Я пощупал живот и разгладил новый пиджак. Нет, пожалуй, я еще ничего. Я бы даже сказал, элегантный мужчина. Молодые люди вдоволь нацеловались и теперь шли обнявшись по площади.
А я направился на улицу Постас.
Росендо Мендес по прозвищу Ришелье открыл рот от удивления, увидев меня около кинотеатра. Он еще больше постарел. Росендо тридцать лет работал билетером в этом старом кинотеатре, он начинал задолго до того, как здесь стали крутить только порнофильмы. У Ришелье были водянистые глаза в красных прожилках и все тот же крючковатый нос. В молодости он служил в городской полиции.
— Разрази меня гром! Тони, дружище, совсем нас забыл!
Мы пожали друг другу руки. На его форменной куртке не хватало трех пуговиц.
— Росендо, я ищу Дартаньяна.
— Но ведь он… он уже давно не…
— Брось ты, в самом деле. У меня для него есть работа. Я тоже уже давно не полицейский, так что успокойся.
Росендо вздохнул с облегчением.
— Он больше этим не занимается. Тони.
— Ты уверен?
— Да.
— Где его можно найти?
— Он захаживает в бары в районе Лавапиес. Ты ведь его знаешь.
Я взглянул на афишу. В тот день шли две кинокартины. Одна называлась "Влажные секретарши", другая — "Общая кровать".
— А у тебя как дела?
— Да так себе. — Он взглянул на часы. — Сейчас начнется самое интересное. Хочешь зайти? Я с тебя ничего не возьму.
У Росендо Мендеса по прозвищу Ришелье был свой бизнес. Точно зная, какие кадры стоит смотреть, он предупреждал своих постоянных клиентов, и те забегали всего на пятнадцать-двадцать минут на самые пикантные сцены. Много он с них не запрашивал, всего сто песет.
— Нет, Росендо, спасибо.
— Как хочешь. Сейчас начнется. Эта секретарша такое вытворяет со своим шефом…
Из магазина тканей напротив вышел толстый потный мужчина, воровато посмотрел по сторонам и направился прямо в кинотеатр. Его звали Басилио, он работал управляющим. Вероятно, сказал продавцам, что идет выпить кофз. Молча протянув Росендо сто песет, он вошел в пал.
— Времена изменились. Тони… складывается впечатление, что клиента больше не интересуют пикантные подробности и обнаженные женщины. Трудно поверить, но мужчины повально становятся жертвами процесса феминизации, чтобы не сказать хуже… У меня бывало в день по двадцать клиентов… а сейчас сам видишь… всего три. Это притом, что картины стали намного откровеннее. Показывают абсолютно все. Может, зайдешь, а?
— Нет, Росендо, спасибо. Я спешу.
Мы пожали друг другу руки, и я пошел вниз по улице Постас. Росендо крикнул мне вдогонку:
— Заходи как-нибудь в другой раз!
Я помахал ему рукой. Мимо прошли двое прилично одетых мужчин. Они торопились в кино.
Там, где раньше был магазин канцелярских принадлежностей "Папелерия Алемана", сейчас торговали гамбургерами. Бар «Небраска» переоборудовали под игровые автоматы. Все меняется, что толку сожалеть о прошлом, но я все равно никогда не пой?лу тех, кто предпочитает гамбургеры настоящей еде. Впрочем, это никого не интересует. Старинный бар «Флор» на площади Пуэртздель-Соль тоже больше не существует, сейчас на его месте расположился «Макдональдс». Никогда бы нe подумал, что такое может произойти.
В вестибюле Управления безопасности сидела девушка лет двадцати. Ее манера обращения с посетителями мало чем отличалась от поведения продавщицы в шикарном магазине мужской одежды.
— Добрый день, сеньор. Что желаете?
— Я хотел бы поговорить с комиссаром Фрутосом.
— Вам назначено?
— Нет.
— Минуточку. Сейчас узнаю, может ли он принять вас.
Как доложить?
— Антонио Карпинтеро.
Она набрала номер и назвала мою фамилию. В своэ время работу этой девушки выполнял старая развалина Сальвадор с дрожащими руками и усыпанным перхотью воротником мундира. Управление явно выиграло в результате подобной замены. Девушка повесила трубку и мило улыбнулась:
— Он вас ждет. Будьте любезны, предъявите удостоверение личности.
Она тщательно записала мои данные и вернула удостоверение вместе с пропуском. Я поблагодарил и пошел к лифту. Столь вежливое обращение с посетителями в полицейском управлении произвело на меня не меньшее впечатление, чем выигрыш в лотерею.
Двое упитанных, хорошо одетых мужчин вошли в лифт вместе со мной. С первого взгляда было видно, что они из тех, кто на работе не потеет. Один жевал с безразличным видом жвачку, другой внимательно рассматривал свои туфли.
На втором этаже я вышел. Здесь ничего не изменилось: обшитые старыми деревянными панелями стены, тяжелые портьеры, светильники в стиле деревенской таверны и даже бюст Франко в углу.
Я толкнул третью дзерь слева, на которой висела медная табличка "Главный полицейский комиссар".
Полноватая женщина лет пятидесяти в очках накидывала на плечи темно-сиреневую шерстяную шаль. Она посмотрела на меня так, как если бы я застал ее на толчке.
— Извините, но я уже ухожу, мне нужно домой, — нервно заявила она, хватая со стола огромную сумку. — Мы работаем до шести, а сейчас уже… Конечно, у него-то семьи нет, — она кивнула в сторону красивой резной двери, какие бывают в церквах. — Он проводит здесь все время… но у меня, извините, уйма дел. Бывают дни, когда я вынуждена оставаться допоздна, и это считается в порядке вещей.
Женщина прошла мимо, обдав меня запахом кухни, и хлопнула дверью. В тот же момент резная дверь приоткрылась и появилась голова Фрутоса.
— Ушла?
— Да.
Он вздохнул с облегчением и распахнул дверь.
— Слава богу… проходи.
Я шагнул на толстый ковер, такой старый, что он вполне мог сойти за военный трофей XIX века, времен войны Испании с Филиппинами. Стоявший в глубине кабинета письменный стол казался маленьким на фоне государственного флага и портрета короля в полный рост. Единственным новшеством, кроме портрета короля, был выключенный в данный момент телевизор. Все те же громады архивных шкафов, те же кожаные кресла и то же ощущение остановившегося времени.
Фрутос подошел к столу и сел в кресло. Его традиционная сигарета была уже наполовину скручена, и он продолжил это занятие.
— Самое спокойное для меня время. — Он снова вздохнул. — Марухита неплохая женщина, но она здесь работает еще со времен Камило Алонсо Бега [Министр внутренних дел при Франко] и считает себя главнее всех начальников… Целый день учит меня — что и как надо делать.
Внезапно дверь распахнулась, и просунулась голова женщины в темно-сиреневой шали. Фрутос вздрогнул.
— Я могу еще немножко задержаться, — прокричала она.
— Нет, нет… большое спасибо, Маруха, не надо, правда, не надо.
— Сварить вам кофе? Брат не обидится, если я чутьчуть задержусь.
— Спасибо, Маруха, не надо. Вы можете идти.
Женщина что-то пробурчала себе под нос.
— Но мне нетрудно приготовить кофе, — не отставала она.
На лице Фрутоса появилась гримаса, которая обычно изображала улыбку. Указательным и большим пальцами левой руки он зажал еще не склеенную сигарету.
— Большое спасибо, можете идти домой.
— Не забудьте открыть окна. А то потом здесь так воняет табачищем, что невозможно войти.
— Не беспокойтесь, Маруха, все будет в порядке. Пока, до завтра.
Дверь с шумом захлопнулась. Фрутос в сердцах бросил сигарету в корзину для бумаг, сопроводив свой жест неким междометием.
Я сел в кожаное кресло по другую сторону стола и закурил.
Фрутос вынул табак «Идеал» и начал аккуратно свертывать новую самокрутку. Делал он это очень ловко, полностью сосредоточившись на своем занятии. Потом высунул длинный белесый язык, при этом его курносый нос вздернулся еще больше, облизнул край сигареты, склеил ее, тщательно разгладил и сунул в рот. Прикурил он от допотопной бензиновой зажигалки «ронсон», которыми пользовались солдаты еще во времена сражения республиканцев с франкистами при Брунете.
О моем присутствии он вспомнил только после того, как затянулся и выпустил дым.
— Что тебя привело ко мне, Карпинтеро?
— Да так, мелочи… Прошлой ночью мне приснился тяжелый сон о Луисе Роблесе, вот я и решил узнать, как продвигается расследование.
— Расследование? — Он снова выпустил дым и посмотрел поверх моей головы куда-то вдаль. — Не понимаю, о чем это ты?
— Что тут не понимать, Фрутос. Я спрашиваю, есть ли у вас какие-нибудь новые данные о деле Луиса Роблеса.
— Конечно. Кое-какие данные есть. Только дела нет.
Обыкновенное самоубийство.
Он сосредоточенно курил. Я тоже. Комната быстро наполнялась дымом. Некоторое время мы молчали.
— Вы получили результаты вскрытия?
Он кивнул головой.
— Когда твой друг Луис Роблес решил свести счеты с жизнью, он был пьян в стельку… Опустошил целую бутылку виски… кажется, мне даже сообщили марку… Точно не помню, но это было шотландское виски… из дорогих.
Если тебя интересует марка, я могу поискать отчет о вскрытии.
— Очень любезно с твоей стороны, Фрутос, но марка виски меня не интересует. К каким выводам пришла баллистическая экспертиза?
Заведующий баллистической лабораторией Курро Овандо был хорошим специалистом. Его отчеты всегда отличались добросовестностью и точностью.
Фрутос охотно объяснил:
— Он засунул пистолет в рот и выстрелил. Правда, наблюдается некоторое отклонение траектории. Пуля вышла через левое ухо. В отчете содержится куча подробностей, ты ведь знаешь Овандо, но это — главное.
— А перчатка?
— Обширные следы пороха. Ее тщательно исследовали.
— Здесь что-то не так. Но что именно, Фрутос?
— Все так. Твой друг покончил с собой. Длительное время он пил, забросил все дела, систематически напивался и… — внезапно Фрутос замолчал. Потом продолжил — …он находился в подавленном состоянии, глубокая депрессия, вот почему он застрелился. Мы сталкиваемся с такими вещами на каждом шагу. Знаешь, сколько самоубийств зарегистрировано в Мадриде только в этом месяце? Одиннадцать: семь женщин и четверо мужчин… Не считая тех, кто вколол себе слишком большую дозу наркотика. В последнее время в Мадриде многие кончают жизнь самоубийством.