Катя закрыла глаза. Ноги уже привыкли к воде, которая теперь казалась даже теплой, и от этой теплоты становилось еще противнее. Катя будто растворялась в ней, не чувствуя, где заканчивается ее все еще живое тело, а где начинается этот похоронный речной растворитель.
Но европейской девочке сложно было отключиться от этих ужасов и не обращать на них внимания – Катя усилием воли сделала пару шагов по дну, зажмурив глаза, чтобы, не дай бог, не увидеть страшные подробности. Вода у берега была, как назло, мутноватой, словно скрывала что-то от людей. Она семенила, продвигалась вперед – шагами это даже нельзя было назвать, – стараясь не обращать внимания на проплывающие по середине реки сизые и раздутые останки людей, на которых, как на надувных матрасах, победно сидели вороны. Вокруг, извиваясь, как водяные змеи, плавали длинные серые полусгнившие тряпки, норовившие обмотать ногу и утащить вглубь, и Катя тут же себе представила, что это бинты прокаженных, которые они бросают в реку, чтобы промыть свои жуткие раны. Маленькие плотики с украшенными бархатцами человеческими черепами и цветочные гирлянды, всплывающие вдруг из глубины, ужаса уже не вызывали, но хорошо добавляли красочности в общую картину.
Катя старалась уговорить себя, что так надо, что это правила игры и ничего страшного в этом окружении нет. Просто декорации фильма ужасов, но всего лишь декорации. Один раз по ноге что-то действительно скользнуло – то ли рыба, то ли водоросли, то ли именно бинты – их тут было много. Кровь отлила от головы, Катя пошатнулась, но вместо того чтобы остановиться, сделала еще один маленький шаг вперед. Бинт уплыл, а мерзенькое ощущение на ноге осталось. Она попыталась зажмурить глаза, но стало лишь страшнее. Хоть и с открытыми совсем было плохо. Смотреть она не могла и не смотреть не могла.
Но было пора.
Иначе все впустую.
От ужаса звуки и цвета стали более отчетливы, запахи более насыщенны. Она еще раз спокойно и жутко посмотрела на мутную пугающую воду и, набрав полную грудь воздуха, с ходу окунулась с головой. Без эмоций, без всхлипываний, без причитаний, без «фу, какой кошмар». Просто на секунду исчезла из виду и сразу же возникла – уже какой-то другой, видоизмененной, с зажмуренными глазами, прилипшими к лицу волосами и, как ей показалось, полностью распавшейся на молекулы, хотя такое ощущение было для нее не ново. Она нервно повела ноздрями, сердце ее заклокотало, и дыхание на мгновение остановилось. Стала, как рыба, открывать рот, чтобы набрать побольше воздуха, и это ей помогло. Потом повернулась и уже бесстрашно пошла на берег. Муж в ужасе посмотрел на нее, хотя настроение сразу считать не смог – странная и совсем незнакомая дымка пряталась на дне ее испуганных глаз.
– Что с тобой? Ты как? – с волнением спросил он, протягивая руку, чтобы вытащить ее на берег. Катя схватила ее и сжала до боли.
– Все хорошо, – спокойно ответила она. – Я, наверное, скоро рожу.
Как же в тот момент она мечтала о ду́ше! Ей больше никогда в жизни так не хотелось встать под душ, как тогда! Отфыркивалась потом, стоя под горячей водой часа два, не меньше. Стараясь забыть, что видела. Старалась. Не получалось. Ночью снилось, что она уходит под мутную воду, змеи-бинты с мерзкими, непонятно откуда взявшимися мордами овивают ее ноги и тащат на дно, а она тянет руку из реки, все тянет и тянет, а ее никто не вытаскивает… Кошмары снились долго, кошмары с запахами, что интересно. Пахло тиной, рекой и всем остальным. Особенно пугали запахи сгоревшего мяса, от них Катя долго не могла отделаться, металась, не могла потом заснуть, распахивала настежь окна, но дух этот из головы не выветривался никак…
Письмо от Феликсов в Индию:
«Дорогие, любимые детки, здравствуйте! Пишет вам страдающая и осиротевшая мамка. Умер наш пес, Чипка. Страдал страшно, и мы все вместе с ним. Я уже давно готовила себя и детей к этому, он был уже очень старенький и больной, но все равно, когда это произошло, я на несколько дней просто отключилась. А за неделю до Чипкиной смерти у нас появился чудесный котик Гоша, просто пришел с улицы. Они с Чипкой подружились, и мы все были влюблены в этого котенка. Принял дядю Феликса за мамку и все время лежал у него на груди и тихонько спал. Но за несколько дней до Чипкиного ухода объявилась его рыдающая хозяйка, забрала котенка обратно, и мы остались без Чипа и без Гоши.
Теперь о хорошем. В день рождения Феликса мы были у ваших на Горького и отметили сразу два события: первое – награждение Робы орденом Ленина, а второе – день рождения Феликса. Вечер был чудесный, читали ваши письма и пили за вас. Много. Очень много. Мы все очень скучаем, даже больше, чем в первый год. Катюшка, как твои дела? Как здоровье? Есть ли какие-нибудь новости, которые я так долго жду? Пора уже, давно пора! Походила бы там по врачам, может, уже изобрели что-то новое, лекарство или процедуру.
Как Дема? Меньше у него напряженка или еще есть? Как ваши отношения? Напиши обо всем, ладно? Но больше всего, конечно, меня волнует вопрос о наследнике.
Купили велосипед или нет? Обязательно постарайтесь купить!
Катюшка, с радостью сообщаю тебе, что папа чувствует и выглядит хорошо. Мама тоже, только устала ужасно. Лидку не видела, так как она до сих пор в Свердловске гуляет. Молодец! Лиска становится все лучше и общительней. Боньку не видела, был в гостях. Бонька с Лидкой – самые главные гуляки в вашей семье.
Мы сейчас снова в процессе – переделываем ванную, ставим душ. Три недели назад пьяницы-слесари вытащили из дома всю сантехнику. Теперь мучаемся и ждем. Сами ходим грязные, как черти, так как мыться негде. Ну ничего, душ сделают, вот тогда и помоемся! Шутка!
В Москве сейчас очень неприятная погода – мрачные дни без солнца, самое отвратительное время года.
Скорей бы снег!
Скорей бы вы приехали! Скорей бы!
Скорее бы, скорее бы завести новую собаку! Жить без собаки не могу!
Ну вот и все, мои дорогие, целую очень крепко!
Катюша, Демочка, большой привет от всех моих!
Ваша Таня».
Убийство Индиры
Тридцать первого октября 1984 года убили Индиру Ганди. О ее гибели Катя с Демой узнали задолго до официального объявления, среди журналистов новость эта разлетелась со скоростью звука, телефон дома разрывался: а вы слышали? это точно? слышали? Правда, сначала мало кто в это поверил. Но в конце концов пришлось, сообщили по телевидению и сразу стали показывать толпы людей около Индийского института медицинских наук, в который привезли ее тело. Люди стояли молча, никто не кричал, все еще надеялись на чудо.
Дема с оператором сразу же уехали в город в надежде снять что-то важное, Катя засела у телевизора. Показывали только растерянных людей в белых траурных одеждах, которые шли и шли к институту, заполняя соседние с ним улицы и площади. Все вокруг уже было белым, словно покрытым снегом. Несколько раз вбегал растерянный Камча и требовал официальных подробностей. Он узнал уже довольно много и сам – сарафанное радио работало отменно:
– Мне сказали… – Камча на секунду замолк и вновь продолжил: – …Что Госпожу Индиру убили профессионально, по-медицински профессионально, – качая головой, сообщил повар. Глаза его были влажными, но он держался. – Ее же охранники и убили… Все были сикхами… Вот уж чего мне не понять… Хотя ей давно предлагали убрать сикхов из охраны… Да и слухи о заговоре против нее ходили уже давно, и не без оснований, все время кого-то ловили, арестовывали, допрашивали, это каждый знает. Она все время отказывалась, боялась вызвать ненависть у сикхов. А если бы их вовремя убрали, Госпожа была бы еще жива. Вот если бы она в свое время заменила личную охрану на гуркхов, они бы сами жизнь за нее отдали не думая. Но ничего, им отомстят, – решительно произнес Камча, словно сам лично замышлял месть. – Самая темная ночь проходит, и солнце сияет вновь, как говорил Махатма Ганди.
Вскоре выяснились еще подробности. Катя все сидела у телевизора, который, кроме общих планов города и толпы, ничего показать не мог, а Камча с каждым разом приносил все более подробную информацию. Как это ему удавалось, Катя не понимала – телефона у него в келье не было, но, видимо, существовала какая-то другая система оповещения и доставки новостей, о которой никто не догадывался. Несколько раз она слышала, как натужно скрипела калитка – то ли куда-то бегал сторож, то ли кто-то заходил из знакомых Камчи, во всяком случае, новости каждый раз обновлялись. Камча чувствовал себя уже больше чем поваром, кем-то более важным и значительным, вестником, почти Бояном, летописцем, который буквально пишет историю. Рассказы его становились богаче и подробнее, он выступал, словно на сцене, менял голос, перехватывал дыхание, размахивал руками, пытаясь придать красочности сухим новостям и осознавая важность происходящего:
– Госпожа шла в то утро из своей резиденции в секретариат, где, как обычно, принимала посетителей. Шла и шла. Ей даже не нужно было выходить на улицу, не нужно садиться автомобиль и… – Камча поднял вверх свой крошечный указательный пальчик, – …не нужно было надевать пуленепробиваемый жилет – какая опасность в собственном доме?
– Доброе утро, мадам, – Камча поздоровался с кем-то незримым и отдал честь, показывая, как это сделал один из охранников.
– Доброе утро, мадам, – сказал Камча за другого, изменив голос на совсем писклявый, показывая этим, как он их всех презирает. – Они, мадам, – многозначительно добавил повар, – решили быть вежливыми. А потом цинично открыли по ней огонь. Восемнадцать выстрелов, и все в цель… – Камча принялся безостановочно палить из пальца по дивану. – Оранжевое сари, ее любимый цвет, тотчас пропиталось кровью. Выстрелы услышали в доме и через несколько минут Индиру Ганди, пока еще живую, со слабо бьющимся сердцем, доставили в институт.
Он взялся за сердце и показал, как оно все еще бьется, а потом стал перечислять медицинские подробности, которые так быстро стали ему известны. Катя слушала, открыв рот.