— У тебя прекрасное сердце, Ярдли. Ты должна его слушаться и не отказываться от той любви, которая нам обоим стала так необходима. Мне иногда кажется, что ты боишься любить. Почему?
Она прижала ладонь к его щеке.
— Потому что человек, которого ты любишь, может ранить тебя гораздо сильнее, чем кто-либо другой. Люди бывают так грубы, причем иногда они даже не осознают до конца, что делают. Когда я больше всего нуждалась в отце, он целиком погрузился в себя. Мне это было непонятно и страшно. А когда он женился на Франческе, я решила, что он предал меня, предал память о маме. Теперь, когда я выросла, мне стало понятно, что ничто не делалось назло мне, просто жизнь так складывалась. А тогда я осталась с Мими и дедушкой. И отвернулась от отца, не в силах простить ему предательство. Взрослому человеку подчас смешны детские обиды, но как трагично они переживаются в детстве. И от них не может не остаться следа во взрослой жизни. Да что я тебе объясняю, ведь ты и сам пережил нечто подобное, даже, мне кажется, гораздо более трагичное. Иногда мы ожидаем слишком многого от людей, которые на это многое просто не способны, и потом годами не можем залечить свои раны. А не сами ли мы наносим их себе, ошибаясь в людях? Ну ладно, пойду. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. — Позже увидимся.
Он выпустил ее из своего плаща и сказал:
— Постарайся скорее, Ярдли. Я уже так долго жду тебя.
— Сразу же, как только освобожусь, обещаю тебе, — проговорила она и скрылась в доме.
— Я плохо себя вела сегодня, — по-детски капризным голосом призналась Мими, когда Ярдли помогала ей подняться в спальню. — Прости меня, детка. Джеррид хотел, чтобы мы были обеспеченными, и, боюсь, я становлюсь слишком уж воинственной, когда вижу, что кто-то пытается разрушить то, что создавалось годами упорных трудов. И Селина вот тоже на меня рассердилась…
— Селина как-нибудь с этим справится, Мими. И я не сержусь на тебя. Я понимаю, как ты тоскуешь по дедушке. Я и сама скучаю по нему.
— А где Селина?
— Уже легла. И тебе самое время сделать то же самое.
— Не могу себе вообразить, зачем ей понадобилось лгать, защищая этого Саймона Блая.
— Она не лжет, Мими.
— Так что же, все теперь будут думать, что это я лгу?
— Ты, вероятно, решила, что единственным способом заполучить форму для Саймона было воровство. Возможно, ты не представляла себе, как рад был дедушка, что у него появился ученик, особенно после того, как папа оставил дело. Ты забыла, как потом дедушка ждал Саймона, надеясь, что когда он в один прекрасный день вернется в Киттридж, то будет работать на него. И потом, что вредного для своей фирмы он мог видеть в том, что отдал ему старую, изношенную форму?
Дойдя до верхней площадки, Мими остановилась отдышаться, раздражение ее вновь увеличилось.
— Хорошо, но нельзя же, согласись, приемного сына просто подцепить на улице. Если бы этот малый имел достойное воспитание, он не позволил бы себе восстановить производство сельской девушки и торговать ею, как своей собственностью. Немыслимая наглость! Прежде никто такого нахальства и вообразить бы себе не мог. У людей низших классов совести не больше, чем у кошек.
Когда они добрались до дверей спальни, Мими, не успев войти, обыскала комнату ищущим взглядом.
— А где мои сигареты? Я где-то забыла свою пачку.
Ярдли провела ее внутрь.
— Уже поздно, Мими. Завтра найдешь свои сигареты.
— Хмм. Видно, Селина прихватила их и теперь лежит покуривает, — проворчала старуха.
Ярдли упорно продвигала ее в сторону постели.
— С чего ты взяла? Селина ведь не курит.
Мими села наконец на край кровати.
— Кажется, здесь никто, кроме меня, не хочет законным порядком отстаивать свое достояние.
— Саймон решил вернуть себе то, что было отнято у него с самого детства, и он уверен в своей правоте. Ты бы могла наконец постараться понять его. Он видел в своей жизни столько несправедливости, видел людей, тяжело работавших и ничего себе не наживших, более того, потерявших даже то, что у них было, когда они лишились и этой тяжелой работы. Он хочет занять такое положение в обществе, чтобы быть в состоянии помочь людям, сделать так, чтобы они не боялись завтрашнего дня, не боялись потерять работу и чтобы у тех, кто начал с нуля, была надежда на доброе будущее. Пока я не познакомилась с ним, я не придавала никакого значения тому, как легко и просто мне жить. Посмотри, Мими, как много у нас всего, гораздо больше того, в чем мы реально нуждаемся. Сама подумай, сколько людей работало на дедушку, как тяжело они работали, а плодами всех этих трудов пользуется только наше семейство. Разве это справедливо?
— Так-так! Значит, он успел настроить тебя против Джеррида? Против собственного семейства, Ярдли?
— Ни против кого я не настроена. Просто пытаюсь реально смотреть на вещи. Я любила дедушку, и этого ничто не сможет изменить. Он всю жизнь старался сделать все, чтобы нам было еще лучше, но ты никогда не вникала в проблемы бизнеса, в его особенности. Из разговоров со старослужащими я кое-что узнала о том, что происходило на фабрике.
Трясясь, Мими вытаращила на внучку глаза.
— Я вижу, ты совсем перестала думать о нашей семье. А раньше ты понимала, что значит принадлежать роду Киттриджей, понимала великое значение гордости и традиций.
— Киттриджи всегда славились производством прекрасных вещей, это правда. Но мы ведь не художники. И хотя дедушка занимался лепкой и делал это с удовольствием, он никогда не считал себя настолько талантливым, чтобы создать что-нибудь выдающееся. Вот почему он нанимал художников, никогда не пытаясь торговать собственными изделиями. Он понимал, что его вещи для этого недостаточно хороши, потому и возвращения Саймона так ждал. Он хотел, чтобы тот работал на нас, понимая, что компания нуждается в столь редком таланте, наделенном современным видением и способным сохранить высокий престиж нашей фирмы. Так что передача Саймону этой формы была символом новых начинаний, которых он ждал от Саймона. Вот почему я верю, что Саймон говорит правду. Я никогда не знала своего прадеда, но все же не верю, что кто-нибудь из Киттриджей был способен создать нечто столь замечательное, как сельская девушка. Если бы не предки Саймона, мы бы торговали сейчас каким-нибудь посудным ширпотребом.
— Да уж, здорово он тебе промыл мозги, детка.
— Любой, кто знает Саймона достаточно близко, кто видел его работы, не может не признать, как он талантлив.
— Твой дедушка давал ему шанс, он предлагал ему работать на нас, так почему же он не захотел?
— А ты не понимаешь почему? Он просто не хотел, чтобы с ним повторилось то же самое, что с его предками. Чтобы плоды его трудов, его гений снова был погребен под нашим именем.
— Гений, Ярдли? — Мими хихикнула. — Ну-ну, продолжай.
— С нуля создавая свою компанию, он решил наладить собственное производство статуэток. Я считаю, что это гениально.
— Так вот почему ты решила отдаться этому человеку?
Ярдли возмутилась той грубостью, с какой это было сказано. Но тотчас напомнила себе, что она взрослая женщина и имеет право вступать в близкие отношения с кем ей заблагорассудится, не отчитываясь ни перед кем, пусть это даже будет ее бабушка. Но и лгать она не хотела. Нет, она не станет ни отрицать, ни преуменьшать факта своих отношений с Саймоном. Мими должна принять все так, как есть, или не принять вовсе — это ее дело.
— Я люблю его.
Мими от этих слов как-то съежилась.
— Неужели ты не понимаешь, что ты только часть его замысла? Он хочет захватить контроль над «Коллекцией Киттриджей» и потом уничтожить само имя нашей фирмы. Да посмотри на себя, Ярдли! Ты такая умница, молодая, красивая. Перед тобой светлое будущее. Ты можешь выбрать любого мужчину в этом городе. От одной мысли, что ты позволяешь Саймону использовать себя в его интересах, у меня мурашки по коже бегут. Да, я допускаю, что он способный. И уверена, что он умеет говорить приятные вещи. Но, Ярдли, дорогая, послушай меня, я не хочу видеть тебя несчастной в тот день, когда он бросит тебя. Да Боже ты мой! Все в этом городе болтают о том, как вы явились вместе на бал, а потом, не дождавшись конца, оба исчезли. Послушай, Саймон Блай не стоит этого. Тебе нужен человек, который будет заботиться о тебе, способный защитить тебя и твой бизнес. А этот… Да, он, пожалуй, не будет разорять нашу фирму, пока кувыркается с тобой в постели, а потом…
— Чепуха. Даже если я и замуж за него выйду, я не потеряю контроль над «Коллекцией Киттриджей».
— Замуж? Боже мой!.. Ох…
Мими вдруг побледнела, лицо ее стало цвета постельного белья, она вскричала, скрючившись от боли, и схватилась за бок.
Ярдли склонилась над ней.
— Что с тобой?
— Мой бок!
И она принялась так сильно раскачиваться из стороны в сторону, что Ярдли пришлось схватить ее и удерживать, чтобы старуха не упала на пол.
Вскоре послышался обеспокоенный голос Селины.
— Что случилось?
— Все в порядке, — проговорила Мими, хотя в глазах ее стояли слезы. — Просто помогите мне улечься.
— Надо вызвать ее доктора, Селина. Нажми пятый номер на панели автопамяти.
Селина как была босиком, так и помчалась вниз, вызывать врача. Через несколько минут она вернулась.
— Я сообщила ему через телефонную станцию. Он перезвонит через несколько минут.
Ярдли посмотрела на бабушку.
— Нет, я не могу ждать. Сама отвезу ее на станцию «скорой помощи». Помоги мне снести ее вниз.
Они были уже внизу, когда зазвонил телефон, и доктор сказал, что он будет ждать их в приемной «скорой помощи».
— Мне поехать с вами? — спросила Селина.
— Я справлюсь сама, только помоги мне затащить ее в машину.
— Да это просто смешно, — протестующе ворчала Мими. — Нечего меня таскать туда-сюда, отнесите меня обратно в постель.
— Нет, Мими, нет, — стояла на своем Ярдли.
После напряженной езды к отделению «скорой помощи» при небольшой киттриджской больнице Ярдли была отстранена от своей бабушки и пошла заполнять нужные бумаги. Покончив с этим, она спросила, где ее бабушка и что с ней происходит.