Спустя столько лет совместной жизни Дементий лишних вопросов уже не задавал и сам порой удивлялся, если Катя вдруг не позвонила домой или не написала внеочередное письмо. А когда родители прилетали, то растворялся в этом тепле и счастье. И конечно же, радовался, глядя на жену.
В Джайпур отправились двумя машинами вшестером: Крещенские – в одной, а в другой – горбатеньком «Амбассадоре» – Расул с женой и переводчицей. Крещенские расселись по местам, и, когда водитель с редким индийским именем Атом, прежде чем тронуться, стал постукивать ладонью по рулю, Катя увидела, что у него шесть пальцев на одной руке – маленький недоразвитый пальчик беспомощно подрагивал над безымянным. Было очевидно, что водитель своим шестым пальцем сильно гордится. Как только все загрузились, он, как в театре, повернулся и торжественно заявил, что ехать с ним – это большая удача, ведь такое невероятное отличие – он теперь уже официально представил свой пальчик – дал ему сам Будда – не отнял палец, а добавил, – и помахал безжизненным обрубочком, который, казалось, держался на одной только коже. Это своего рода метка, похвастался он и добавил, что в нем присутствует нечто сверхъестественное, а ежедневное общение с потусторонними силами занимает много времени. Сегодня все в порядке, с гордостью сообщил Атом, утром он провел ритуал, и можно ехать совершенно спокойно, дорога открыта.
Казалось, так и было. Машины двигались уже больше часа по совершенно унылой и безлюдной выжженной земле, хоть на дороге транспорта было много, в основном перегруженные и расфуфыренные грузовики, все в ленточках, блестках и фонариках, как елочные игрушки. Они шли неторопливо, словно нехотя, приходилось их обгонять и снова упираться в зад какому-нибудь разукрашенному неповоротливому гиганту.
Проехали так около часа, потом свернули на дорогу поуже и попроще, рычащие грузовики остались далеко позади, и теперь пустынно было везде – и на дороге, и вокруг. Солнце начало хорошенько подтапливать, и даже машинный кондиционер не спасал. Роберт сидел на переднем сиденье, а Катя с мамой прикорнули на заднем. Вдруг передняя машина, расуловская, резко затормозила, и на лобовое стекло машины Крещенских полетело что-то тяжелое и твердое, вдребезги его разбив. Р-р-раз – и на руках у шестипалого Атома оказался старик, упавший будто с неба. Визг тормозов, крик, скрежет железа, звон разбитого стекла – и обе машины лежат в разных кюветах, а все пассажиры усыпаны острыми осколками.
Как потом оказалось, появившись непонятно откуда, словно выскочив из преисподней, этот злополучный старик побежал через дорогу перед первой, расуловской, машиной, и та, поддев его, будто бык тореадора, перебросила прямо на лобовое стекло идущего следом авто. Крещенские, хорошенько встряхнувшись и переполошившись, стали оглядываться, нет ли у кого ранений и травм, но тут же успокоились, увидев, что все, слава богу, целы.
Сказать, что шестипалый остолбенел от шока, – не сказать ничего. Да и все были в ужасе – в машине, в стекольной крошке, на руках у водителя, лежал окровавленный старик, не подающий признаков жизни. После долгого причитания и общения, видимо, с потусторонними силами Атом выволок его наружу и положил на землю у дороги. Все потихоньку стали выползать из машин. Подходить к лежащему телу было, конечно, боязно, но Катя почему-то решилась, хотя мысль, что дядя умер, сильно ее пугала. Вспомнив свои детские врачебные мечты и школьные навыки по оказанию первой медицинской помощи, она боком-боком, как крабик, подошла к раненому. Он вполне себе дышал, и казалось, что просто спит. Это вселило в начинающего доктора уверенность, и Катя принялась вынимать из него осколки стекла, которые играли и переливались на солнце, придавая старичку очень праздничный и гламурный вид. Раны заливала водкой, которую родители всегда брали с собой для подарков. Старик постанывал. Углубившись в свое медсестринское дело, Катя не заметила, как вокруг нее выросла толпа зевак. Откуда? Подземные жители, вылезшие наружу? Или надземные, спустившиеся с небес? Ведь пейзаж был абсолютно безжизненно-лунным, и никаких жилых построек даже близко не наблюдалось. Люди молча стояли и смотрели. То на старика, то на европейских пришельцев. Но когда Атом, размахивая своей шестипалой рукой, начал им что-то объяснять, те с поклоном и довольно почтительно отошли подальше и хором закивали, сложив перед собой ладони в знак почтения.
– Можем ехать, я все уладил, мой шестой палец снова меня не подвел, – сообщил Атом.
Старик же громко закряхтел, открыл глаза и стал вертеть головой, пытаясь понять, почему он лежит на дороге, от него пахнет спиртом, а рядом молоденькая иностранка, вытаскивающая стекло из его ноги.
Ясно, что ни в какой Джайпур уже не поехали, а развернулись домой. Обратная дорога была тяжелая. Повезло еще, что обе машины завелись и остались на ходу, лишившись только лобовых стекол, фары и двух боковых зеркал. Да, их внешний вид совсем теперь не внушал доверия, но ехали, хоть и на том спасибо, – колеса и мотор были на месте. Путники, как бедуины, замотали лица платками, чтобы в рот не попала пыль или какие-нибудь несъедобные насекомые, и надели очки, чтобы кое-как защитить глаза, – ветер бил в лицо, наполняя машину мошками, которые размазывались на лету об очки. Да и жара шпарила вовсю. Оказалось, что сильный жаркий ветер иссушал очень быстро, дышать было нечем, снова и снова хотелось пить. А когда выехали на большую дорогу, стало еще хуже – к жаркому, изнуряющему ветру добавилась мощная вонь от старых грузовиков, которую надо было терпеть еще больше часа.
Поездка в Джайпур «удалась».
Как только въехали в Дели, грязные и голодные, стали искать, где останавливаются на перекус дальнобойщики, уж они-то места знают. Увидели такую точку с парочкой сказочно разукрашенных отдыхающих грузовиков и с нервной голодухи остановились прямо за ними, у маленькой уличной едальни при дороге. Сухощавый повар, старый и темнокожий, готовил прямо при заказчиках. Путники из разбитых машин медленно вышли, сняли грязные платки, но лица уже впитали в себя пыль и приобрели землистый цвет, а воду всю давно уже выпили, и помыться было нечем. Пытались кое-как отряхнуться, но добились лишь того, что песок еще сильней заскрипел на зубах.
Сесть было негде, не предусмотрено, вот все и встали в круг у раскаленного глиняного тандыра, похожего на гигантское осиное гнездо. Дырявый навес только делал вид, что слегка защищает от солнца, жарко было неимоверно, а тут еще и печь, раскаленная добела. Сил отойти уже ни у кого не нашлось. Торговец оглядел пришедших, шепнул что-то мальчугану, совсем еще малышу, и отогнал настойчивого пса, который яростно нюхал воздух. Потом взял какой-то прихват и вынул только что приготовленных оранжево-черных цыпляток, разложив их на больших металлических подносах вместе с пиалочками всевозможных соусов, огуречной райтой и чатни. В этой же печи подходили лепешки, прилепленные к внутренним стенкам. Близко к ней подойти было невозможно, она пыхтела своими четырьмястами градусами, а если добавить и уличные сорок пять, то для людей это был явный перебор, хотя, казалось, повар был привычным работать в горячем цеху. Из избушки вышел парнишка, пыхтя и таща за собой несколько складных стульчиков, стареньких и расшатанных, чтобы путники отдохнули с дороги. Как только все устроились, каждому принесли по корявому подносу с цыпленком, и это, пожалуй, был самый запомнившийся момент путешествия. Невозможно уставшие, обезвоженные, иссушенные и обессиленные, они сидели и смотрели на проезжающие мимо машины, тощих коров, облепленных мухами, и детей, играющих в пыли. И ели самые вкусные в мире тандури. Ели молча, переживая и запивая неудачную поездку взятой с собой подарочной водкой. Вернее, ее остатками. Но были в этот момент абсолютно счастливыми.
Хинди руси бхай бхай!
Индия всегда оставалась излюбленным маршрутом для советских людей, ехали сюда с радостью. «Хинди руси бхай бхай» – все знали этот лозунг даже без перевода (а на хинди это означало «Индийцы и русские – братья!»). Так уж исторически сложилось, любили индийцы и страну, и коммунизм, и советский народ. Катя поначалу очень удивлялась, заприметив где-то на улице красные флаги с серпом и молотом или вдруг портрет дедушки Ленина в овощных рядах на рынке. Простые индийцы почитали Ильича и относились к нему как к русскому Будде, призывающему любить всех бедняков, независимо от их национальности.
Индийский народ считался официально дружественным, и Советский Союз, как старший брат, зачастую готов был рисковать многим ради благополучия младшего. Ленинские идеи, что все люди братья, что надо добиваться справедливости и что можно даже построить подобное сюрреалистическое общество, на справедливости и основанное, глубоко запали в индийские умы. Вот и пошли разговоры, что Ленин, мол, тоже махатма, что значит великая душа, учитель и гуру. Индийцы в этом были уверены и всячески демонстрировали свою ответную любовь обилием советско-индийских конференций, совещаний, форумов и съездов, куда и приглашались выдающиеся деятели нашей большой советской страны. Да и Катины родители делали набеги на Дели чаще, чем за все предыдущие годы их разъездов по белому свету. Даже залетали из соседних стран, если представлялась такая возможность. Конференция молодых писателей Азии и Африки – они летят, большой индийский национальный праздник, где обязательно должна присутствовать советская делегация, – родители в ее составе, Съезд индийских писателей из трех человек – они едут, короче, все, что было связано с Индией в эти три года – с 1983-го по 1986-й, – пропущено не было.
Какое ж это было счастье – родители в Дели! Мы в гостях у посольского врача
Индийская программа пребывания всегда была насыщенной, не просто же дома в обнимку сидеть! За это время удалось обсмотреть почти все делийские достопримечательности, а уж в магазинах меток наоставляли – дай боже. В один из таких приездов получилось даже в соседнюю страну слетать! В Непал!