ы Российской Федерации.
— Да, конечно, — произнес Влад, еще не до конца понимая, зачем Ковалев говорит ему все это.
Ведь не думает же этот важный госчиновник, что Свиридов не понимает очевидности им сказанного.
Что не осознает, кого он должен благодарить за выдачу виз им, Свиридову и Фокину, лишенным Российского гражданства.
— Бесспорно, вы и ваш друг Фокин Афанасий Сергеевич — люди со своеобразными моральными критериями и этическими устоями. В данный момент я занимаюсь тем, что просматриваю ваше досье. Это интересно и наталкивает на занимательные размышления.
Господи, и он может так равнодушно и цинично говорить — отец, потерявший свою единственную дочь!
— Вот оно, ваше досье, — проговорил Владимир Иванович, пододвигая к себе увесистую черную папку с грифом «Совершенно секретно». — Та-ак…
Родился в семье военного тридцатого сентября одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Отец, Антон Сергеевич Свиридов, полковник ВДВ (военно-десантные войска). Убит в Афганистане в 1982 г.
Мать умерла в девяностом.
Так.., учился в закрытой военной высшей школе при Главном разведывательном управлении. В разведшколе — три года в общем потоке, потом по распределению попал в группу «Капелла», так называемую «группу сирот». Сюда зачислялись потерявшие родственников и соответственно «отмороженные» курсанты.., благо не имели на свете никого из родных и ничего святого из вечных ценностей, — откомментировал Ковалев. — Занимательно.., ну, из всего последующего можно сделать только один вывод: под вывеской подготовки офицеров ГРУ, сотрудников внешней разведки высокого класса готовили элитных убийц, способных выживать в самых экстремальных условиях и, главное, работать, и работать весьма успешно. Ведь так, Владимир?
Влад пожал плечами: ну что тут скажешь, заместитель министра иностранных дел — это вам не какой-нибудь депутат областной Думы, он и должен быть в высшей степени информированным человеком.
— Стажировка в Афганистане в числе войск ВДВ, — продолжал кратко озвучивать досье Свиридова Владимир Иванович. — Служба в Москве, участие в подавлении путча и расстреле Белого дома, Потом война в Чечне, где вы находились в течение двух месяцев и были отправлены в отставку в связи с ранением, а попросту — вследствие чудовищной усталости и патологического нервного напряжения, накопившегося за многие годы. Расстройства памяти с элементами конфабуляции. Вот как вас внушительно освидетельствовали ваши медицинские светила, — резюмировал Ковалев.
Свиридов продолжал молчать.
— Дальше — тоже интересно, но уже не так.
Проживание в провинции, Среднее Поволжье, город Саратов. С девяносто шестого по девяносто девятый годы. Чем занимались и чем зарабатывали на жизнь — точно не установлено. Хорошо отслеживали, когда вас пасут спецслужбы. Зато в минувшем, девяносто девятом году вы набедокурили за все годы мирной жизни…
Свиридов слабо улыбнулся: знал бы Ковалев, что за мирная жизнь это была!
— ..подозревались в причастности к убийствам высокопоставленных лиц большого бизнеса, угнали самолет и в Мельбурне.., впрочем, не будем тратить время, напоминая вам о том, что вы знаете лучше меня. Куда важнее иное: все это время рядом с вами — бок о бок шестнадцать лет, с восемьдесят третьего, когда вы начали обучение в высшей школе ГРУ — с вами находился Афанасий Сергеевич Фокин, фигура в высшей степени любопытная. Я имел возможность убедиться в этом на свадьбе.
Решительно, этот человек был выкован из стали.
При упоминании о свадьбе своей дочери, радостном событии, которое в контексте последних событий приобретало ужасающе мрачный, горький, саднящий привкус крови на губах каждого, кто о нем сказал хоть слово — Ковалев сохранил прежнее невозмутимо-вежливое выражение на холодном лице.
— К примеру, — продолжал он, — достаточно вспомнить о том, что после своей, прямо скажем, не богоугодной деятельности в «Капелле» Фокин четыре года был священником в Воздвиженском храме Саратова. Его родного города, кстати. Это ли не показатель незаурядности этого человека?
И только при слове «незаурядность» короткая, как вспышка, неуловимая гримаса промелькнула на лице Ковалева и тут же испарилась, как летучий эфир с накаленной солнцем поверхности.
Свиридов почуял что-то откровенно недоброе.
— При чем тут Фокин? — быстро спросил он.
— Да так.., к слову пришлось, — холодно произнес Ковалев, и только мимолетная усмешка, искривившая его губы, дала понять, какой термоядерный сарказм был вложен в эту короткую фразу. — А вы помните, Владимир, какая занимательная вещица из секс-шопа была обнаружена.., обнаружена.., вы ведь видели тело моей дочери там, на люстре, да? Первым после убийц, да? И вот эта штучка.., ведь вы запомнили этот поганый суррогат для тщедушных импотентов и палочку-выручалочку для страдающих бешенством матки шалав, да?
Всю маску равнодушия и оцепенелой сдержанности сорвало с Ковалева, как ветер властно срывает с деревьев красно-желтые перезрелые листья. Стальная воля, сковывающая в кулак бешеные эмоции, внезапно уступила — и как будто сорвалась упруго вжатая до упора мощная пружина.
— Ты помнишь, как эта мерзость была в теле моей девочки, правда? — задыхаясь и свирепо раздувая тонкие аристократические ноздри, негромко проговорил Владимир Иванович, вставая из-за стола и вплотную подходя к Свиридову. — Так вот.., ты знаешь, чьи пальчики обнаружились на этом резиновом хере.., или из чего он там сделан?
— Н-нет, — растерянно проговорил Влад. — Могут быть только отпечатки Ильи.., но ведь это ничего.., ничего еще не доказывает…
— Да в том-то все и дело, что не Ильи, — яростно выдохнул Ковалев. — А того, о ком я тебе толкую вот уже.., несколько минут.
— Это что же…
— Вот именно… Фокина!!
— Не может быть, — после мучительной паузы пробормотал Влад.
Ковалев остановил на нем буравящий взгляд, словно пытался пронзить насквозь и вырвать все тайное, что могло скрываться за привлекательной оболочкой бывшего офицера спецназа ГРУ — и вдруг резко повернулся на каблуках и прошел к своему столу. Уселся, оправил пиджак, закрыл папку с досье Влада Свиридова и нервным движением пригладил седеющие аккуратные виски.
— Простите, Владимир, — проговорил он, — вы сами понимаете, что в такой ситуации мне нелегко сохранять хладнокровие.
— Да, да… — отозвался Влад, который ожидал последних слов Ковалева еще меньше, чем предшествующей им вспышка гнева и ненависти.
— Одним словом, я хотел бы предложить вам подумать над этим делом и по возможности подключиться к расследованию, — отчеканил Ковалев. — Это не означает, что я вам очень уж доверяю, но то, что я знаю о вас, позволяет мне считать вас специалистом, ничуть не уступающим тем, кто будет заниматься этим делом. А быть может, и лучше. Помимо всего прочего, вы лицо заинтересованное. Все-таки главные обвиняемые — ваш брат и ваш лучший друг.
Только, — заместитель министра сделал внушительную паузу, — только я предлагаю вам подумать, тот ли он человек, кем вы его считали?
— То есть? — холодно откликнулся Владимир.
— Отпечатки пальцев — дело очень серьезное.
То, что это именно его отпечатки, не может подвергаться сомнению, потому что его полное досье есть в базе спецслужб.., все-таки Фокин был в федеральном розыске и, возможно, поступит в него опять. Если нам не удастся задержать его.
— Я думаю, что это будет просто сделать, — без раздумья сказал Свиридов. — Вероятно, он до сих пор в том ночном клубе, где я его оставил.., пьет и глазеет на девочек. И я не могу представить, как Афанасий.., как он мог убить Ирину.
При имени «Ирина» Ковалев вздрогнул и опустил глаза, и непроизвольно Свиридов вспомнил, как пристально рассматривал тело девушки Владимир Иванович и как неуловимо менялось его скованное железной волей бледное лицо со стиснутыми серыми губами.
— Я не могу представить, как Афанасий может иметь отношение к смерти вашей дочери, — продолжал Влад. — Отпечатки пальцев — это еще ничего не доказывает. Еще неизвестно, при каких обстоятельствах Афанасий мог оставить эти отпечатки. В последние три дня он хватается за все, что движется, а что не движется, он сам приводит в движение. Но я не отрицаю, что вам сложно отказаться от подозрений в его адрес: все-таки человек с темным прошлым, находившийся в федеральном розыске, скандалист, порой не отдающий себе отчета в своих действиях. Но все равно.., я могу сказать определенно: на такое жуткое убийство Фокин не способен.
— На такое? То есть вы согласны в принципе… что он легко может убить человека и не испытывать особых угрызений совести по этому поводу? Конечно, если у него, Фокина, есть причина, ведь так?
Свиридов качнулся вперед и ответил:
— Да. — — Особенно если вспомнить, что после первого дня свадьбы Фокин едва не изнасиловал Ирину, — зловеще проговорил Ковалев, — помните, тогда… когда он вломился в спальню и вознамерился было исполнить супружеские обязанности вашего брата?
Илья еще выгораживал его и говорил, что это ошибка.., помнишь, да?
Влад похолодел: обвинения в адрес Фокина внезапно стали приобретать губительную весомость.
И хотя он по-прежнему даже не мог и помыслить, что Фокин способен на такую гнусность, как убийство девушки и надругательство над ее телом, в голове тускло промелькнуло тревожное чувство правдоподобности подобного истолкования ужасных событий в доме Ковалевых. Правдоподобности — в глазах людей, не знающих Афанасия Фокина и всех лучших черт его натуры.
Но все равно: в России подводят под статью на основании и меньших доказательств. А когда еще заинтересованная в расстрельной статье сторона — замминистра иностранных дел Российской Федерации…
Фокин — убийца. Илья — убийца.
— Поехали в клуб, где, как вы говорите, находится этот человек, — холодно проговорил Ковалев, и в его глазах промелькнуло что-то такое, что заставило Влада невольно сжаться от жуткого и тревожного предчувствия…