Теперь мы стояли у моей двери и выжидательно друг на друга смотрели. Он был нагружен пакетами, я разошлась, и понимала, что веду я себя по-детски.
- Заходи, - сказала я. - Отнеси покупки на кухню. И все на этом, пожалуйста.
Покупки он сгрузил послушно на кухне, и, бросив на меня укоризненный взгляд, ушел. И слава богу, его влияние на меня слишком растет, я себя боюсь.
Следующий месяц тянулся возмутительно спокойно. Лешка под мои очи явился лишь два раза, на мои прелести не посягал вовсе. Ограничивался цветами и сладостями, и то через посыльных.
Мой крошечный садик совсем зазеленел, и должен бы радовать душу. Но она бестолковая все томилась, искала чего-то. По ночам я мечтала, как когда-то в девятом классе, по Ваньке Соловьеву. Оттого, что мечталось мне наперекор своим желаниям, я сделалась злой и раздражительной.
Набрала целую кучу заказов, копила деньги на новую мебель, преподавала в школе и буквально с ног валилась от усталости.
Когда пошел уже второй месяц непонятного Лешки поведения – вроде как жаждет меня вернуть, но никаких тебе больше серенад (слава богу), я сдалась и пошла к маме на разведку. Она, предательница, до сих пор с моим бывшим мужем хорошо общалась.
Сидела на маминой, такой родной и до мелочей знакомой кухне, пила чай. Смотрела, как ловко мама лепит пирожки, и не знала, как свернуть разговор в нужную тему. Решилась напрямик.
- К тебе Леша не заходит?
- Звонил позавчера. – Мама внимательно на меня посмотрела. – Не заезжал уже недели три, а что?
- Да ничего, мам. Просто интересно.
- Не дурила бы ты мне голову, дочка. Знаешь, кто ты у меня сейчас? Собака на сене. Ни себе, ни людям.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты его и отпустить не желаешь, и к себе не подпускаешь.
- Мама! - обиделась я. - Я его уже год, как отпустила!
- Себе-то не ври, – мама уложила на противень последний пирожок, и, отступив на шаг, полюбовалась на дело рук своих. - Все равно же ты его простишь? А сколько времени это займет? Я боюсь, он не будет ждать вечно, Ань. Там она, там сын.
- Мама! - вновь возмутилась я.
- Да, виноват он. Не знаю, как бы поступила, будь на твоем месте. Но со своего скажу - мне больно за вас. Любите вы друг друга, два моих маленьких глупых ребенка.
Подошла, обняла меня и в лоб поцеловала. А я уткнулась в ее грудь и с удовольствием разревелась.
- Дела у него, Ань, - гладя меня по волосам, сказала она. – На работе аврал, сделку какую то важную готовят, все на ушах. Он и не спит почти. А у Инны обострение проблемы, из-за которой она еле Вовку доносила. Не смертельно, но операцию делать пришлось. Лежит в больнице, а Вовку поочередно то бабушка, то сам Лешка нянькают. Не дергай его сейчас.
Я шла домой. Был уже разгар лета, вечер радовал теплом. Сумерки навевали грусть, я думала о том, что Лешка, наверно, сейчас у себя, в маленькой однокомнатной квартире, которую купил после развода. Сидит перед компьютером допоздна, споро щелкая клавиатурой, как всегда перед важными сделками. А в коляске спит мальчик, и Лешка не отрываясь тихонько покачивает ее ногой, чтоб ребенок уснул крепче.
Дома поднялась на свою крышу с чашкой чая, сидела, смотрела в темноту. Пыталась разглядеть звезды, но их почти не было видно. То ли смог мешает, то ли просто город затмил их своими огнями.
Пытала себя глупыми мыслями я с полночи, утром никак не могла заставить себя встать, а в дверь настойчиво звонили. Открыла дверь, за ней стоял Лешка, с ребенком на руках. Я слабо охнула от неожиданности, и дверь захлопнула. В нее тут же заколотили.
- Аня, помоги, пожалуйста! - заговорил он. - Я на работе должен быть через десять минут, у нас совещание важное! Я никак с Вовкой не могу, а бабушка привезла его, и оставила! Свои проблемы, блин, решает! Аня, спаси! Я и к твоей матери ездил, но ее дома нет, моя в санатории, ну куда мне ехать? Я же не могу сына чужому человеку доверить!
- Леша, это мне не по силам. Отдай его секретарше.
- Ты издеваешься, да?
- Леш, я только стала к ситуации привыкать. Не обостряй.
- Вот и привыкай! - разозлился Лешка. – Я его под дверью оставлю и уйду, думаю, ты не дашь пропасть маленькому ребенку, даже если ненавидишь его.
Мне стало нестерпимо больно, я усилием воли остановила подкатывающуюся истерику, и поморгала, прогоняя слезы. Уже знала, что сдалась. Молча открыла дверь. Лешка всунул мне в руки ребенка, неожиданно тяжелого, и бросил на пол сумку. С малышовыми принадлежностями, надо думать.
- Спасибо, – смотрел на меня внимательно, словно взглядом хотел прочесть мои мысли. Настороженно. - Спать захочет часа через полтора два, если не перевозбудится, конечно. Дашь ему смеси, тут все есть. Сейчас дай творожок, после сна попить, и позже, что-нибудь поесть. Баночки все тоже там. К сухарикам, печеньям и яблокам относится положительно. Я побежал.
Он коротко поцеловал меня в губы, и ушел, закрыв за собой дверь. Я держала его сына, неловко, он был тяжелым и сползал вниз, оттягивая мне руки. Ему было неудобно, он захныкал обиженно и задергал ножками. Я прошла с ним в комнату, и посадила на диван. Сама же отошла, и уселась в кресло напротив, разглядывая его, первый раз так близко. Он тоже сидел и на меня глядел. Насупленно, недовольно. Крепкий, светловолосый. С пухлыми щеками. Господи, а глаза-то Лешкины. Снова слезы подкатили.
- Я тебя не люблю, – сказала я ему. – Ты чужой.
Он бросил на меня настороженный, точь-в-точь как у папы взгляд. Затем споро перевернулся на живот, спустил ножки на пол. Посмотрел на меня, словно ожидая реакции. Я молчала - была удивлена тем, что он все это может. В моих мыслях он всегда был лишь милым абстрактным малышом. А Вовка - он же Вовка, плюхнулся на четвереньки и стремительно уполз в коридор.
- Эй, эй, погоди, мы так не договаривались! - я бросилась за ним, в испуге, что он сейчас непременно заработает какое либо увечье. – Может, просто посмотрим мультик?
А Вовка сидел в коридоре на полу и головой крутил. Видимо, папу ищет.
- Ушел твой папа. Взял и ушел. А ты ползи теперь на кухню, творог будем есть. Ты наверно голодный, по всему городу носились, няню искали.
Но на кухню Вовка не спешил. Схватил мои новые босоножки, розовые, обильно стразами украшенные. И в рот потянул.
- У тебя хороший вкус, детка. Они мне тоже очень нравятся, и делиться я не хочу. Отдай, и разойдемся по-хорошему.
Отобрала у него обувку, и понесла умываться. Он все также норовил выскользнуть из рук, но я уже знала, чего ожидать и не так боялась. Стульчика у меня детского не было, пришлось кормить, усадив на колени. Вовка и правда был очень голоден, заранее открывал рот, и так сидел, как воробышек в гнезде, в ожидании мамки. Затем с удовольствием попил сока.
Далее мы с ним ладили прекрасно - я просто давала ему все, что он захочет, и следила, чтобы он это не съел. Правда, через некоторое время он начал хныкать, и делать попытки избавить себя от одежды - пора менять памперс похоже. Я поставила его прямо в ванну, он цепко держался за бортики, и стянула с него одежку. Подгузник был предсказуемо полон, я, стараясь не морщиться, отправила его в мусорное ведро, и хорошенечко полила попку из душа. Правда, в процессе он вымок полностью - купаться ему явно нравилось. Я вымокла за компанию.
Чистенький и одетый ребенок лежал на моих руках и сосал смесь из бутылочки. Он внимательно на меня смотрел, не отрываясь и даже почти не моргая. А по моим щекам безостановочно катились слезы - как же я ненавидела его отца в эту минуту. Наконец глазки его стали закрываться, дыхание выровнялось, и соска выскользнула изо рта. На мгновение, не удержавшись, я прижалась к нему, вдохнула его запах - неповторимый, детский. И уложила его посреди своей постели, сама легла рядом с книгой, поминутно на него поглядывая.
Если сначала он показался мне покладистым ребенком, позже я свое мнение переменила. Проснувшись, он долго плакал, не хотел ко мне на руки, отталкивал меня.
- Да, я знаю, что я не твоя мама! Может, даже ты ненавидишь меня, просто сказать не можешь. Но нам осталось два часа, давай проведем их мирно!
То ли Вовка был сговорчивым, то ли боги услышали мои молитвы, но ребенок угомонился. К тому времени как пришел Лешка, мы если не привыкли друг к другу, то примирились с этим.
Лешка держал сына на руках, я собирала его вещи. Ходила по комнате и чувствовала, как муж, бывший, не отрываясь следит за мной взглядом.
- Все вроде сложила. Идите. Пока Вовка! – помахала я ребенку рукой. А Лешка вдруг посадил его на пол, обнял и поцеловал меня. А я глупая, ответила.
-Спасибо, - шепнул мне в волосы, и ушел.
А я пошла в комнату, и бросилась на постель. Заметила под подушкой маленький полосатый носочек и разревелась. Ну до чего же я много плачу, самой стыдно.
Когда ночью Лешка постучал, я его пустила. Бранила, кляла себя, бесполезно.
- Люблю тебя, – говорил ночью он, лениво перебирая мои волосы. – Так люблю, что сам боюсь. А еще сильнее боюсь, что не простишь, и сам себя простить не могу. Запутался.
А я молчала. Пусть говорит. Неизвестно, что будущее нам готовит, быть может, через несколько лет я буду вспоминать эту ночь, как лучшее, что со мной было.
Так время и потянулось. Лето уже грозило закончиться. Я регулярно нянькала Вовку, интересно, как его мама на это реагирует? По ночам пускала его беспутного папашу, чтобы утром выпроводить вновь. Как ни старалась, в квартире появились их вещи. Словно они тут живут. На кухне стоял детский стульчик, в ванной на полочке Лешкин бритвенный станок. То тут, то там валялись игрушки, в машинку прокрались мужские носки. Когда Инна выписалась, мне было тяжело, я так привыкла к этой иллюзии настоящей семейной жизни. Я, Лешка, и Вовка.