Но лишь только его рука коснулась руки Абигейл, внутри нее, будто, что-то всколыхнулось и зажглось. Странная, неожиданная реакция!
Этот мужчина хочет, просто, помочь мне, попыталась успокоить себя Абигейл. Но тогда почему ее охватило это чувство, похожее одновременно на страх и возбуждение? Не чувство, а какая-то взрывоопасная смесь. Успокойся, Абигейл, выбрось всякую дурь из головы, сердито отчитала она себя. Где твой здравый смысл, с которым ты никогда не расстаешься?
Однако в эту минуту она почувствовала, что здравый смысл, как-то сам по себе, начал расставаться с ней. И Абигейл, подобно утопающему, который хватается за соломинку, ухватилась за, никогда не дремлющий, инстинкт самосохранения. Но и инстинкт начал нашептывать ей странные вещи: не иди даже на самый легкий, самый невинный контакт с этим мужчиной, иначе я ни за что не отвечаю.
— Спасибо. Я сама, — повинуясь пугливому инстинкту, решительно ответила Абигейл в ответ на предложение Ника Гранта, помочь ей выбраться из машины.
Правда уже в следующий момент она подумала, что лучше было прислушаться к голосу разума и принять предложенную помощь. Ибо, начав, самостоятельно, выбираться из машины, она, неожиданно, оказалась в весьма неловкой ситуации.
Когда Абигейл, пытаясь встать с сиденья, приподняла ноги, подол ее красного бархатного платья скользнул по шелковым чулкам и, неожиданно, задрался так высоко, что из-под него показались кружевные края чулок и сверкнули белизной широкие бедра.
Вот же черт! Ну и дуреха! — выругалась про себя Абигейл, на мгновение, застыв, перед незнакомцем в такой фривольной позе.
Решение отправиться к матери, прямо с рождественского коктейля в агентстве, она приняла внезапно и даже не заехала домой, чтобы переодеться во что-то более подходящее для дальней поездки на север провинции. Вообще- то, ее мать, Джейн Барринг, ожидала свою единственную дочь лишь на следующий день после наступления Рождества. Но когда Абигейл позвонила ей, услышала грустный голос и почти физически ощутила ее горькое одиночество, мысль выехать немедленно, сегодня же, пришла сама собой. В конце концов, Рождество — семейный праздник.
Когда она вырулила на шоссе и влилась в поток машин, мчавшихся на север, ничто не предвещало снежной бури. Погода начала портиться примерно через час. Небо заволокло серыми тучами, подул холодный ветер, и на дорогу обрушился снегопад. Калгари был уже далеко позади, и возвращаться в город, просто, не было смысла. Чтобы не замерзнуть, Абигейл натянула поверх платья теплое пальто, предусмотрительно брошенное на заднее сиденье машины, и продолжила долгий путь в Кег-Ривер.
Бархатное вечернее платье, плотно облегавшее впечатляющие формы путешественницы, явно не облегчило ее путь. В том числе — короткий путь с переднего сиденья, нырнувшего в кювет «пежо», к его дверце и далее, в объятия снежной бури. Тем более что на этом пути высилась атлетическая фигура мужчины, с нескрываемым интересом наблюдавшего за каждым ее движением.
— Вы смотритесь просто великолепно, — насмешливо заметил он, между тем как Абигейл изо всех сил старалась одернуть платье и подняться с сиденья. Но эффект от ее лихорадочных стараний получался обратный: красное платье задиралось еще выше, и перед взором мужчины еще пару раз сверкнули, не только, кремовые бедра, но и черные кружевные трусики. — Нельзя ли повторить это на бис? Ваш оригинальный трюк достоин всяческого восхищения.
Абигейл только сжала зубы, ей было не до пикировок.
Незадачливой путешественнице, наконец, удалось дотянуться до ручки дверцы и шагнуть наружу. Но едва она ступила на землю, как тут же чуть не упала. Обледеневшая и предательски припорошенная снегом, поверхность дороги была настолько скользкой, что старые кожаные ботинки, которые она надевала, когда садилась за руль, поехали в разные стороны, и чтобы удержать равновесие, ей пришлось, автоматически, выбросить вперед руку и схватиться за первую попавшуюся опору.
Такой опорой оказалась рука Ника Гранта. Ослабевшие пальцы Абигейл вцепились в мягкий рукав его шерстяного пиджака, в то время как он, действуя тоже автоматически, другой рукой обхватил ее талию и не дал ей упасть. Какое-то время он удерживал Абигейл на весу с такой легкостью, что казалось, будто на руки к нему упало некое воздушное создание, а не женщина, у которой были широкие, сильные бедра, пышная грудь и рост, которой, заметно, превышал пять футов.
— Спасибо за помощь, мистер Грант, — церемонно поблагодарила его Абигейл, решив из благодарности за спасение простить телекумиру его неуместную насмешку.
Ник никак не прореагировал на тот факт, что она назвала его фамилию. Возможно, он уже привык к тому, что люди и, особенно, женщины сразу узнавали его. Это один из неизбежных побочных эффектов славы.
Впрочем, в последнее время литавры его славы уже не звенели так громко. Абигейл заметила, что пресса стала писать о нем меньше. Значительно меньше. Можно сказать, совсем перестала. Интересно, почему? Может быть, потому что он уезжал куда-нибудь на съемки нового телесериала?
— Не стоит благодарности. Я получил большое удовольствие от вашего выступления. Да, этот номер в вашем репертуаре, просто, потрясает, — насмешливо ответил телекумир.
— Номер? В репертуаре? Да как вы смеете! — На этот раз возмутилась Абигейл и попыталась высвободиться из его спасительных объятий.
Но ее попытка вырваться, привела к обратному результату: он еще сильнее прижал ее к себе, так что теперь она чувствовала, как у нее под щекой ритмично бьется его сердце. И ей почему-то расхотелось вырываться.
— Успокойтесь. — Его голос стал нежным, а когда он прикоснулся теплой рукой к ее щеке, она совсем размякла. — Вы пережили шок, когда ваш «пежо» стал делать эти выкрутасы на льду. Вам надо расслабиться. Дышите глубоко и медленно.
И Абигейл, словно загипнотизированная его голосом и ласкающими движениями ладони, автоматически подчинилась. Но глубокое дыхание не дало ей желанного спокойствия. Наоборот, оно лишь обострило ощущение его близости и добавило ситуации какие-то новые, волнующие нотки. Вдыхаемый ею острый запах одеколона, приятно щекотал ноздри, но к нему примешивался и другой запах — тонкий, чистый, неповторимый, который источало само тело этого великолепного мужчины.
Вдруг у Абигейл возникло чувство, будто, в ее мозгу произошло короткое замыкание. Она перестала четко и ясно мыслить, не могла ни на чем сосредоточить внимание. Ни на чем, кроме одного — теплого и сильного тела обнимавшего ее Ника Гранта. Ее сердце, казалось, стало биться в два раза быстрее, и разгоняемая им кровь ударила в голову так, что она начала кружиться. В каких-то самых удаленных, темных глубинах ее существа вспыхнуло и тут же стало стремительно разгораться пламя неудержимой страсти. Абигейл невольно вздрогнула.
— Вам холодно? — спросил он, почувствовав, как она задрожала. — Совсем замерзла, бедная девочка, — в его голосе прозвучало явное беспокойство, и он нежно спрятал ее руки в своих ладонях. — Надо немедленно разогреть вашу кровь.
Ее голова продолжала кружиться, мысли расплывались в разные стороны, как клочья тумана. Да разве можно замерзнуть, когда внутри бушует такое пламя? И зачем разогревать кровь, если она и без того уже несется в ее жилах, как раскаленная лава?
Неожиданно для самой себя, Абигейл подняла голову от груди Ника и поцеловала его в шею, белевшую над воротником свитера. Ее губы словно прикипели к ней, с наслаждением ощущая гладкость и мощь этой великолепной колонны. Солоноватый привкус мужской кожи раздразнил ее язык, и он, самовольно проникнув между губ, тоже коснулся шеи Ника своим влажным кончиком.
В следующую секунду Абигейл почувствовала, как все его тело напряглось, и она, сама потрясенная своим поступком, уже приготовилась к тому, что он, негодующе, оттолкнет ее
от себя, но реакция мужчины оказалась непредсказуемой.
— Итак, вам захотелось поиграть со мной? — жестким полушепотом произнес он и рывком прижал ее к себе.
Ее затвердевшие соски уперлись в его мускулистую грудь, бедра сомкнулись с его бедрами. Сквозь бархат платья она ощущала жар его распаленного тела.
Бесцеремонно и властно губы Ника впились в ее губы, язык заскользил по ее зубам, схлестнулся с ее языком, стал нежно ласкать ее нёбо. Абигейл издала тихий, протяжный стон.
Она не замечала, что их со всех сторон начинала обступать темнота, что по ее лицу хлестали струи колючего ветра и снега, а вокруг, порядком изношенных ботинок, быстро нарастала ледяная корка. Для нее в этот момент существовали только три понятия: она сама, Ник и неразрывно сцепившее их короткое, сверхчувственное замыкание. Абигейл таяла от блаженства, ощущая дерзкие движения его рук, проникших под пальто, потом скользнувших в глубокий вырез бархатного платья и обхвативших ее пышущие жаром груди.
И вдруг все резко оборвалось. На миг он замер, затем отпрянул от нее и грубо выругался. Как он мог забыть? Ведь перед ним была невеста его брата! Не переставая крыть себя самыми беспощадными ругательствами, Ник оттолкнул Абигейл с такой силой, что она едва не упала.
— И что все это значит, хотел бы я знать? — Ярость в его голосе, казалось, заглушала даже злобное завывание ветра, разносившего в клочья пространство вокруг них. — О чем вы думали, когда приступали к этому ритуалу?
Что она могла ответить? Ей было страшно даже взглянуть на него.
О чем она думала в тот момент, когда решила поцеловать его в шею? Какой бес попутал ее, когда ей вдруг приспичило броситься в объятия мужчине, которого она до этого не видела никогда в жизни? И о котором ничего не знала, если не считать статеек о нем в бульварной прессе, и его появления раз в неделю на ее телеэкране.
— Я... ни о чем не думала.
— Ни о чем! Что ж, не могу не поверить этому. И не удивлюсь, если вы скажете, мисс Барринг, что у вас заранее были выключены мозги и тогда, когда вы свернули на эту обледеневшую проселочную дорогу.