Стали различаться детали. Самолет, как одинокий лыжник, скользил, совершенно не касаясь бугристого поля облаков. Они лежали плотно-плотно внизу, будто небесный снежный покров никогда здесь не таял и казался тверже, чем сама земля. Видимо, погода в этой вечной белой долине ни при каких условиях не менялась. Через иллюминатор, покрытый морозными земными узорами, уже отчетливо стала проявляться далекая полоска горизонта, подсвеченного не то сверху, не то снизу. Все там, за окном, казалось застывшим, неподвижным, скованным морозом, но не мертвым. Фиолетовое небо уже перестало давить, поднялось выше, унеся с собой поблекшие звезды. Катя с восхищением смотрела на небо, четко разделенное пополам: на одной половине – утро, на другой – ночь, и удивлялась, ведь с земли смена дня и ночи вовсе не казалась чудом, а проходила спокойно, постепенно и закономерно. С высоты же это выглядело совсем по-иному, почти без сумерек – вот день, а вот ночь, как инь-ян. А может, ее восторженно-романтическое настроение и восприятие обычных, казалось бы, явлений было связано с первым в жизни солидным количеством посошков, попавших перед отлетом в незакаленный молодой организм. Трех часов сна было явно недостаточно, чтобы они выветрились. Вот Катя с дурьей улыбкой и рассматривала небо, остатки звезд и зарождающееся солнце, которое полезло, по-хозяйски приподнимая облака, как забродившее тесто приподнимает крышку. Огонь разгорался все сильней, начали выплескиваться первые раскаленные капли, и даже показалось, что из дальнего облака поднимается легкий пар. Катя про себя усмехнулась – жалко, что ничего не слышно, за бортом, наверное, все шипело и бурлило. А в пьяненькую ее голову лезла какая-то каша из монологов, которые заставляли учить еще в школе:
«Отчего люди не летают?.. Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки – туже, как можно туже, натужиться надо, – и полетела бы. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Ведь эдакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало. …Нет, ты посмотри, что за луна!.. Ах, какая прелесть! Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь?..»
Эта женитьба двух классиков, Островского и Толстого, эта помесь наивной Наташи Ростовой с «лучом света в темном царстве» позабавила Катю, но поделиться этой забавой было еще не с кем.
Потом снова провал, снова в могучий девичий сон, пока не прогремел голос свыше: «Наш самолет совершил посадку в столице Индии городе Дели. Командир корабля и экипаж прощается с вами». А потом тихонько, видимо, чтобы сразу не расстраивать пассажиров, проникновенно произнес: «Температура воздуха – плюс пятьдесят один градус…»
– Пятьдесят один! Обещали же не больше сорока… – Катя спросонья и от ужаса, что услышала, выпучила глаза. – Как в такую жару тут жить? Это ж как на другой планете.
– А что мы с этим можем сделать? Разве что не выходить из самолета и улететь обратно, – резонно заметил Дементий и приобнял жену. – Пойдем, интересно же!
Толпа в проходе зашевелилась, собирая вещи, загудела и двинулась наружу.
Вышли, вернее, сделали первый шаг по трапу, и Кате показалось, что в легкие вместо воздуха ворвалась тягучая кипящая жидкость. Еле-еле, почти не дыша, Катя с Дементием добрались до здания аэропорта. На высоком потолке зала прилета нехотя крутились крупные фены, перелопачивая духоту и обдавая взмокших людей горячими, как из сопла реактивных двигателей, потоками. Большая толпа пассажиров стояла у хилой стоечки с надписью «Не индийцы», и вот наконец настала их очередь. Статный усатый офицер в чалме цвета хаки и разнокалиберных золотых висюльках на мундире, прямо как из фильма-сказки, внимательно все выслушав – что, куда, откуда, – шлепнул печатью с индийским трехглавым львом, качнул головой и показал рукой в сторону выхода.
Вот он, наш маленький двор. В глубине – балкон повара Камчи, а домик, где мы живем, слева
Народа вокруг было много: семьи на чемоданах, дети, старики, громоздкие баулы, белые одежды – создавалось ощущение, что все по-срочному эвакуируются из этой жуткой жары, которую человеку выдержать просто не под силу, а Катя с мужем вот приехали проверить свои возможности. Чем-то неотвратимо пахло. И совершенно не дышалось. Вернее, организм делал привычные движения, но никакого воздуха при этом не получал. От усталости ноги уже не держали. Хотелось просто лечь и заплакать.
Их встретил приветливый мальчик из консульства, помог найти багаж и повез по непроснувшемуся городу в посольскую гостиничку. Поселили их в крохотном, но вполне чистеньком однокомнатном номере с большим количеством крупных полосатых мокриц в ванной, которые сильно удивились приходу людей и сначала бросились врассыпную, но потом осмелели и с любопытством подползали к ногам, когда кто-то входил в их мокрицино царство. Почти всю комнату сразу забили коробками и чемоданами, но было уже все равно – оба путешественника уснули как убитые.
Пробуждение было ужасным. Кто-то за дверью громко и истошно кричал непонятное.
– Мис-ми-и-и-ит, мис-ми-и-и-ит!
Кого звал этот страшный человек за дверью и был ли это вообще человек? Как такие крики могли раздаваться в гостинице при советском посольстве и где полиция? Все это было безответно, особенно спросонья, но крики продолжались и даже приближались с каждой секундой. И вот уже послышались прямо под дверью:
– Мис-ми-и-и-ит, мис-ми-и-и-ит! – в очередной раз раздалось в коридоре в опасной от них близости, и в номер резко постучали.
Дементий, русский богатырь, добрый молодец, орел, косая сажень в плечах и прочая, и прочая, и прочая, с некоторой опаской, но все же решил поинтересоваться, что там, за дверью, происходит, кто кричит, кого спасать, и заодно от непрошеного индийского гостя защитить свою молодую жену. Старый разболтанный замок долго не поддавался, и храбрец, пыхтя у двери, уже подрастерял свой боевой настрой. Но вот наконец засов открылся.
За дверью стоял потный, лоснящийся индиец с очень жирно смазанными чернющими волосами. Вид у него был довольно пугающий и достаточно отталкивающий. Он весь был обвешан корзинами – маленькими, большими, всякими. Но самое неприятное, что, как только перед ним открылась дверь, в комнату проник омерзительный запах тухлятины, который источали не то его корзины, не то лично он сам. Катя не столько испугалась, сколько расстроилась, что проветрить комнату она не сможет – окна на пятидесятиградусной жаре открывать нельзя. Поэтому дверь нужно было закрыть как можно быстрее.
– Мис-ми-и-и-ит, мис-ми-и-и-ит! – пояснил пришелец, подняв к носу Дементия одну из корзинок, стыдливо прикрытую грязной тряпкой. Но, увидав полное непонимание клиента и его брезгливо наморщенный нос, сам решительно откинул покрывальце и, явно гордясь, продемонстрировал подвяленные на жаре и потрепанные временем неровно нарезанные шматы чьего-то сочащегося черной сукровицей мяса. Вид мяса восторга не вызвал, как и вид торговца. В нос ударил едкий, не сравнимый ни с чем аммиачный запах.
– Ми-и-ит, – повторил он, отогнал от товара мух и для верности перевел на русский: – Миаса…
Такого «миаса» точно не хотелось. Хотелось срочно захлопнуть дверь и стать вегетарианцем.
– Какая жуть! Что за вонища! – На пороге появилась взбудораженная Катя. – Господи, он этим еще и торгует? Чем тут только не пахнет…
Индия, как показалось Кате, действительно источала какой-то особый, ни с чем не сравнимый аромат, во всяком случае, на первый взгляд или, точнее, нюх. Не в этом конкретном случае с тухлятиной, конечно, а в принципе. Катя до этого мало путешествовала, за границей так всего ничего, но там, в Европах, на выходе из аэропорта, кроме паленой резины или какой-то химии, ничем особенным не пахло, ну разве что дождем. А здесь, в Индии, точнее в Дели, стоило ей выйти из самолета, помимо невероятной жары ей ударил в нос яркий запах. Отчетливый запах специй. Почему-то сразу в аэропорту и почему-то именно оранжевых специй. Катя решила тогда, что да, они, несомненно, должны быть апельсинового цвета, во всяком случае, если бы запах имел цвет, то тот, первый делийский запах, ударивший в нос еще на трапе самолета, излучал именно такой цвет! И потом этот солнечный аромат с некими вариациями преследовал ее и по дороге, и как только они вышли тогда из машины, и даже в гостинице – везде.
Так оно и оказалось – это был запах карри, он въедался во все, что окружало: в разноцветные сари, в которых обязательно что-то готовили и не раз, в мастики для волос, в циновки для сидения, в палочки для благовоний, да и в человеческую кожу, наконец. Даже в индийскую косметику – уж если что-то и варить, пусть даже тушь для глаз, то обязательно добавить карри! Пусть не именно карри, но масалу – смесь специй. Без этого еда не елась, вода не пилась, воздух не дышался, а жизнь не жилась. Это Катя узнала уже позже. И да, еще повсюду пахло едой. Даже когда ее не было видно. И со всех сторон – кто-то что-то все время ел, кто-то что-то везде готовил, а если учесть, что народу тьма-тьмущая, то едой пахло всегда и ночью тоже. И поскольку пищу просто перчить или солить было совсем недостаточно, да и не очень это в Индии принято, добавляли специи, под настроение. И главной специей все равно был карри! Казалось, что этот всеобъемлющий индийский запах должен как-нибудь подвыветриться, еще немного – и пройдет ближе к вечеру, и станет не таким явным, ночью-то точно затихнет… ну в муссоны-то просто обязан исчезнуть… Но нет, Индия проветриваться не желала, оставалось только к этому запаху привыкнуть.
А теперь вот еще воняло и тухлым мясом, которое настойчиво совали под нос. И на этот раз даже запах карри его перебить не мог.
В гостинице верхом на чемоданах Катя с Дементием прожили целых два месяца, свыклись с мокрицами, с вечно крутящимся над головой бесполезным феном, с истошным криком «мис-ми-и-ит» три раза в неделю, с начавшимися сразу после их приезда муссонными дождями, да и с этим повсеместным запахом карри, ставшим сразу почти родным. Долго искали домик в городе для жилья и корпункта, чтоб недалеко от посольства, чтобы по выделенным деньгам, скромный и удобный, куда не стыдно гостей позвать, в том числе и индийских журналистов, – как-никак советское представительство Гостелерадио, как и было оговорено. Ездили, смотрели, удивлялись. Но наконец нашли, довольно удачно, в дипломатическом районе под названием Васант Вихар, еще не слишком густонаселенном, безо всяких строек перед глазами и с видом на пустырь, где паслись тощие бесхозные коровы, которые под утро истошно орали от избытка молока. Но как подоить святую, пусть даже и корову? Катя часто задавала себе этот вопрос, глядя на мучающихся индийских буренок.