Густела толпа спешащих по домам прохожих, торопившихся порадоваться солнцу, пока оно не зашло, меня нещадно толкали и пихали. В этом столпотворении я потеряла Натана из виду. Кровь шумела у меня в ушах, но я старалась не волноваться, сжимала и разжимала кулаки, вспоминая советы Ванессы: следить за частотой дыхания и пытаться дышать медленнее. Волнение нарастало, и я уже не могла сообразить, как себя вести: то ли вдыхать, то ли выдыхать, то ли на счет три, то ли на счет пять. Я почувствовала, что совершенно не в состоянии справиться с паникой, и завернула к чьим-то дверям, стараясь казаться как можно незаметнее, но вскинула голову, когда автобус, отпустив тормоза, с шипением выбросил клубы дыма, и колеса, вращаясь, повлекли его от тротуара. Когда он проезжал мимо, я заглянула в окна, но Натана в салоне не заметила. Он мог быть теперь где угодно. Ясно, что найти его невозможно, и мысль, что, прождав его у офиса, я потеряла время зря, угнетала. Но, если честно, с разочарованием наступило облегчение. Голова пухла, в ней все путалось, горло пересохло. Я оглянулась, высматривая, где бы купить бутылку воды, и заметила дальше по улице кооперативный магазин. Сделав усилие и продолжая глубоко дышать, я перешла мостовую и направилась в его сторону, решив, что потом поеду домой.
В магазине было людно, почти рождественская горячка: покупатели протискивались к полкам и хватали последние бургеры для барбекю, жаловались, что кончились булочки. Прохладный от кондиционера воздух представлял собой разительный контраст с царством солнца на улице. В первый момент я застыла, наслаждаясь тем, как охлаждалась кровь и наступало успокоение, но затем мои руки стали покрываться мурашками, и я поспешила к прилавку с замороженными продуктами. Эмоции утихали, и я, задумавшись об обеде, стала смотреть, не найдется ли чего-нибудь, что мне захотелось бы съесть. В овощном отделе стояли корзиночки со свежей клубникой – сочной и красной, – и у меня потекли слюнки. Хотя раньше я терпеть не могла эти ягоды, на этот раз не удержалась, сорвала целлофан, вытянула самую большую за стебелек и покатала во рту, прежде чем впиться зубами в податливую мякоть. Ощутив на языке взрыв сладости, я закрыла глаза, чувствуя, как течет по подбородку сок.
– Похоже, ловите кайф?
Я открыла глаза – передо мной был он. Натан! Звуки в одно мгновение достигли крещендо и начали замирать. Я не могла отвести от него взгляда. Еле сдерживала руку, подрагивающую от почти непреодолимого желания провести подушечками пальцев по щетине на его скулах. Ощутил ли он эту связь? Я вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Не смогла устоять. Потом заплачу.
Его смех был низким, утробным.
– Я вас не осуждаю. Знал одну девушку, которая постоянно так поступала. – Он склонил голову набок, изучая меня. – Вы мне напомнили ее. Видимо, дело в волосах.
Я провела рукой по шее – до сих пор не могла привыкнуть к ощущению незащищенной кожи.
– Она обожала клубнику, постоянно ее ела. Говорила, что эти ягоды – естественный отбеливатель зубов. Хотя зачем ей был нужен какой-то отбеливатель? Она сама работала медсестрой в кабинете стоматолога. – Он провел пальцами по своим густым, вьющимся волосам. – Извините, заболтался. Но Калли именно так и поступала – пока ходила по магазину, съедала клубнику, которую мы брали для пикника, и нам приходилось возвращаться за новой.
Калли. Пикник. Клубника. Мои сны. Не могли же они быть как-то связаны с Калли. Я вспомнила рисунок в доме Аманды. Девочки на морском берегу в моем сне. Калли и Софи? Натан спрашивал, как я себя чувствую, хмурился, но мои губы словно парализовало: я не могла ни улыбнуться, ни ответить. «Вторая энергия», о которой говорила Фиона? Невозможно! Несмотря на кондиционер, я вся пылала от бурлящих чувств, все привлекало мое внимание. Я плыла над собственным телом, почти касаясь полос света. Шум стих, но тишина была громче любого звука. Я вертелась и крутилась, и мое зрение все больше сужалось. Я чувствовала себя Алисой, проваливающейся в кроличью нору, – вот погас последний лучик шириной с булавочную головку, а затем – чернота.
Обувь была повсюду. Меня окружали ноги. В кроссовках, в туфлях на высоченных каблуках, в шлепанцах. Вокруг, словно конфетти, разбросана клубника. Я пришла в чувство и, проморгавшись, села и потянула за край топика, сознавая, что окружающим видны складки на моем животе.
– Держите. – Натан опустился на пол подле меня и отвинтил крышку с бутылки c водой «Эвиан». Я заметила, что наклейка сморщилась и размокла от конденсата.
Я прохрипела слова благодарности и, пока люди вокруг расходились, жадно глотнула из горлышка.
– Должно быть, перегрелись на улице. Перебрали солнца.
– Наверное. И не успела перекусить.
Прыщавый продавец, хотя на его бейджике было написано «РАД ВАМ ПОМОЧЬ», сердито жег меня взглядом, собирая целые ягоды клубники и вытирая белые плитки там, где их успели раздавить. Магазин стал похож на место преступления; я поежилась, подтянула колени к подбородку, обхватила голени руками.
– Вы меня, ясное дело, не знаете. Но я живу совсем рядом. Не хотите зайти? Предложу вам что-нибудь поесть и вызову такси, когда почувствуете себя лучше. – Натан подал мне руку и помог подняться. Я покачнулась, он поддержал меня за талию, и я прижалась к нему, словно проделывала это тысячу раз.
– Очень любезно с вашей стороны, но…
– Никаких «но». В таком состоянии я не могу оставить вас одну. Никогда себе не прощу, если вы снова потеряете сознание, переходя улицу или еще где-нибудь.
– Я могу позвонить отцу и подождать здесь, пока он приедет.
Продавец энергично орудовал вокруг нас шваброй и прошелся рядом с моими ногами – брызги попали мне на пальцы, а на сандалиях появились отметины от капель дезинфектанта.
– Прошу прощения. – Он произнес это с такой ухмылкой, что у меня начисто пропало желание задержаться в магазине хотя бы еще на секунду.
Не в моих правилах было идти домой к незнакомому мужчине, не говоря уже о том, чтобы соглашаться с ним обедать. Но я неважно себя чувствовала. Да и Натан был не то чтобы совсем мне незнаком. Я собиралась с ним поговорить. Но в этот миг вспомнила синяки на лице Калли и заколебалась. Что, если он опасен?
– Если вам удобнее позвонить отцу, я подожду с вами, пока он приедет.
Он озабоченно морщился, и я отбросила все сомнения. Сколько можно насчитать людей, которые настолько добры, что готовы потерять время, бескорыстно помогая незнакомому человеку?
– Спасибо. Пожалуй, предпочту приходить в себя у вас.
Это дорога к Калли, подумала я.
Это путь к себе, отбивало ритм мое сердце.
Глава 17
У меня возникло ощущение, что, когда я шла с Натаном, ноги знали, куда они меня несут: слева светофор, справа церковь, дождаться зеленого сигнала и перейти мостовую. Тихий голос Натана успокаивал, но я не могла разобрать, что он говорит. Не понимала, что со мной произошло. Клубника? Терпеть не могу клубнику. В голове мелькнули обрывки сна о пикнике. Неужели я схожу с ума? Сердце Калли заныло в груди. Что, если оно навсегда привязано к Натану? Не будь смешной. Сердце всего лишь орган.
Каким-то образом я поняла, что мы пришли. Возникло ощущение дома. Все сделалось нереальным, словно я опьянела. В конце подъездной аллеи мы замедлили шаги. Натан, держа плащ в одной руке, другой похлопал себя по карманам в поисках ключей. Дома в этом квартале все еще выглядели как новые, хотя их построили лет двадцать назад. Красные черепичные крыши и никаких печных труб.
Натан толкнул ворота и отпер черную блестящую входную дверь с серебряным молоточком, я последовала за ним в коридор, где стоял застарелый запах стирального порошка. На стене в черной блестящей раме висела огромная репродукция Эйфелевой башни ночью.
– Чувствуйте себя как дома. – Ему хватило четырех шагов, чтобы оставить позади коридор и оказаться на кухне. – Чаю?
– Да, пожалуйста. – Я скользнула пальцами по молочно-белой стене, потрогала отполированный белый косяк ведущей в туалет двери. Не могла себя остановить, хотела до всего дотронуться, ощутить под пальцами реальные вещи и убедить себя, что не сплю.
На кухне Натан достал из шкафа кружки, взял из холодильника молоко.
– С сахаром?
– Нет, спасибо.
Он погрузил ложку в баночку, набрал белых гранул, бросил их мне в кружку и, когда они утонули, помешал. Не знаю, слышал ли он меня, но, прежде чем я успела что-то сказать, посмотрел и добавил еще полложки.
– Хоть вы и отказались, сахар помогает от стресса. Вы до сих пор очень бледны. Сейчас вас где-нибудь устроим. Давайте посидим в саду. – Он уже снял крючок с задней двери.
Мне безумно хотелось посмотреть весь дом, но он подал мне коробку с шоколадным печеньем.
– Несите это на улицу и поешьте, чтобы заморить червячка. А я пока организую что-нибудь посущественнее.
Сад был прекрасен – буйство красок, и я вспомнила слова Тома о том, что его дочь любила садовничать. Прислонившись к забору, я потягивала чай, а Натан возился с большим зеленым зонтом, устраивая его так, чтобы стол оказался в тени.
– Достаточно окрепли, чтобы принести подушки на кресла из сарая?
В сарае стояла удушающая жара, но одновременно пахло сыростью и землей. На стенах висели садовые инструменты, на зубьях вил еще сохранилась грязь. В дальнем конце были сложены мешки с компостом и известью, на полках лежали книги по огородничеству и пакетики с семенами. Подушки оказались наполовину спрятанными под брезентом. Я потянула их и задела горшок, тот перевернулся, мелькнуло что-то серебристое, и по полу побежал такой большой паук, каких я еще видела. Я вскрикнула и выскочила на улицу.
– С вами все в порядке? – Натан принял у меня ношу.
– Паук, – объяснила я, отступив в угол сада, пока Натан тряс подушки. Облако пыли поднялось и тут же осело.
– Вы, девушки, всего пугаетесь. – Натан улыбнулся.
– Не всего, – возразила я. – Ваша девушка боится пауков?