– Именно так, представляешь? Разрешили, оформили командировку в качестве секретаря корпункта, еле упросил! И… – Он сделал красивую долгую паузу, выпучив глаза. – Мы поедем к Гангу!
В Катиных глазах отразились страх и радость одновременно. Ганг, великая индийская река… Именно тот заключительный этап ее вроде как лечения у тибетки. Хотя почему «вроде как»? Врач был? Был! Таблетки были? Были! И когда Катя пришла к ней во второй раз, выпив курс жестких катышков, тибетка, снова прослушав ее запястья, дала еще одну порцию и сказала, что, если через месяц она не понесет, надо будет поехать к Гангу и сделать омовение по всем правилам. «Будешь подготовлена. Все случится», – сказала она уверенно. Так и сказала: «It will happen».
– Поедем в Хардвар и Ришикеш, слышала о таких? Километров двести пятьдесят к северо-востоку от Дели, – сказал Дементий. – И на машине, хоть это довольно долго в один конец, около шести часов езды. Но так будет даже интереснее, чем лететь на самолете.
Наконец-то нашли на берегу Ганга безлюдное место
– Двести пятьдесят километров за целых шесть часов? – удивилась Катя.
– А что ты хочешь? Это ж не у нас… Дороги тут плохие, местами их вообще нет, опять же серпантин, горы, спешить не будем, вот тебе и шесть часов.
Дема театрально достал с полки толстую желтую книгу, которую привезли из Москвы – «Индия. Пособие путешественника по выживанию». Потом скрючил дурацкий книксен и вручил книгу жене.
– Освежите в памяти, мадам!
Несмотря на такое отпугивающее название, книга читалась как детектив, и Катя еще тогда изучила ее от корки до корки. Помимо подробнейших сведений обо всех штатах и почти каждом городе в этих штатах, в книге имелись интересные разделы о том, как путешествовать одиноким женщинам, чтоб не нарваться на ограбление и изнасилование, что брать с собой из вещей в путешествие по Индии, специальная глава о воровстве, о том, что в каком штате и городе лучше покупать, об индийских экзотических болезнях и о том, как по возможности их избежать; в каких отелях останавливаться европейцам в зависимости от бюджета – от простых, но лучших ночлежек до роскошных пятизвездочных гостиниц; о индийской кухне, о европейских ресторанах и даже смешных опечатках в ресторанных меню и о том, что делать, если вы попробовали что-то очень острое из местных индийских блюд, – пожар во рту не погасить ни водой, ни вином, ни соком или пивом, а только простоквашей.
Про Хардвар и Ришикеш в книге тоже было кое-чего сказано – что стоят они на реке Ганг, что это священные места для паломничества, что Ришикеш – «столица йоги» и там в свое время с каким-то известным гуру занимались медитацией сами битлы. Что раньше, говорят, Ганг вел по небесам прямо в рай, но люди уговорили Шиву спустить реку на землю, чтобы ею можно было насладиться и живущим тоже. Шива исполнил просьбу. И что реку эту так любят, что хоронят в ней, как на кладбище, родственников. Да, и что законодательством у реки запрещено есть мясо и пить спиртные напитки. Вот такая река. Но Кате было все равно, ведь у нее были свои цели и мысли по поводу этого путешествия.
Выехали рано утром, светать только начало, но какие-то дурные птицы уже орали что-то на хинди, переругиваясь через дорогу. Дели понемногу просыпался, хотя этот славный город и не засыпал вовсе – улицы здесь никогда не бывали пустынны. Долго и нудно добирались до окраины, около часа ушло уже на это, но вот наконец выехали за его пределы, и домики-коробки нищих из подручных средств сменились скромными природными пейзажами.
Ночная купальня в Ришикеше
Городки на пути быстро сменялись, назывались все как один непроизносимо и мало чем отличались друг от друга, а может, Кате так показалось, поскольку они нигде не останавливались и из машины не выходили. Каждый такой город начинался одинаково – с лежачего полицейского, который жирным наростом выпячивался на асфальте, принуждая машину сбросить скорость, а если скорость вовремя не гасилась, то машина весело взлетала на метр вверх и, приземлившись, оставляла за собой на дороге разбегающиеся в разные стороны, звенящие детали.
Города были устроены универсально: при въезде и выезде – авторемонтные мастерские и едальни для водителей грузовиков, затем длинная главная улица города, заставленная лавками, заваленная товарами, перекрытая козами, повозками, спящими коровами и копошащимися людьми. Слева и справа на протяжении этой длинной главной улицы – маленькие белые храмики и золотые фигурки святых, украшенные живыми оранжевыми бархатцами. В воздухе дым, запах прогорклого масла, карри, навоза, выхлопных газов, сандалового порошка… В конце улицы опять автомастерские, чаны с пылающей едой и традиционный прыжок с лежачего полицейского. Город позади.
Письмо от Владика в Индию:
«Дорогие ребятки!
Мне позвонила Алла – только сегодня пришла записка для меня от Демы! Я ее пока не читал, но очень рад, так что пишу это письмо, не зная содержания вашего послания.
В Москве встала зима, снега, правда, почти нет. У меня все как водится – служебная круговерть, бесконечные дни рождения – декабрь в этом отношении весьма напряженный месяц. Стараюсь бегать кроссы с Олей и с Булей, это хоть и помогает разгрузиться, но давление все равно скачет. Скриплю, но бегу.
Меня со всех сторон одолевают проблемы, к счастью, не по линии работы. Во-первых, надо делать ремонт в квартире, во-вторых, по-серьезному заняться дачей – постепенно власти подбираются к ней, ведь она как бы второе жилье, что не положено, хотя к самому факту владения претензий нет. В самом худшем случае предложат продать. Вот и приходится устраивать жену и сына директора совхоза на работу и крутиться, крутиться.
Шлю к Новому году селедку и красную икру. Надеюсь, что придется к столу, хотелось бы, чтобы все радостно было у вас в этот вечер.
Есть просьбы, и, к сожалению, важные.
Во-первых, лекарство от давления. Последний раз я получал лекарство от вас за месяц до моего отпуска, запасы кончаются.
Во-вторых, можно ли купить ножницы и машинку (ручную, не механическую) для стрижки пуделей. Проблема вот в чем. Оля здорово стрижет, и в собачьем клубе есть постоянная нужда. 15 руб. сеанс. Но нет инструментов, а это могло бы стать стойким заработком.
И конечно, если можно было бы получить порцию декоративных ниток для украшения одежды. Катюша знает, о чем идет речь, это было бы прекрасно! Проблема тоже серьезная, так как от этого косвенно зависят доходы.
Милые мои ребятки, мы вас любим, всегда с вами!
Не забывайте нас, крепко целую!
Большие приветы от многочисленных общих знакомых!
Целую, папа Владик».
Целый день ушел на съемки, замену потекшего у камеры аккумулятора, снова на съемки… Катя до конца не понимала, решится ли она на то, что ей сказала тибетка, и в результате на то, что она сама себе придумала, невозможно устав от «режима ожидания». Хотя прекрасно понимала, что устала скорее не от тяжкой ноши, которая давила и почти не давала вздохнуть, а от самой себя. Кто-то бы смирился – ну нет детей и нет, значит, Бог не дает… Но смириться Катя не могла. Она все придумывала и придумывала себе препятствия, которые должна будет преодолеть, лишь бы наконец забеременеть. Это была настоящая одержимость, зацикленность, все остальные ее проблемы давно отошли на второй план. И вот теперь решила, что обязательно войдет в реку, от уверенности или отчаяния – неважно, главное, сакральный ритуал должен быть соблюден! Иначе к чему тогда все эти мысли и разговоры, если она не способна сделать этот простой, как ей казалось, шаг?
Побороть ту давнюю травму ей пока никак не удавалось. С тех пор, а прошло уже почти десять лет, как она приехала тогда на зимнее сельское кладбище хоронить свою лучшую подругу Ирку Королеву, а похоронила вдобавок и свою нерожденную дочь, воспоминания эти стали ее крестом, который она тащила на себе, не собираясь сбрасывать. Может, внешне это никак на ней не отражалось – ни задумчивости, ни потухшего взгляда, но внутри ее разъедало и жгло, несмотря на потуги мужа, родителей и бабушки как-то этому противостоять. Но нет, казалось, что Катя вроде как впихнула эти страшные воспоминания в бутыль, как обычно засовывали туда сувенирный кораблик, и поставила перед собой на полку, чтобы никогда не дать им растаять. С одной стороны, она была полна решимости к чертовой матери разбить эту проклятую бутыль воспоминаний, а с другой – оберегала ее как реликвию… Дементий очень деликатно и бережно относился к состоянию жены, совершенно спокойно и предупредительно, прекрасно понимая и принимая ее положение. Вот и теперь понимал, что препятствовать не стоит, хотя затея эта ему не нравилась.
– Пойдем-ка спустимся к воде, – сказала Катя. Они шли по древней каменной набережной, застроенной большими и маленькими храмами. Фонарей почти не было, дымили редкие факелы. Одиночные повозки, бесформенные, замотанные в пледы прохожие, одичалые слоняющиеся собаки – все это создавало атмосферу мистичной заброшенности, а едкая и плотная дымка от сушеного навоза, которым топили окрестные хибары, добавляла призрачности, словно город уже опустел и его покидают последние.
Купальню в темноте разглядеть было трудно. Внизу, у самой воды, горел одинокий фонарь, и его неровный желтый свет отражался в дрожащих волнах Ганга или Ганги – какого рода эта река, разобрать было невозможно, называли ее по-разному. Тускло поблескивал белый мрамор ступеней, ведущих почти что ко дну. Слух в темноте обострился, и стало слышно, как кто-то – человек или животное – шумно плескался и отфыркивался. Можно было только догадываться, что там, у воды, происходит. Она здесь застоялась, и душный запах мокрой половой тряпки въедался в поры. И если море, как правило, превращало мусор в сокровища, то река, наоборот, обнажала и выталкивала его прямо к ногам. Хотелось побыстрей покинуть это место.