Ты видела его по телику? Я тоже нет, хотя, говорят, был. Он умник – не бьет и не кусает, а я его – иногда, профилактически, чтобы знал. Шутка.
Целую тебя крепко, в самую репку!
Твоя Катюля».
Доктор Гопал
Раз в неделю после выписки из больницы Катерина должна была являться на прием к доктору Гопалу в его частный кабинет, который находился довольно далеко от центра и от их дома. Это было условием ее досрочной выписки из больницы, уж так решил доктор Гопал. Обычно всех советских пациентов к врачу сопровождал доктор Моисеев, должен был и Катю, мало ли, потребуется перевести что-то медицинское, обсудить лечение или проконсультироваться с индийским коллегой по поводу необходимых лекарств или назначений. Но Катя поехала одна – Гопал пообещал Моисееву, что первый визит всегда чисто формальный и Олег Борисович может спокойно заняться другими важными делами, никаких обсуждений на медицинские темы не намечалось. А может, и вовсе не поставил его в известность.
Катя и отправилась одна, без доктора, только с водителем. Они еле-еле продирались по загруженным дорогам, лавируя между автобусами, скутерами, коровами, легковыми автомобилями и пешеходами. Иногда у них на пути попадались буйволы и верблюды, а Катя все ждала слонов – почему бы и нет, для полной картины?
Тротуаров на дорогах вообще не существовало, поэтому вся эта фыркающая, ревущая и кричащая толпа без малейшего порядка и рядности, чуть продвигаясь, колыхалась на проезжей части, расталкивая друг друга, и останавливалась только на светофоре. Светофоры, кстати, тоже были редкостью, по большей части транспортом управляли полицейские. Стояли посередине дороги и махали жезлом по своему усмотрению, в основном не избавляя от пробок, а создавая их. Из каждой машины обязательно торчала чья-то «говорящая» рука, показывая направление, куда машина едет. Указателем поворота не пользовался никто – только рукой! Направо-налево – это было понятно – высовывай руку и маши, если хочешь обогнать – гуди, не хочешь пропускать – высунь руку ладонью к спешащей машине. Вот и весь дорожный язык, который прекрасно развивает человеческое общение. Главное – побольше сигналить, это, в конце концов, просто весело! Так Катя и провела час туда, час обратно, в зашкаливающем шуме по адской, раскаленной, почти дымящейся дороге.
Кабинет доктора располагался на зеленой улице, в маленьком садике, как оказалось, рядом с кабинетом его жены-гинекологини, дверь в дверь, он сам похвастался. Жили они, видимо, там же, но вход в их владения находился со стороны внутреннего дворика, и рабочая зона была четко отделена от жилой. Чья-то мама – его или ее, – воспользовавшись продыхом в муссонах, сидела, мерно покачиваясь у входа на кресле-качалке, не то как охранница, не то как любопытная Варвара, не то как часть обстановки, безучастно следя за движением незнакомцев, приходящих на прием. Видимо, это было единственным ее развлечением. Она улыбнулась не сильно наполненным зубами ртом и закачала головой, как китайский болванчик, слева направо, вроде как здороваясь или негодуя.
Служанка завела Катю в кабинет и оставила, тоже покачав для верности головой. Головой в Индии качали все, не кивали при встрече или в знак согласия, а именно качали, прижимая сомкнутые ладошки к груди. И привыкнуть к этому обычаю заняло тоже какое-то время, сначала вообще казалось, что все поголовно с Катей несогласны.
Дверь с улицы осталась открытой, и легкая, похожая на марлю белая ткань весело играла на сквознячке. Катя огляделась. Все как у всех врачей – рабочий стол с двумя креслами, книжный шкаф с однотипными книгами и папками и крошечный кофейный столик с массивным старым черным телефоном, не современным, каким-нибудь цветным, а именно старым, эбонитовым. Посередине кабинета островом возвышалась кушетка, необычно высокая, словно доктор здесь делал операции с доступом к пациенту со всех сторон. К кушетке вела крошечная лесенка из двух ступенек, иначе залезть на нее было бы проблематично.
Стены невозможно белого кабинета доктора Гопала были сплошняком завешаны какими-то незначительными дипломами и второсортными благодарностями, Катя успела прочитать одну такую грамоту – за участие в олимпиаде по биологии на третьем курсе института, и не какое-то там место, а просто за участие, – такие, наверное, выдавали всем подряд, чтобы не обидеть. Дальше она читать не стала – Гопал пришел сразу, но про эти грамоты все было более или менее понятно.
– Хелло-хелло-хелло-о-о-о, май дарлинг, – сказал доктор, потирая руки и приглашая ее сесть, – как мы себя чувствуем? Выглядите вы, во всяком случае, намного свежее, цвет лица уже почти пришел в норму, уже не такая серенькая, как в больнице. Такие красавицы не должны долго болеть, они обязаны радовать окружающих! – торжественно сказал он, завращал выпуклым глазом и ощерился. Тот, другой, снулый и усталый, продолжал сочиться. Катя удивилась, в больнице на улыбки он был достаточно скуп, а тут на тебе – она увидела почти все зубы, которые ему придали не шарма, а жути.
Катя начала что-то сбивчиво объяснять, что живот вроде получше и уже не так тянет, что по вечерам она выходит гулять и силы немного появились, но видно было, что доктор слушает вполуха, рассеянно рассматривая крутящийся фен и часто подтирая носовым платком пот, который крупными каплями снова и снова выступал у него на лбу.
– Уэлл-уэлл-уэлл, – снова скороговоркой произнес он. – Разговоры – это прекрасно, но пора преступить к осмотру, он скажет нам гораздо больше, уверяю вас! – Он указал на кушетку и пошел к умывальнику сполоснуть руки.
В комнату каким-то образом влетел крупный шумливый жук и стал неистово носиться туда-сюда, яростно жужжа и разгоняясь с невероятной силой, словно пытаясь протаранить стену, чтобы попасть обратно на волю. Катя, увернувшись от жука, взошла на ложе. Гопал с довольно масляной улыбкой стоял уже наизготове и даже галантно помог ей прилечь. Приспустив девичью юбку чуть больше, чем того требовал осмотр, он начал месить живот, словно тугое тесто, которое необходимо было размять. Воспаленные кишки оставались еще слишком чувствительными и не готовыми после болезни к такой агрессии, но Гопал все впивался и впивался в них пальцами, словно хотел пролезть под кожу. Катя заерзала и застонала, стало действительно больно. Она удивленно посмотрела на врача, но тот словно ничего не замечал, сладострастно закинув голову и прикрыв разномастные глаза. Катя терпела из последних сил – живот снова, как и прежде, заныл.
– Больно, не надо так сильно, пожалуйста, – попросила она. Доктор очнулся, словно пробудился от какого-то своего сна, открыл глаза и заулыбался.
– Окей-окей, – пообещал он, слегка ослабил хватку и, с пристрастием взглянув на пациентку, вдруг впился руками в грудь так, что Катя села, вскрикнув от боли и неожиданности. Доктор Гопал вздрогнул – реакция ему не понравилась, даже не то что не понравилась – сильно удивила. Он уложил Катю снова и улыбнулся, как чудовище из какого-то фильма, название которого не припоминалось. – Амеба, видите ли, такая маленькая тварь, которая может создать абсцессы в любом органе человека. – Улыбка Гопала растянулась почти от уха до уха. – И грудь не исключение. Вы же не хотите, чтобы где-то образовались амебные поселения? – сказал он слащаво, и у него на лбу снова появилась испарина. – Надо все досконально проверить… Все-все… – И вдруг посмотрел на Катю так, что сердце ее закатилось в пятки, хотя она все еще лежала и сердцу проделать такой путь было довольно сложно. – Амеба, знаете ли, такая гадость, которая находит малейшую лазейку в слизистой оболочке толстой кишки и попадает в кровоток. – Гопал, заговаривая зубы и совсем не по-врачебному глядя на пациентку, снова стал мять бедной Кате грудь. Одновременно он поглядывал на живот и туда, вниз, куда уж точно не хотелось его подпускать. – Так, о чем это я… Так вот… По кровеносной системе, – усердно продолжал, словно по учебнику, доктор, – они могут достигнуть мозга, печени, легких, вызывая новые внекишечные патологии: абсцесс печени или мозга, перитонит, плевропульмонарный абсцесс, то есть легких, повреждения кожного покрова и даже, – Гопал поднял вверх кривоватый палец и нервно сглотнул, – гениталий… – И он снова хищно улыбнулся.
Осмотр гениталий после амебной дизентерии ну уж точно никак не входил в Катины планы, тем более что врач уже и так довольно откровенно на нее поглядывал, намекая на то, что почему бы этой милой русской девушке не принять на его территории его правила игры? Что тут такого? Это же Индия, страна оранжевых цветов, жаркого солнца, сказочных чудес и камасутры, наконец. Надо воспользоваться, расширить, так сказать, свой кругозор за счет его большого опыта и неутомимого сладострастия. И то, что жена находилась где-то поблизости и могла войти в кабинет в любую секунду, тоже неимоверно его возбуждало. Он на секунду ослабил свои активные действия в области груди пациентки и решительно запустил руку ей под юбку, скользнув под резинку трусов. Катя вспыхнула, резко села на кушетке, прищемив руку Гопала, и зыркнула на него так гневно, что доктор попятился.
– Гениталии мы пока оставим в покое, доктор Гопал! А о вашей компетентности я обязательно поговорю с доктором Моисеевым! И уж точно мне больше не захочется приезжать к вам на осмотр, – холодно произнесла Катя, вставая и поправляя блузку с юбкой. Взгляд у нее стал жестким и резким, словно ей не принадлежащим: – Почему вы сказали доктору Моисееву, что этот прием будет формальным, без осмотра? Или то, что было, осмотром не считается? – Катя стояла около выхода, багровая от удивления и брезгливости – врач, он же врач, как он мог, как такое вообще возможно? – Придется сообщить ему подробности этого, так сказать, осмотра!
Темное лицо индийского врача попыталось побледнеть, но получилось это плохо, прямо как у домашнего Катиного хамелеончика, – вместо бледности вылезла серость. Резко и обреченно запахло камфарой, запах которой постоянно окутывал Гопала, но тут испуг, видимо, спровоцировал сильный камфарный выхлоп.