«Однако дежурный при входе, и этот полковник, и их зловещие темно-синие канты… Если послушать интуицию, попала я в скверную историю. Впрочем, покойный Ванечка говорил, что интуиция только тогда верна, когда основывается на научных фактах. Хочу, чтобы это был сон. Ну, конечно, что же это еще, как не сон. — Элис закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов — постепенно на нее снизошло душевное умиротворение. — Как хорошо! — подумала она. — Сейчас я проснусь — и все это исчезнет, как бредовое наваждение».
И в то мгновение, когда сознание тешило себя якобы происходящей наяву, но при том совершенно очевидно иллюзорной фантасмагорией, раздались громкие мужские голоса. Невесть откуда выскочивший офицер проворно распахнул дальние, как она теперь поняла — центральные, двери, и в зал вошли двое. Первым был зрелый мужчина выше среднего роста, упитанный, с крупной головой на бычьей шее. Внушительный нос уверенно держал пенсне, сквозь толстые стекла весело глядели зоркие глаза. «Начальник тайной полиции собственной персоной», — констатировала про себя Элис, тотчас узнав неоднократно виденное на всевозможных фото лицо. Сердце ее екнуло, но она тут же зло приказала себе: «Дура, не сметь! Он именно этого и ждет — проявления твоего страха, твоей слабости. Ты же сильная, улыбайся!» Она улыбнулась — будто именно его, всесильного Лаврентия Павловича Берию, и ожидала здесь увидеть, будто встреча с ним была естественной и приятной. Вторым был уже знакомый ей полковник, назвавшийся Автандилом. «Только он почему-то и ростом стал ниже, и даже в плечах поуже», — с удивлением обнаружила Элис, продолжая улыбаться.
— Мисс Элис, — угодливо изогнувшись, объявил полковник. И, уловив едва заметный жест шефа, исчез неслышно за дверью дежурки.
— Как же, как же! — голос Берии звучал радушно, гостеприимно. — Давно мечтал познакомиться, с тех самых пор, как еще до войны в Тбилиси прочитал ваше интервью с Иосифом Виссарионовичем.
Он пошел через зал к Элис. Походка его была легкой и пружинистой, маршальские погоны играли золотыми искрами. Подойдя, протянул руку и долго держал ее пальцы в своих, усадил в кресло у низенького столика, сам сел напротив.
— Сейчас я угощу вас лучшим вином Кавказа! — Он трижды хлопнул в ладоши. Появился словно из-под земли человек в нарядной белой черкеске и красных чувяках. Берия, не глядя на него, что-то коротко сказал. На столике появились бурдюк, два серебряных кубка с замысловатым чернением, копченая баранина, козий сыр, козинаки.
— Родственники из моего родного села гостили, — пояснил он, ловко наливая вино из бурдюка в кубки. — Дары гор.
Понюхал вино, попробовал, поцокал: «Конец света!»
— Вы извините, что приходится встречаться таким необычным образом. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о нашем разговоре.
Элис молчала вопрошающе.
— Даже ваш… — он прервал фразу, вновь посмаковал вино («Твиши — напиток древних царей!»), — Сергей.
«О-ля-ля! Что же может быть такого секретного в нашем разговоре? Такого, о чем не должен знать даже Сергей?»
— Я предлагаю тост, — Берия встал, одернул китель, высоко поднял бокал, — за то, что удивительно сочетается в вас, Алиса. Давайте я вас буду так называть. Это сочетание — ум и красота.
Элис сдержанно засмеялась, ее взгляд стал чуть-чуть теплее. «Ох, как мы, женщины, падки на похвалу! Что ж, и другие говорят, что у меня ума, может, и не палата, но он и не птичий. Красота — да, совсем не дурнушка. Однако чего от меня хочет товарищ Берия, хотела бы я знать. Ведь не комплименты расточать завлек он меня сюда своими полицейскими уловками. Наш Гувер, гитлеровский Гиммлер, этот Берия — у всех приемчики одни и те же, все одним миром мазаны».
— Такое счастливое сочетание редко встречается, — продолжал Берия. — Самый яркий пример — царица Тамара из нашей истории.
— Сколь великая в государственных делах, столь же жестокая и безжалостная. — Элис пригубила — вино и впрямь было отменным.
— Э, Алиса, ты же журналист-международник, — переходя на «ты», быстро заговорил Берия. Стал явственнее проступать его акцент, и Элис приходилось теперь напрягаться, чтобы понимать смысл его слов.
— Вершить с успехом государственные дела совсем без жестокости нельзя! — с пафосом произнес он. Снял пенсне, привычно протер стекла и продолжил: — Все ханства, царства, империи, построенные на сюсюкании, мягкотелости и заигрывании с чернью, где они? Канули в Лету, рассыпались в прах, испарились.
— А Япония Хирохито? А Италия Муссолини? А Германия Гитлера?
— Вот, умница! — обрадовался Берия. — Одной жестокости — очень верно! — мало. Еще нужен, обязательно нужен, ум. А этим шпендрикам, — он презрительно поморщился и щелкнул пальцами, — только мелкими жуликами на рынке быть, а не империями верховодить.
Он взял кусок мяса, положил на него сыр, отправил все это в рот и стал быстро жевать. Запил вином, вытер губы тыльной стороной ладони.
— Вот ты умная, очень. — Он заговорил жестко, без улыбки. — Я читал все твои статьи. Объективно, разумно, толково. Россию любишь?
Такого вопроса Элис не ожидала.
«Что за этим последует?» — подумала она.
— Допустим, отношусь с большой симпатией.
— «Допустим»! — передразнил он. — Что значит «допустим»? Я хочу слышать прямой ответ — да или нет?
— Да!
— За это выпьем. Теперь слушай внимательно. Ты знаешь, что твой Сергей — генерал? Что он — Герой Советского Союза? Молчишь? Значит, не знаешь. А ведь и то и другое он получил не за писульки в газетках. Нет! И ты, именно ты способствовала его тайной работе в твоей стране, знакомила с нужными людьми, вводила в такие сферы, к которым иначе ему бы никогда не подойти даже близко.
«Да, я догадывалась, чем занимается Сережа. И помогала не только потому, что он мой любимый человек. Я и тогда, и сейчас считаю, что великий русский эксперимент — с поправками, коррективами, учетом национальных особенностей — прокладывает путь в будущее человечества. Так в чем же меня упрекает один из вождей этого эксперимента? В том, что я по мере своих сил способствую его успеху? Дома я опасалась «железного Эдгара». И это понятно. А здесь…»
— То, что ты помогаешь ему, — это хорошо, за это спасибо. — Берия вновь улыбнулся. И вкрадчиво произнес: — Но я хочу, чтобы ты и мне помогла. Это будет способствовать и более успешной работе Сергея.
— Что вы конкретно хотите?
— Дело, понимаешь ли, в том, что твой герой иногда недостаточно осторожен, беспечен, я бы даже сказал. Я из уважения к нему говорю. Ты мне веришь?
Элис молчала, и Берия, сделав несколько глотков из бокала, продолжал:
— Чтобы его по-настоящему охранять, надо быть в курсе всех его передвижений, знакомств, разговоров, встреч. Сам не зная того, он зачастую так рискует, ах как сильно рискует!
— Вы что, предлагаете мне шпионить за Сергеем? Вы?! Он же в вашем ведомстве служит, как вы сказали!
— Милая! — Берия откинулся на спинку кресла. — Мне пришлось создать целое управление, задача которого наблюдать как раз за своими. Но Сергей служит в другом ведомстве, можно сказать — параллельном. Не важно, в каком именно. Вот ты сказала «шпионить». Зачем такие слова говоришь? Нехорошие слова. Помогать, обеспечивать успешную, а главное — безопасную работу любимого человека. Конечно, все это будет аккуратно, незаметно для него, об этом я позабочусь лично. Связные, явки, передача информации — ну, ты сама знаешь. Читала, наверное: у вас много книг на эту тему выпускают, я постоянно получаю аннотации с кратким переводом.
«Как муха на липкой бумаге. — Элис изо всех сил сдерживала дрожь. Внезапно появился позыв на рвоту, она с трудом его подавила. — Надо было послушать Сильвию и поехать на посольской машине. Конечно, слишком уж большое везение — ночью, почти у подъезда, в ноябрьской Москве — свободное такси. Прямо как в сказке. Теперь вот надо голову ломать, как отсюда ноги подобру-поздорову унести. А этот боров времени на меня не жалеет. Видно, чем-то здорово ему Сережка хвост прищемил. И ведь не боится, что я возьму да и ославлю его на весь свет».
— Повторяю, ты женщина умная. — Берия вдруг сменил деловой тон на приторно-ласковый. — Если надумаешь дурочку валять, мы сразу в десяти-пятнадцати странах в крупнейших газетах поместим статьи с фото (умельцы монтажа у нас первостатейные) о том, что ты — вот тут мы скажем «шпионишь!» на нас чуть не с пеленок. А герою твоему в таком разе головы не сносить. Итак, что решаешь, красавица Алиса?
— Я могу подумать до завтра?
— Подумать никогда не вредно. Только мой тебе отеческий совет — держи крепко язык за зубами. Особенно со своим героем.
Элис поднялась из кресла.
— Спасибо за вино, за дары гор.
Берия тоже встал:
— На здоровье, красавица. Автандил отвезет тебя, куда скажешь. — Он осклабился, проворковал гортанно: — Впрочем… Надо ли ехать на ночь глядя? Оставайся. Уложим тебя в отдельной спаленке на шелковых простынках.
Элис усмехнулась и, оставив зазывное предложение радушного хозяина без ответа, пошла к двери.
«Заокеанская стерва! — думал Берия, наблюдая из окна за тем, как Автандил усаживал Элис в автомобиль. — На предложение остаться даже не ответила. Да не больно-то и хотелось. У нас своих — и умных, и красивых — вагон и маленькая тележка. И в кровать падают по первому же зову без всяких там выкрутасов… Я ей не через кого-нибудь — сам! — сотрудничество предлагаю, а она, видите ли, подумать желает. Да я тебя, сволочь американская, в бараний рог скручу, а после в пыль сотру. Только посмей пикнуть, только попробуй рот раскрыть и полсловечка о нашем разговоре выболтать. Пожалеешь, что на свет родилась. Утоплю в помойной яме вместе с твоим гребаным героем». Берия прошел в кабинет, соседствовавший с залом, снял телефонную трубку, набрал номер начальника одного из управлений Министерства госбезопасности. «Да, чего надо?» — раздался после множества длинных гудков недовольный, сонный голос. «Спишь, Дато? — зло крикнул Берия по-мингрельски. — А я за вас всех, говнюков, должен отдуваться, ишачить, как последний раб?» — «Извини, Лаврентий, дорогой! — Голос сразу стал подобострастно-уважительным. — Только что лег. Пять минут у