеси нам чай.
После указаний включил внешние камеры. Знакомый черный джип, и люди тоже знакомые. Именно они утаскивали Веру по коридорам клуба. Нажал кнопку связи с помощником снова. Он еще был на месте.
— А ребят, что на улице стоят, особенно высокого такого, попроси задержаться. Позвони кому надо, чтобы проследили.
Теперь этот тип меня точно дождется, ведь выбора у него не будет. Думаю, мой гость обойдется без него один вечер. Все-таки он мне должен.
Камеры выхватили по моему велению лицо немолодого и не очень приятного мужчины. Мне он не нравился: сразу было заметно, что этот тип привык думать, что весь мир ему обязан.
Даже не так: весь мир будет делать то, что ему выгодно. А он скажет, что тут ни при чем и за ниточки никого не дергал. Поэтому я сначала поговорю с ним, а потом — и с его «ниточкой».
Предполагаемый отец Дамира не сразу согласился идти ко мне один. Вроде взрослый мужчина, а боится. Значит, слишком многое повидал на своем веку. Хотя о чем это я. Это дети лихих девяностых! Один только легендарный Маньяк чего стоит. Гений, который до сих пор иногда балуется тем, что трясет мировые спецслужбы, заглядывая к ним в гости, как в собственный туалет. Мой негласный кумир в мире цифровых уникальных личностей. Но он всю свою жизнь скрывается. Я в свое время пошел по другому пути…
Тем не менее сейчас я наблюдал, как мужчина скрылся за обшарпанной дверью. Как раз таки внешняя обстановка его никак не смутила. Он-то понимает, что самое интересное у меня тут, внутри.
Помощник завел моего собеседника уже через пару минут. Значит, на обстановку вокруг тот тоже не глазел. Пришел по делу.
— Добрый вечер. И что же привело вас в мою скромную обитель? Чем обязан оказанной мне чести?
Мужчина поджал губы. Без приглашения прошел дальше и уселся в кресло напротив меня. Сверлил меня глазами, рассматривал. Не ожидал увидеть перед собой такого, как я, хотя мне казалось, что он узнает заранее, с кем имеет дело.
— Я тебя себе по-другому представлял.
От его слов я даже поморщился. Терпеть не могу все эти заходы в стиле девяностых. Терпеть не могу, когда со мной на «ты» говорят те, кто видит меня впервые в жизни, прикрываясь только им ведомыми причинами. Терпеть не могу, когда меня пытаются поставить на место, не зная своего!
— Кажется, мы с вами еще не настолько близко знакомы, чтобы переходить на «ты». Кстати, как я могу к вам обращаться?
Он прищурился и стал рассматривать меня еще пристальнее. Вел себя в моем офисе так, как я и предполагал. Но мне сложно навязать чужие правила в принципе, не говоря уже о том, что я находился на своей территории.
— Можно подумать, ВЫ не знаете кто перед ВАМИ, Герман Освальд.
Каждое слово «вы» он выделил так, словно это было ругательство. Этот тип начинал меня раздражать. Я тяжело вздохнул. Убежденность этих закостенелых мамонтов в том, что они все просчитали на сто ходов вперед, раздражала.
Нет. Не просчитал. Потому что не можешь этого сделать. Потому что застрял в своем времени и измерении, не желая мириться с настоящим, где таким методам работы больше места нет.
— Я, безусловно, предполагаю, что вы отец Дамира, но подрываться и искать по этому поводу информацию я не стану. Напротив, любезно предлагаю вам просветить меня по этому поводу.
В кабинет зашел помощник и поставил перед нами чай. Мужчина посмотрел на него такими глазами, что я сразу понял его мысли на этот счет. Но доказывать ему, что я не гей, точно не собирался. Презрение в его взгляде было занятным, но не более.
Краем глаза я увидел, что требуемая мне личность была зафиксирована и препровождена для дальнейшей беседы. Об этом свидетельствовало и то, что моему визитеру позвонили. Он взял трубку и с ненавистью уставился на меня.
Я встал и присел на край стола, нависая над ним. Хотя со своим ростом под два метра я и сидя маленьким не казался.
— А теперь давайте поговорим начистоту и вы мне выложите все, что знаете о местонахождении Веры.
Глава 11. Герман
— О ком?
На секунду в его глазах мелькнуло изумление, и только спустя какое-то время в них появилось понимание. А у меня появилось чувство, что Дамир действительно не в курсе событий. Иначе бы его отца здесь не было. Сынок и так наговорил лишнего.
— О девушке, которую вы под меня любезно подложили, а потом дали ей эфир или хлороформ, не знаю точно — желания не было узнавать, — чтобы она меня усыпила. А потом — вот, — я повернул к нему экран монитора с большим снимком того самого большого дядечки, который тащил Веру с мешком на голове к машине, стоявшей внизу.
Продолжать не стал. Детский сад какой-то. Вот не умеете идти против современных технологий, не стоит и пытаться. А то строят из себя властелинов мира, а потом сидят с такими вот злющими глазами, кары небесные насылают на мою голову.