Франческа Ристори – женщина, на которой он должен жениться, и Карла Чартерис – та, с которой он вынужден был расстаться, чтобы сделать это.
Эти образы и видения принесли с собой воспоминания. Отчетливые, яркие, осязаемые… Незабываемые!
Вот они с Карлой ночью плавают в бассейне на вилле в Лацио. Их обнаженные тела искрятся в воде, отражающей свет звезд.
Вот Карла обвивает его ногами… Вскрикивает, выгибая спину в его руках…
Вот она улыбается ему, когда они сидят за обеденным столом друг напротив друга, и Карла рассказывает Чезаре что‑то о Лучиезо, Тинторетто, Микеланджело, объясняя детали техник живописи, о которых ему не было известно, а Чезаре дополняет ее искусствоведческие знания историческими фактами, и они увлеченно дискутируют на эти темы.
А вот Карла свободно распускает волосы по плечам, когда они едут по автостраде на виллу в Лацио, предвкушая удовольствие провести там вместе несколько праздных, безмятежных, спокойных дней и чувственных, наполненных страстью ночей…
Одно воспоминание за другим. У него ничего не осталось, кроме воспоминаний. Отныне и навсегда – на всю оставшуюся жизнь.
Усилием воли Чезаре направил свои мысли за океан. Туда, где находилась женщина, которая должна была стать его женой. Женщина, подходящая Чезаре во всех отношениях. Но образ Франчески почему‑то не возникал, не вызывался силой его воображения. Вместо него мысленным взором Чезаре видел темные волосы Карлы, ее фиалкового цвета глаза, прекрасный чувственный рот, способный и улыбаться, и целоваться, и судорожно хватать воздух, когда она задыхалась от страсти на пике экстаза.
Чезаре откинулся на спинку кресла. Карла была совсем неподалеку, на расстоянии всего‑то одной‑двух миль. Сколько раз он пешком ходил к ней домой в те полгода, что они были вместе! Сколько раз его руки ложились ей на плечи, чтобы заключить ее в объятия и, склонившись, коснуться ртом ее разомкнутых ему навстречу губ. Ах, Карла… Всего лишь дюжина крыш отделяет их друг от друга.
Карла, которую он отверг, чтобы исполнить долг перед своим древним родом. Долг, налагаемый традициями знаменитой династии. Карла, которая никогда не могла бы стать для него чем‑то большим, чем была. Карла, которая собиралась выйти замуж за мужчину, ничего для нее не значившего…
Рот Чезаре скривился при мысли, что он лгал. Лгал самому себе, лгал Франческе, говоря, что рад за Карлу и желает ей всяческого благополучия.
Все было ложью. Попыткой спрятаться от понимания того, почему Карла пошла на этот шаг.
Она сделала это, чтобы наказать меня за то, как я обошелся с ней, – внезапно отверг, выбросил из своей жизни.
В этом все дело, лишь только в этом.
Чезаре охватило душевное волнение, настойчиво побуждающее его покинуть квартиру и направиться… Пункт назначения был ему хорошо известен.
Карла пошатнулась. Болью отозвалось не только тело, но и душа. Двадцать четыре часа… Неужели прошло только двадцать четыре часа с того момента, как она впала в благословенное забытье, которое стерло в ней весь ужас предыдущего дня? Она сжала руки в кулаки, чувствуя, как ее покрытые лаком ногти впиваются в ладони. Ну и пусть, пусть ей будет больно. Она заслужила это своим идиотским, недостойным поступком.
Я возомнила, что смогу заставить Вито жениться на мне! Врачуя этим свою сломленную гордость. Бросая вызов обществу и мужчине, отвергшему меня без колебаний, как будто я ничто.
Карла испытывала презрение к себе и горькое раскаяние. Да, она заслужила то, как Вито поступил с ней, не поддавшись на оскорбительный шантаж, с помощью которого она хотела спасти свою гордость.
Карла поплелась в кухню, наполнила водой чайник. Ей надо выпить чаю и заставить себя что‑нибудь съесть, невзирая на протест желудка.
Будущее простиралось перед Карлой неясное, унылое, лишенное всякого смысла.
Она покинет Рим. Ей нужно это сделать. И ее матери тоже. Ведь теперь перед Марлен не откроются ни одни двери. Уж Лючия Вискари позаботится об этом. Да и кто же захочет принимать у себя женщину, которая продала свои унаследованные от мужа акции, а это половина семейного бизнеса, конкуренту, чтобы наказать мужчину, отказавшегося у алтаря взять в жены ее дочь? Никто. Мать, скорее всего, уедет в Испанию, и Карла вместе с ней. А что им еще остается делать?
Неожиданно прозвучавший дверной звонок заставил Карлу вздрогнуть. Господи Боже! Неужели это снова Марлен? Она ведь ушла всего несколько часов назад в дикой ярости от выходки Вито у алтаря, горя желанием отомстить ему за это. Карла пыталась отговорить ее.
– Ты действительно осуждаешь его, мама? Но ведь это я недостойно, просто подло поступила по отношению к Вито! Его вины в случившемся нет. Если ты продашь свои акции его конкуренту, Нику Фальконе, это будет еще одна подлость. Продай их Вито, он ведь так упрашивал тебя сделать это после смерти Гвидо.
Однако Марлен осталась глуха к увещеваниям Карлы в гневной материнской претензии к Вито за унижение ее дочери. Тут уж Карла ничего поделать не могла.
Дверной звонок раздался снова, на этот раз настойчивее.
Карла оставила чайник и направилась к двери, открыла…
Не ожидая приглашения, вошел Чезаре.
Потрясение Карлы было сродни замедленной сейсмической волне, сдетонировавшей внутри ее, лишив возможности дышать. Она сразу ослабела и вынуждена была прислониться к стене, чтобы устоять. Чезаре, потеснив ее, закрыл дверь и взглянул на нее. Глаза его полыхали мрачным огнем.
– Убирайся! – Голос Карлы был слабым, едва слышным.
Чезаре молча прошел мимо нее в гостиную. Она вошла следом, кутаясь в халат.
– Я сказала, чтобы ты убирался, – повторила Карла.
Чезаре неотрывно смотрел на нее. В его глазах по‑прежнему полыхало пламя.
– Ты действительно собиралась выйти за него замуж?
– Да, – ответила Карла, голос которой напоминал яростное шипение. Эмоции бурлили в ней, причиняя боль. Видеть Чезаре здесь, в ее квартире, совсем рядом…
Он крепко сжал губы, едва сдерживая себя.
– Сплетники не могут разобраться толком, что же случилось вчера у алтаря. Он бросил тебя или ты его? – Чезаре немного помолчал. – Так что же произошло на самом деле?
Карла рассмеялась злым, язвительным смехом.
– А ты как думаешь, Чезаре? – Лицо Карлы судорожно передернулось. – Мне пора привыкать быть отвергнутой?
Она глубоко, прерывисто вдохнула, туго стягивая халат на груди. Этим жестом Карла словно старалась удержать Чезаре на расстоянии. Но в этом не было необходимости, не так ли? Он ведь и так не хотел ее и больше никогда не захочет.
– Оставь меня, Чезаре! Уходи из моей квартиры, равно как и из моей жизни. Убирайся!
Чезаре неподвижно стоял на месте, пока она швыряла ему в лицо эти резкие слова. И лишь когда ярость Карлы иссякла, он шагнул к ней.
– Убирайся! Оставь меня! – обессиленно произнесла Карла внезапно охрипшим голосом. Ей следовало бы отступить, спастись бегством и забаррикадироваться в спальне, но она не могла сделать ни шагу.
– Тебе не стоило пытаться выйти за него замуж, – сказал Чезаре каким‑то странным голосом.
Из горла Карлы вырвались лишь сдавленные звуки, так и не сложившиеся в слова.
– Когда я в газете увидел вашу фотографию и официальное объявление о помолвке, я… – Чезаре умолк, не в состоянии продолжать.
В нем вскипели эмоции – сумрачные, безнадежные. Где‑то далеко, за океаном, находилась женщина, на которой Чезаре обязан был жениться. И в то же самое время здесь, рядом…
– Тебе не стоило пытаться выйти за него замуж, – повторил он.
Усилием разума Чезаре хотел вызвать в воображении лицо Франчески. Не получилось – перед его мысленным взором ее лицо не возникало. Он не смог вспомнить даже имя своей невесты. Однако Чезаре испытывал потребность снова и снова повторять другое женское имя, которое прекрасно помнил.
Имя женщины, стоявшей сейчас перед ним.
Глаза ее казались огромными на бледном лице, руки судорожно теребили шелковую ткань халата, который Чезаре так хорошо знал. Из натурального синего шелка с фиолетовым отливом. Под цвет глаз Карлы. Он сказал ей как‑то об этом, когда под его руками халат соскользнул с ее плеч на пол, обнажив роскошное тело.
Чезаре шагнул к Карле, дотянулся до ее плеча, провел рукой по шелку халата. И ощутил, как она затрепетала при его прикосновении. Увидел, как закрыла глаза, как бы отгораживаясь от него длинными ресницами.
– Карла…
Вот он и произнес заветное имя. Ему просто необходимо было это сделать. Одна его рука задержалась на плече Карлы, другой он провел по краю выреза возле ключицы. Тонкой, хрупкой, изящной. Светлая атласная кожа податливо реагировала на его прикосновения.
Только на его и ничьи больше! Никто из мужчин, кроме него, не должен касаться Карлы.
Кровь Чезаре толчками пульсировала в венах. Он не мог обойтись без нее. Не сегодня. Воспоминания привели его сюда, чтобы снова стать реальностью. Чезаре ладонью приподнял подбородок Карлы. Ее глаза широко распахнулись. В них был… ужас.
– Не делай этого… – ослабевшим голосом попросила она.
Чезаре покачал головой.
– Тогда скажи мне, чтобы я ушел, – сказал он. – Скажи, чтобы я оставил тебя, исчез из твоей жизни.
Карла не смогла. Она только пристально, неотрывно смотрела на любимого мужчину.
– Ну же, прогони меня, Карла. – Голос Чезаре стал резким, хриплым, даже грубым. Рот его кривился, когда он говорил, взгляд словно прожигал Карлу насквозь. Длинные пальцы вцепились в ее волосы с неконтролируемой силой, чтобы удержать, не отпускать.
Она моя… только моя…
– Прогони же меня! – снова велел Чезаре.
И снова она не смогла. Карла почувствовала, как размыкаются ее губы навстречу его губам… покорно, безысходно. С каким‑то горловым рычанием он приник к ним в поцелуе.
– Еще один раз, последний раз… – лихорадочно шептал Чезаре. Глаза его полыхали темным огнем. – В последний раз, Карла. Чтобы ты поняла, почему не должна даже пытаться выйти замуж за другого мужчину.