– Да, – удивленно ответила Алена, и они с дочкой переглянулись.
– Темно-красный я бы дополнил светло-зеленым, цветом сердечной чакры любви, неширокая полоса хорошо бы смотрелась на красном. Мне нравится спокойный зеленый. Он одинаково отдален от небесной голубизны и красной магмы, золотая середина. И подумал бы над вышивкой. Трезубцы были бы хороши. Или колесница.
– А почему так воинственно? – удивилась Алена.
– Совсем нет, это символ матери и внутренней силы, которую я в вас вижу. А колесница – мудрость. Жизнь идет, крутятся колеса и наматывают нити опыта, это же понятный знак. Хотя, может, вам бы лучше подошел Ганеш, бог с головой слона, знаете о нем? Он наполнен любовью, вежливый и нежный, но при этом очень сильный и защитит вас. Думаю, так.
– Спасибо, довольно неожиданно, но мне бы такое понравилось, – сказала Алена старику. – А дочери что тогда, по-вашему?
Теперь он молча стал смотреть на Катю, сканируя ее внимательным взглядом. Это был никакой не волшебный взгляд, просто взгляд пожилого мужчины, который лет пятьдесят подбирал сари разным женщинам – молодым, старым, красивым и не очень. Опытный, мудрый, ловящий нюансы, чующий настроение – все по-восточному спокойно и достойно, без суеты.
– Наверное, детей еще нет?
– Нет, – сказала Катя.
– Ярко-красное вам не подойдет, слишком зрелый цвет, не по возрасту. Желтый – тоже вряд ли, вы в нем растворитесь, сольетесь, растаете, не ваше это совсем. Несомненно, нужен холодный – освежить, встряхнуть, наполнить энергией.
Он снова задумался и закрыл глаза. Сидел и сидел, погруженный в свои мысли, тихо, без движения, на минуту показалось даже, что заснул. Ему на лицо вдруг села муха, но старик и не пошевелился. «Господи, где эта муха только не ползала, – почему-то подумала Катя, – а он ее даже не смахнул». Вдруг сикх очнулся и, улыбнувшись, сказал:
– Вам нужен бирюзовый! Цвет между зеленым и голубым, между молодостью и спокойствием, сложный цвет, очень морской. Вы ведь водный знак, джи?
Катя сначала и не поняла, о чем он спросил. Ей просто нравилось слушать монотонный звук его голоса, словно он читал какую-то долгую книгу, которая была раскрыта внутри него.
– По знаку зодиака? Я Рак!
– Ну да, вы похожи. Так вот, бирюзовое море. Вы же не можете оторвать взгляд, когда смотрите на бирюзовое море, так? Свинцовая серая вода вам не нравится, а от бирюзы вы не отводите глаз. Бирюза притягательна, мистически притягательна. Такой сложный цвет, одновременно яркий и умиротворяющий. Он – для неординарных женщин. Если вы станете носить бирюзовое сари или украшения из бирюзы, вы раскроетесь, начнете чем-то таким заниматься… – Он снова задумался, подбирая слова. – …Что будет интересно не только вам. Станете, например, рисовать или писать. Вы меня понимаете?
Катя, конечно же, его понимала. Но все было странно, казалось, что они пришли к какому-то магу или к гадалке, а не в обычную лавку, где торговали сари, каких на той улице были сотни. Почему они зашли именно к нему? Почему открыли ничем не примечательную замызганную дверь с плохо нарисованной улыбающейся девушкой в красном сари? Зашли и увидели сикхского божка посреди этого красочного великолепия, будто радуга случайно выплеснулась вокруг старика, при этом совершенно его не задев. Он так и сидел, в белом не то кителе, не то пиджаке, посреди ярких шелковых тряпок, пахнувших сандалом. Видимо, это был и его запах тоже. Прямая спина, улыбающийся взгляд, спокойные, несуетливые руки, благородство во всем, в каждом движении. Он даже не пытался что-то продать, просто рассказывал, в каком одеянии видит каждую из пришедших.
Бирюзовый Кате, конечно, нравился. Просто как цвет. Она и не пыталась понять, почему он нравился, не связывала его ни с какими морскими далями, небесными высотами, психологией или самоощущением. Цвет – в ряду многих других. А тут – скрытая сила и смысл, творчество и неординарность.
– Бирюзовый – очень щедрый цвет, – продолжал старик. – Я бы добавил для вас в рисунок чуть серебра, сдержанного блеска, который будет медленно струиться по бирюзе в виде мелких точек, скажем, а все вместе это будет означать большую любовь. Ведь все большое вырастает из маленького, из точки, так? А край хорошо бы расшить бутой, посмотрите.
Он порылся в тканях и с усилием вытащил из тугой стопки одну из шалей, расшитую «огурцами», восточным рисунком, похожим на каплю.
– Бута – мудрый символ, пожелание счастья и благополучия дому, – продолжал объяснять он, – а еще движение, развитие, энергия. Вам, как мне кажется, это сейчас совершенно необходимо.
Он вдруг встал со своего постамента и сделал два шага в сторону полок с холодной палитрой. Провел рукой по голубизне и ловким движением вытащил отрез, как и хотел, бирюзовый, в серебряную точку и неимоверной красоты, именно такой, какой описывал. Подошел к Кате. «Встаньте», – попросил. Оказался немного ниже ростом. Он ловко взмахнул тканью и мгновенно обернул Катерину всю, будто собирался взвалить на плечо и убежать. Ткани было много. Спланировав, она легла вокруг ног водной пеной, как старик и обещал. Красиво. Сразу повеяло прохладой. Он мастерски задрапировал ее и развернул лицом к маме.
– Какая красота! – только и выдохнула она. – Изумительно! То что надо! Берем!
– Ваши глаза стали еще бирюзовей, диди, – сказал продавец, складывая сари. – А вот из этой части сари, которая без богатого рисунка, с другой стороны ткани, – показал он, – сошьете себе чоли, блузку, а шайю надо купить отдельно, у меня есть, могу предложить. – Он вытащил с полки разноцветную стопку нижних хлопковых юбок и сразу выхватил из нее бирюзовую, под цвет сари.
Кате больше не захотелось примерять ничего другого. Бирюза подчинила ее с первого раза. Так было странно: правильное место и время, нужные слова – и ты понимаешь, что просто не можешь жить без этого дальше. Бирюза впиталась в нее именно в той самой лавке, подчинила и вселила уверенность. Впечатления от этой полуволшебной встречи оказались на удивление яркими, теплыми и ароматными, словно только что выпеченными в сказочном восточном тандыре. Хранить их хотелось в особом флаконе, как редкие духи, и открывать только изредка, чтобы вволю насладиться.
Письмо от Али Пахмутовой и Коли Добронравова:
«Дорогие, любимые (к сожалению, не наши) детки! Мы очень соскучились, правда, иногда видим Дементия – он является нам уже не в шортах, как было дома в Дели, а только в костюме и по телевизору. Теперь все наши родные и знакомые нам докладывают: а мы видели вашего Дементия!
Скажите, а получили ли вы наши письма с поздравлением с Новым годом? Нам кажется, что все у вас идет нормально. В репортажах есть интеллигентность и, что самое главное, нет жлобства. Мы страшно завидовали Аллочке с Робертом, что они улетают без нас и что будут вместе с вами! Мы бы согласились приехать еще раз с большим удовольствием! Нам было бы вполне достаточно посидеть с вами несколько вечеров в вашем уютном, ставшем для нас родным домике и просто поболтать. Ну ничего, пару вечеров, когда приедете в Москву, проведем у нас!
Здесь все по-прежнему, все суетимся и суетимся, правда, на этот раз в связи с государственными событиями – скоро съезд композиторов, который должен был начаться 12 марта и пока отменился. Зато продолжается работа на “Мосфильме” – Аля уже начала писать музыку к кинофильму “Битва за Москву”. Сейчас это все в процессе – нужно написать 450 листов симфонической партитуры. У меня там всего две песни. Все равно для такого масштабного фильма много.
Нам очень хочется, чтобы вы нас не забывали. Мы гордимся и очень нежно ценим нашу с вами дружбу! Постарайтесь, чтобы Роберт с Аленой смогли побольше рассказать нам о вас и, самое главное, будьте здоровы! Не обижайте Камчу и попросите его от нас, чтобы он вас тоже не обижал!
Целуем, любим, ваша Аля Пахмутова и Коля Добронравов».
Катя сшила себе сари не сразу, а когда проводила родителей. По-настоящему, по-индийски, как положено. Мало того что ткань сама по себе была удивительной бирюзовой красоты, обернуться в нее как можно быстрее хотелось и по другой причине – девочка поверила в сказку, в которой этот нереальный цвет напитает ее невероятной энергией и приведет, как обещал сикх, к достижению самых дерзких планов. С другой стороны, она, конечно, понимала, что все это иллюзорно, но верить все равно хотелось. Дома Катя сразу разложила ткань в гостиной, и все эти восхитительно бирюзовые метры, отделанные серебром, так и заискрились красотой, оставшись на диване, пока ее не заприметил Дхоби. Уж сколько она там волной пролежала – неделю, две, неизвестно, ее даже рассматривать доставляло удовольствие, а уж носить… тут Катина фантазия включалась, и начинались долгие танцы у зеркала, муж уже перестал удивляться. Дхоби, краем глаза увидев как-то ее занятие, срочно бросил стирку, подскочил повосхищаться, спросил, что мэм-сааб затеяла, и тут же подсуетился, порекомендовав кого-то из своих родственников, портного, много лет обшивающего его околоделийский городок. Катя без раздумий согласилась, тот приехал.
Милый худющий старикан, похожий как две капли воды на своего рекомендателя и тоже состоящий из одних морщин. Зато глаза его были молодыми и веселыми. Он развернул неземную бирюзу – восемь метров морской воды в солнечный день – и шумно стал цокать языком.
– Какой выбор, джи, какой волшебный выбор! Это ваш цвет! И шелк хорошего качества, плохой бы так не лежал и не держал бы форму. – Он говорил по-английски с сильным акцентом, подыскивая подходящие слова. Потом приложил к Кате ткань и снова зацокал языком.
– Как вам идет! Очень впечатляет! Вам сшить европейский вариант сари?
– Это как? – спросила она.
– Почти так же, как и индийский, только все складки будут зашиты. Или хотите, я научу вас носить сари так, как подобает?
– Да, конечно, с удовольствием.
Портной засуетился вокруг Ка