Ей бы, наверное, очень понравились его ласковые слова, подумал он, расправляя плечи и оглядываясь назад, чтобы убедиться, что она тоже готова. Она была бы рада узнать, что совсем близка к тому, чтобы полностью подчинить его своей воле. К счастью, она никогда ничего не узнает. Он скорее умрет, чем позволит такой женщине завладеть своим сердцем, да и вообще любой женщине, если говорить откровенно.
Хотя в возрасте пятнадцати лет она, кажется, действительно любила его, подумал он, и сердце его смягчилось. Тогда, много лег назад, она сказала ему жестокие слова от обиды, потому что думала, будто он хвастал победой над ней. Потом она поняла, что отец солгал, оговорил Роберта, но она не заподозрила, что он солгал ей также относительно его смерти. Ей сказали, что Роберт умер, чтобы она не тосковала. Однако хватит! Все уже давно прошло, все было в другой жизни.
— Готова? — спросил он. — Как пятка?
— Все в порядке. Я сдвинула вниз ремешок. Я не буду просить идти помедленнее или нести меня на руках. А если мне захочется закричать от боли, я до крови закушу губу.
Она улыбнулась своей озорной улыбкой, от которой у него сердце переворачивалось в груди. Он знал, что она говорит правду. Она обладала безграничной храбростью. Неудивительно, что она была французской шпионкой. Но теперь он убедился, что у нее есть также и французская храбрость. Вчера за целый день она ни разу не пожаловалась ни на жару, ни на пыль, ни на голод. Она ни разу не отстала. Сам того не желая, он восхищался ее выдержкой.
— В таком случае — в путь. — Едва успел он произнести последнее слово, как резко развернул ее к себе и, зажав рот рукой, хрипло шепнул: — Молчи!
Они услышали топот лошадиных копыт. И голоса. Он толкнул Жуану на землю и свалился рядом. По-прежнему зажимая ей рот, он придавил ее ногой. Передернув плечом, он сбросил с себя оружие, которое теперь лежало рядом на земле.
Он не питал ни малейшей надежды на то, что их не заметили. Но в таком случае он по крайней мере прихватит с собой на тот свет двух французов: одного — с помощью выстрела из винтовки, другого — из мушкета. А если повезет, то и еще одного, а может быть, даже двух, с помощью ножа или своей сабли, если будет в состоянии вытащить ее из ножен.
Кто-то выругался по-французски.
— Мы останавливались на привал всего в миле отсюда и даже не подозревали, что здесь есть вода, — сказал тот же голос.
— Ладно, — послышался голос полковника Леру. — Прикажи людям напиться и напоить коней. Даю десять минут. Взрыв, судя по всему, был в Алмейде. Славно бахнуло.
— Ней, наверное, уже в крепости? — спросил первый голос. — Счастливчик. Там есть чем поживиться.
— Вина и женщин — сколько душа пожелает, — усмехнулся полковник. — Передай новость остальным. А мы должны двигаться дальше. Я уверен, что они шли здесь. Возможно, хотели найти убежище в Алмейде.
Первый хохотнул и отправился отдавать приказание. Блейк осторожно вытащил из кармана носовой платок и, приблизив губы к уху Жуаны, прошептал:
— Ни звука и ни движения, или умрешь первая. — Сложив платок, он накрыл им ее рот и крепко завязал концы на затылке. Потом расстегнул ее ремень и, заломив за спину ее руки, надежно стянул их ремнем. Затем он сполз с нее, продолжая придерживать одной ногой. Его несколько озадачило, что она совсем не сопротивлялась.
Край неба на востоке посветлел. Осторожно выглянув из-за кустов, он увидел всадников и лошадей у кромки воды и Леру, все еще в седле, на некотором расстоянии от них. Капитан поднял с земли винтовку, приподнялся на локтях и прицелился в правый висок полковника.
— Было бы разумнее гнаться за ними одному или прихватив с собой одного-двух человек, — сказал полковник Леру. — Разве можно подобраться к ним незаметно при шуме, который поднимает отряд всадников? Терпеть не могу подобные способы ведения войны. В такой местности проклятые партизаны имеют все преимущества.
— Но в перемещении большими отрядами заключается единственная для нас возможность как-то обезопасить себя, — возразил его собеседник. — Напасть на большой отряд они не сразу решатся, полковник. Вы рискуете жизнью, если поедете один.
— Если они хотя бы пальцем прикоснутся к маркизе, — заявил полковник, — они все умрут очень медленной смертью. А англичанин будет мучиться дольше других. Я сдеру с него его военный мундир, а если возникнут вопросы, поклянусь, что на нем мундира не было. А потом я буду дюйм за дюймом спускать с него шкуру.
Блейк, ни на минуту не спускавший глаз с полковника, чувствовал, что Жуана тоже смотрит на него. Она наверняка радовалась тому, что говорил Леру.
— Они, возможно, прячутся где-нибудь поблизости, — сказал собеседник полковника. — Они лучше нас знают страну. И то, что здесь есть вода, им, конечно, известно.
— Здесь негде укрыться, — напомнил полковник, и Блейк положил палец на спусковой крючок. — А их все-таки человек двадцать.
— Если они не разбились на мелкие группы, — заметил его собеседник.
— Когда по их следу идет большой отряд лучших в мире солдат? — презрительно фыркнул полковник. — С их стороны было бы крайне глупо так поступить.
— Или очень умно.
— Время вышло, — подытожил Леру, — пора в путь. Нам нужно продовольствие, а вчера нам встретились всего две фермы. Кроме того, я намерен сегодня взять ее след. И без того прошло слишком много времени, а она такое хрупкое создание.
Его люди отошли от ручья и вскочили в седла, чтобы продолжить путь, а сам он направил своего коня к воде. Дуло винтовки капитана Блейка следовало за полковником. Они полные идиоты, что не обыскали все вокруг, подумал Роберт. Ведь здесь самое подходящее место для привала. Правда, укрыться почти негде. Он понял, что остался в живых — если остался, потому что французы еще не уехали, — исключительно благодаря тому, что полковник Леру решил, будто они с Жуаной и отряд Дуарте Рибейру идут вместе. Конечно, все они не могли бы укрыться на таком пятачке. Он не опускал винтовку до тех пор, пока последний всадник не скрылся за поворотом на крутом противоположном берегу ручья и пока топот копыт не замер вдали. Потом он осторожно положил винтовку и прижался к ней лбом: Из многолетнего солдатского опыта он знал, что холодный пот, учащенное сердцебиение, слабость в коленях и головокружение охватывают человека только после того, как опасность минует. Он знал также, что справиться со слабостью легче всего, если на какое-то время поддаться ей. Он сделал несколько глубоких вдохов.
Быстро светало. Взглянув на Жуану, он без труда разглядел в ее глазах ненависть и ярость. Он освободил от ремня ее связанные за спиной руки, потом развязал платок.
Она набросилась на него, как фурия, колошматя кулаками в грудь, пытаясь добраться до лица и отчаянно пинаясь.
— Мерзавец! — шипела она. — Придурок! Я тебя ненавижу. Жаль, что они не изрешетили тебя пулями! Нет, пусть бы они взяли тебя живьем. Я попросила бы Марселя позволить мне наблюдать, как с тебя спускают шкуру. Я слышала бы твои крики и смеялась над тобой.
Он попытался схватить ее за руки, но она больно пнула его в пах, а потом он едва увернулся от удара коленом.
— Уймись, Жуана! — приказал он. — Ты дерешься не по правилам, ведь я не могу ответить тебе.
— Однако связать мне за спиной руки и заткнуть кляпом рот ты мог, — сказала она и, подняв голову, попыталась укусить его за руку, которой он держал ее за запястье. — Негодяй! Презренный трус! Ну, ударь меня. Не держи! Ударь, если осмелишься! Я хочу драться с тобой!
Он ослабил хватку на запястье и довольно ощутимо шлепнул ее по ноге, которой она пыталась ударить его. Ей наконец удалось вывести его из себя. Возможно, им обоим требовалось сбросить напряжение, в котором они пребывали последние полчаса. Он вскочил на ноги, крепко схватил ее за плечи и поднял. Потом расстегнул портупею и отбросил ее в сторону вместе с ее ножом.
— Если хочешь драться, я к твоим услугам, Жуана, — мрачно сказал он. — Удар за удар. Начинай.
Она стала молотить кулаками его в грудь, а он отнюдь не нежно шлепнул ее по заду. Она ударила его в подбородок. Он ответил пощечиной. Она лягнула его в пах, а он поймал рукой ногу так, что она чуть не потеряла равновесие, и звонко шлепнул ее открытой ладонью.
Она стояла перед ним, тяжело дыша, грудь ее вздымалась, глаза горели. Она отыскивала слабое место, куда можно было нанести удар.
— Хотела бы я хоть на десять минут стать сильной, как мужчина. Я бы не остановилась, пока не вышибла бы из тебя дух. — Ее руки то сжимались в кулаки, то разжимались. — А так драться унизительно, потому что ты не дерешься, а играешь со мной. Ударь же меня как следует, трус ты несчастный!
Взглянув на ее покрасневшую щеку, он неожиданно взял ее за плечи и прижал к себе.
— Могу себе представить, что ты сейчас чувствуешь, Жуана, — сказал он. — Ты была так близка к свободе, а потом вдруг увидела и услышала, как твой шанс галопом унесся от тебя. А теперь успокойся. Что толку злиться?
— Боже мой, — сказала она, прижимаясь лицом к его мундиру. — Он был так близко. Я почти могла прикоснуться к нему. Мой мушкет лежал всего в двух футах. А теперь я, возможно, никогда больше его не увижу. Возможно, я упустила свой шанс.
— Ну полно. Успокойся. — Он погладил ее волосы.
— Успокойся? — возмущенно воскликнула она. — Как я могу успокоиться? Я упустила его, может быть, навсегда. И ты виноват в этом. Все из-за тебя. Я хочу драться с тобой, но ты не дерешься. Хотела бы я быть мужчиной. Вот тогда бы ты пожалел, что родился на свет!
— Конечно, пожалел бы. — И напряжение, и гнев у него уже прошли, и он не смог отказать себе в удовольствии пошутить. — Я был бы в смятении и даже в ужасе, если бы ты была мужчиной, а я бы обнимал тебя и чувствовал то, что чувствую сейчас.
Она все еще тяжело дышала.
— Ты мог бы умереть, — сказала она. — А я была так надежно связана, что не смогла бы и пальцем пошевелить, чтобы помочь тебе или сказать хотя бы слово в твою защиту. А теперь ты только и думаешь о том, чтобы заняться любовью, болван ты этакий!