Но вот настал момент большого выхода в большие люди, а именно на один из самых крупных приемов в честь Первого мая. С Катиной нелюбовью к официальным встречам сделать над собой усилие было очень сложно, но муж сказал: надо для работы – значит, надо; все оправдания, почему он снова пришел один, без жены, уже исчерпали себя – то она приболела, то восстанавливается после болезни, то уехала, то устала. Вот в посольстве и намекнули, что вести себя надо более активно и обязательно чем-то заниматься – кружок ли для посольских детей вести, стенгазету делать, помогать подготавливать приемы, в общем, зарекомендовать себя положительно, а главное, участвовать в общественных делах.
Во всей красе! Корреспондент советского Гостелерадио с супругой на приеме в Дели, 1984
А это уже не подготовка, а самый настоящий прием в посольстве. Среди гостей и доктор Гопал с женой
На большие посольские приемы выходили обычно помогать почти все посольско-журналистские жены, ведь, как ни старайся, на кухне с большим наплывом гостей шеф-повару с помощником было не справиться. Разношерстные дамы, кто в чем – кто в косынках а-ля комсомолки двадцатых годов и в тренировочных костюмах, кто набигуденные, с декольте на шесть персон и в туфлях на шпильках, кто в домашних халатах и шлепках, – были хором отправлены на кухню получить указания, чтобы поработать, так сказать, в холодном цеху – помыть, почистить и нарезать продукты. Прием-то ого-го какой, человек на двести, без женского десанта с ножами наизготовку не справиться никак. В большом зале приемов и остались работать – столы расставили, застелили клеенками, вниз спрятали ведра для мусора, а на столах разместили тазики и доски с разной снедью.
Катя замерла у входа в зал и сделала вид, что читает доску объявлений. Замерла от отчаяния. Выходить на всеобщее обозрение она не любила, не хотела и не торопилась, стараясь хоть ненадолго отложить этот отвратный момент. Она по сути своей была склонна к нарушению всяческих правил и регламента, ее прям подмывало развернуться на остреньких каблучках и отправиться восвояси, но нет, мужу это бы не простили, именно мужу, а допустить такое Катя не могла. Она впилась взглядом в то, что было написано на доске, исключительно в психотерапевтических целях и стала медленно читать, выбирая фильм, на который пошла бы, или вспоминая те, что уже видела:
«План демонстрации кинофильмов на май
Воскресенье, 17:00 – “Вы мне писали”;
20:30 – “Пожелай мне нелетной погоды”.
Среда, 20:30 – “Серафим Полубес и другие обитатели земли”.
Суббота, 17:00 – “В моей смерти прошу винить Клаву К.” (фильм о любви, видела, душевный, подумала она);
20:30 – “Укрощение огня”, две серии (один из папиных любимых, про конструктора, вместе смотрели не раз).
Воскресенье, 17:00 – “Мой папа идеалист”;
20:30 – “Василий и Василиса”.
Среда, 20:30 – “Сказки… сказки… сказки старого Арбата” (нежно, лирично, и музыка хорошая, да).
Суббота, 17:00 – “Наследница по прямой” (новый, слышала, но не видела, надо будет обязательно сходить!);
20:30 – “Юность Петра”, две серии (по слухам, хороший фильм, Герасимова, с Золотухиным в главной роли, но не с тем самым, а с другим, молодым, Дмитрием, надо посмотреть).
Воскресенье, 17:00 – “Инспектор уголовного розыска”;
20:30 – “Петровка, 38”.
Среда, 20:30 – “Трое на шоссе”.
Суббота, 17:00 – “Счастливая Женька” (про больницу, это всегда интересно!);
20:30 – “На гранатовых островах”.
Воскресенье, 17:00 – “Тайна корабельных часов”;
20:00 – “С любимыми не расставайтесь” (прекрасно, но очень грустно…).
Среда, 20:30 – “Портрет жены художника”.
Суббота, 17:00 – “Ярослав Мудрый”, две серии (историческое люблю, красиво, костюмы, речь, природа);
20:30 – “Законный брак”.
Воскресенье, 17:00 – “Этот негодяй Сидоров”;
20:30 – “Городской романс”.
Вторник, 17:00 – программа для детей, мультфильмы, художественный фильм (тоже надо сходить)».
Катя немного подуспокоилась, долгое чтение расписания кинофильмов произвело на нее нужный эффект, и она, выдохнув, как выдыхают после выпитой для храбрости рюмочки, шагнула в жужжащий зал. Гул на мгновение стих – все с любопытством повернули головы, и Катя почувствовала легкий ожог, слегка оплавившись от любопытных взоров. Подошла сильно надушенная дама, праздничный вид которой совершенно не вязался со стареньким, в пятнах фартуком.
– Крещенская, мы вас заждались, – показала она на женщин с ножами.
– Добрый день, куда мне пройти? – Катя решила сразу перейти к делу, чтобы не было никаких расспросов.
Ответственная за подготовку к приему отвела Катю на заданную позицию – разделывать крабов для салата, ну не настоящих, конечно, они б в жаре и часа не пролежали, а баночных, вынимать у них хитиновые пластиночки. Дело нехитрое, механическое, внимания особо не требующее, поэтому, вздохнув спокойно и оправившись немного от неловкости, Катя и сама занялась наблюдением за незнакомыми тетеньками, которых в зале было в избытке. Сначала-то притаилась, вроде как неудобно было, но потом стала зыркать более открыто, интересно же, кто вокруг.
Минут через десять к ней подошла жена доктора, Таня Моисеева, пока единственная из всех знакомых девушек в посольстве. Олег пару раз приезжал с ней к ним домой, когда навещал Катю после больницы. Веселая, живая, с хорошим чувством юмора, она очень подходила Олегу Борисовичу по характеру.
– Катюнь, Катюнь, рада тебя видеть, ты как? – Похоже, Таня действительно была рада видеть Катю. Она была открыта и естественна – редкие женские качества, которыми природа одаряет не каждую. – У нас тут все те же на манеже! – завела она глаза на потолок, а потом, взглянув на банки с крабами, присвистнула: – О, тебе крабы поручили, красота! А я морковь чищу, выходит, у нас разные весовые категории! Ты, главное, их не только разбирай, но и сама такую вкусноту пробуй! – убедительно зашептала она. – Дома-то, небось, крабы не каждый день ешь, – и добавила в полный голос: – Прежде чем людям давать, надо обязательно с каждой баночки пробу снять, вдруг где-то с тухлинкой? Страшно гостей кормить! К нам же послы приходят! – Таня выхватила из баночки сочный кусочек крабика и самозабвенно его проглотила. – Тихо стырил и ушел – называется «нашел»! А ты, тоже мне, сапожник без сапог! Не дело это! Мне-то нечего тебе, кроме морковки, предложить, а тут у тебя прям целый Клондайк! – Потом наклонилась к уху и прошептала крабовым духом: – Ты хоть знакома с народом? Знаешь приблизительно, кто есть кто?
Катя оторвала взгляд от вскрытой баночки крабов и огляделась.
– Да нет, первый раз тут… Но это меня не особо интересует…
– Что значит «не интересует»? – Таня с любопытством на нее взглянула, слегка даже отстранившись, чтобы увидеть полную картину, так сказать, целиком. – Я ж тебе не жениться на них предлагаю, просто надо быть хоть немного в курсе, кто есть кто в нашем дружном террариуме. Краткий, так сказать, курс. Вдруг с кем-то столкнешься поближе? Давай все-таки вкратце расскажу. – И стала нашептывать Кате на ухо, вращая глазами и показывая на фигурантов: – Вон та прыткая и востроносая, в штаниках – жена советника, странная девка, непонятная, держись от нее подальше… Плотная баба в бусах – это ж надо, на чистку картошки в бусах до пупа прийти – бухгалтерша, нужный человек в хозяйстве… Вон Светик, секретарша, правая рука самого, так сказать! И ходят слухи, что не только рука, – Таня прыснула и легонько пнула Катю в бок. – Но я свечку не держала, врать не буду. Видишь, тоже вышла, чтобы не отрываться от коллектива. Если что надо, все к ней идут, в отпуск заявление подложить, ну, всякое такое, в общем, главная управительница. Та-а-ак, кто тут еще у нас… Журналистских жен ты и сама знаешь, это ты должна о них рассказывать… – Таня снова огляделась и даже слегка прищурилась. Жарко было невыносимо, воздух в помещении «свалялся», уплотнился, загустел, вобрав в себя ядреную смесь из едких органических запахов – чеснока, крабов, имбиря, уксуса, свернувшейся крови, размякшей зелени и человеческого пота. Фены нехотя и довольно бессмысленно перелопачивали эти запахи, перегоняя их из угла в угол. Вдруг по залу пронеслась всеобщая дрожь, словно это был единый организм наподобие пчелиного улья, а не занятые каждый своим делом люди.
– Ой, Валентина идет!
Валентина Матвеевна Ерошенко, жена посла, чего уж греха таить, всеобщей любимицей не была. Ее откровенно боялись, как, скажем, дети первых классов боятся еще им не известного, но страшного и грозного директора школы. Ее огромная хала с заметным серебряным отливом, полная, даже скорее раздобревшая, фигура с низким задом и непропорционально маленькой головкой вызывали временный паралич у подопечных, при этом черты лица ее были крупными и грубыми, которые непонятно как умещались на маленьком личике. Она следовала индийскому правилу – что естественно, то не безобразно, поэтому не пользовалась ни косметикой, ни краской для волос и очень этим гордилась, призывая к естеству и женщин из посольского женкома. Оба они с мужем были бывшими исполкомовскими работниками, прошедшими серьезную партийную школу, и каким-то чудесным и стремительным образом переквалифицировались в дипломаты – «Партия сказала – надо! Народ ответил – есть!». Их карьера пошла в рост, и через пяток лет заграничной службы они получили повышение в Индию. И всё, и остались на несколько сроков.
Она вплыла в зал в сопровождении самых преданных служак и, возвышаясь над остальными, свысока взглянула на копошащихся тетечек. Огромная блестящая чешская брошка, пылающая меж объемных грудей, прикрепляла фартук к ее необъятному торсу. Валентина Матвеевна поддернула не справляющуюся с задачей лямку лифчика и, чуть прищурясь, высокомерно оглядела своих подданных. Екатерина Вторая, видимо, именно с таким лицом выискивала среди придворных своего Потемкина. Но Валентина Потемкина не нашла и, вздохнув, обратилась с вопросом не к кому-то конкретному, а в воздух: