Главврач проворчал что-то. Но есть разновидность женщин, которым не отказывают — просто потому, что им невозможно отказать. Даже на рабочем месте. Даже самые несносные и ворчливые мужчины.
Конечно, если означенная просьба находится в пределах разумного.
Особенно если на краю стола этого самого несносного и ворчливого мужчины неизвестно откуда появляется зеленая бумажка достоинством в сто долларов.
— Ну хорошо, — наконец сказал Эдуард Аркадьевич и снял трубку телефона. — Только недолго.
Пять минут. Але! — рявкнул он в трубку. — Это Рогинский. Блажнову из восемнадцатой палаты — ко мне в кабинет. Да, эту самую.., быстро!
Он поднял глаза на денежных визитеров и произнес:
— Через пять минут она будет здесь.
— Благодарю вас, Эдуард Аркадьевич, — каким-то новым голосом проговорил мужчина, и, возможно, его интонации показались главврачу знакомыми, потому что он протер очки и буквально уставился на визитера.
— Простите.., то есть как это… Миша?
— Я не думал, что вы узнаете меня так быстро, — отозвался тот и, встав к доктору вполоборота, сделал какое-то неуловимо быстрое движение. — Вы назвали приведенные мною доводы аргументами в пользу бедных. Вы и раньше любили выражаться фигурально. А вот теперь — аргумент в пользу богатых.
Главврач Рогинский выпучил глаза и издал горлом неопределенный булькающий звук, потому что в руке посетителя он увидел черный пистолет с длинным дулом. И это дуло было направлено в лоб ему, Эдуарду Аркадьевичу.
Он попытался встать, но ноги отказали ему. Да, в сущности, ноги не были уже нужны ему, потому что в следующее мгновение он упал лицом на крышку стола с простреленной головой.
На полированной поверхности стола тут же начала образовываться бесформенная багровая лужица…
— Как в кино, — тихо произнесла девица и улыбнулась. Мужчина перехватил ее талию одной рукой, и она вдруг вцепилась зубами в его ухо, и прерывистый, хриплый вздох сорвался с ее влажных чувственных губ.
— Это так.., интригующе, — пробормотала она и начала порывистыми, рваными движениями длинных пальцев расстегивать пуговицы его рубашки под расстегнутой на груди курткой.
Его рука скользнула вдоль ее бедра, задирая и без того короткую обтягивающую юбку, и девушка легла спиной на огромный стол главврача, за которым — в полуметре от ее хрупких плеч — лежало тело хозяина этого кабинета и этого стола.
— Ну что.., устроим пилораму, кот? — с вызовом спросила она, раскидывая свои длинные ноги в ажурных черных чулках…
— Чего это вдруг Аркадьичу приспичило?
Санитар постучал и потянул на себя ручку двери, на которой была табличка «Рогинский Э.А. Главный врач». За его спиной покорно застыла сгорбленная фигурка в грязно-голубом, почти сером халате. Санитар распахнул дверь, шагнул вперед и открыл было рот, чтобы сказать: можно? Но он не успел сказать ничего, потому что поднял глаза, и у него отнялся дар речи от увиденного.., а в следующее мгновение перед его глазами полыхнула короткая вспышка, и санитар медленно сполз по двери, оставляя кровавые разводы на ее ослепительно белой поверхности…
— Это так эротично, — растягивая гласные, сказала женщина и обвила руками шею мужчины. — Правда, кот?
— Лиза, иди сюда, — повелительно проговорил тот, и сгорбленная фигурка, потоптавшись, вошла в кабинет. Любовники почувствовали на себе взгляд ничего не выражающих, широко распахнутых — прекрасных бледно-голубых глаз…
"Вчера приблизительно в три часа пополудни по московскому времени в пятом корпусе Саратовской областной психиатрической клиники двое неизвестных совершили двойное убийство.
Как сообщил охранник больницы, мужчина и женщина на джипе с петербургскими номерами въехали на территорию клинического городка в 14.49.
Через четверть часа джип уехал. Примерно через час в кабинете главного врача больницы были обнаружены два трупа. Двое мужчин застрелены из пистолета марки «ТТ», найденного тут же. Личности убитых установлены — это главврач клиники Рогинский Эдуард Аркадьевич, доктор медицинских наук, и санитар той же больницы Филиппов Андрей Юрьевич.
Из палаты той же больницы исчезла пациентка клиники Елизавета Блажнова.
Охранник запомнил номер машины, на которой ехали предполагаемые преступники, но объявленный по области план-перехват результатов не дал".
Глава 1О ПОЛЬЗЕ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ
— Сколько у нас осталось в кассе, Афоня?
Фокин сиротливо оглядел замусоренный гостиничный номер крайне нереспектабельного вида, горестно вздохнул и, порывшись в кармане пиджака Влада Свиридова, ответил:
— Колоссальная сумма. Тринадцать фунтов. Да, вру.., еще пятьдесят этих.., шиллеров.
— Шиллингов, стало быть. А известно ли тебе, Афоня, что эти самые «шиллеры» уже почти тридцать лет как вышли из употребления?
— Да, — пробормотал Фокин. — А где же я их тогда взял?..
— Ну уж я этого не знаю.., может, стащил в каком-нибудь нумизматическом магазине, куда ходил с сугубо познавательными целями, — отозвался Свиридов и окинул критическим взглядом порванные на заднице брюки Афанасия, пострадавшие в процессе бурного времяпрепровождения в пабе. — У тебя часто прорывается твоя мелкоуголовная натура.
Сакраментальную фразу о том, что для «гиганта мысли масштаб мелковат», Владимир говорить не стал: Фокин никогда не был этим самым гигантом.
По крайней мере, мысли.
— Может, мне поступить учиться в университет? — неожиданно выдал тот. — Вроде тут, в Англии, хорошая система образования.., мне студент один говорил. Хороший человек, между прочим.
— У тебя белая горячка, друг мой, — грустно протянул Свиридов, крутя между пальцев небольшой пневматический пистолет, стреляющий свинцовыми пульками. — Про какого студента ты говоришь? Уж не тот ли это панкового вида малаец, с которым ты сначала братался, а потом заявил, что он воняет, как полсотни козлов, подрабатывающих производством каловых масс для фермерских хозяйств, и гонял его пинками по всему бару так, что он половину мебели своей тушей переломал, а под конец на него свалился телевизор, а весь счет за это милое деяние — кстати! — оплачивал я.
— А тебе что, денег жалко? — огрызнулся Фокин. — Или, может быть, телевизора?
— Да ничего мне не жалко. Просто жалко, что мы торчим в этом туманном Альбионе уже полтора месяца и ничего путного так и не сделали. Ты вообще помнишь, что еще недавно собирался взяться за ум, после того, как мы проорали все бабки.., говорил, что тебе уже тридцать четыре года и что в этом возрасте какой-нибудь Билл Гейтс по-еврейски старательно заработал свой первый миллион баксов. А что ты сделал за это время?
— Откуда этот менторский тон, Владимир Антонович? — поморщился Фокин. — У тебя всегда с бодуна дидактика эта гребаная из всех щелей прет. Ты бы еще Административный кодекс мне поцитировал.
— Во-во, — кивнул Свиридов. — Только не российский, а местный, британский. И еще швейцарский с австрийским. Тебе бы не помешало. И вообще, Афоня.., ты же еще на прошлой неделе собирался устроиться на работу охранником в какой-то клуб в Вест-Энде.
— Ага.., я-то хотел устроиться.., а кто в этом самом клубе разыграл ограбление, чтобы потом демонстративно обезвредить «преступника» и за это халявно поужинать, а потом признаться в любви хозяйке клуба, поставить ее во все мыслимые позиции.., а потом обчистить кассу под носом у охраны и смыться? «Преступник» твой, кстати, оказался бывшим полицейским, уволенным за пьянство. А, не было такого, о добродетельный и законопослушный Владимир Антонович?
Свиридов прищурился на бежавшего по выцветшим обоям таракана атлетического телосложения и, почти не целясь, метким выстрелом из пневматического «ствола» вмял его в стену, а затем нараспев произнес:
— А что же вы хотели, почтеннейший Афанасий Сергеевич? Должен же я был где-то брать деньги, чтобы платить штраф за тот аттракцион, когда ты, сукин кот…
— Да? — перебил Афанасий. — А кто месяц назад прыгал с моста, привязавшись за ноги резиновой хренотенью? Чтобы не долететь до земли два метра и болтаться, как блоха на веревочке?
— Да ты ничего не понимаешь, — запальчиво возразил Свиридов. — Это очень дорогой аттракцион, сейчас он очень модный в Америке и Канаде.
Знаешь, как способствует выработке адреналина?
Им же, несчастным, постоянно его недостает. Это у нас, в России, сплошная веселуха, а у них, кроме минетчицы узкоколейного президентского профиля, никаких развлечений нету. А-а-а.., ты же не видел, как я прыгал. Ты тогда не был в состоянии понять этого, потому что напился в тот день с самого утра и с кучей проституток катался на катерах.., и голосил при этом песню "Из-за острова на стрежень…….
«мощным взмахом поднимает он плененную княжну и за борт ее бросает в набежавшую волну», и все такое, а?
— А кто в Париже сожрал две марки LSD и уверял каких-то нигеров из Латинского квартала, что он Нельсон Мандела? Не ты?
— Да ладно тебе, Афоня. А ты не помнишь, как ввалился в синагогу и заорал, что ты бывший православный священник и осознал ложность христианского учения, и теперь хочешь принять иудаизм, главным образом потому, что тебе очень понравилась маца.., когда тебя кормила ею какая-то массажистка из Хайфы, а?
— Но я ведь на самом деле был священником…
— Ладно… Я знаю только одно, — терпеливо сказал Свиридов, — что три месяца назад мы улетели из Москвы с двумя прекрасными дамами и шестидесятитысячной кучей баксов. И решили немного развлечься.., законное, в общем-то, решение с этой нервотрепкой по поводу выдворения из России и предыдущими комиксами про злобных дядек из спецслужб. Но это не повод, чтобы на шестой день твоя Катька сбежала от тебя с каким-то латиносом… не вынесла твоих утренних похмельных серенад и прочих проистекающих от тебя эстетских изысков… вроде распивания виски в раскачиваемом тобой же фуникулере над альпийской пропастью и избиения ночного портье, и не какой-нибудь заурядной дубинкой или ножкой от стола, а кадкой с фикусом.