– А как быть с моими приступами? Со страхом? Паникой? С видениями того, что якобы случилось в прошлом. А что, если это случилось на самом деле, но только не со мной, а с Калли? Ведь это возможно? Я же не схожу с ума?
– Вы не сумасшедшая, Дженна, но на вашу долю выпали мучительные испытания, и вам прописаны сильнодействующие лекарства. Ваша психика пострадала, и это вполне понятно. Так мы говорили о релаксации?
Я пропустила ее вопрос мимо ушей.
– А как быть с моим сном? Игра в палочки на мосту? Пикник?
– Я думаю, в такую игру в какой-то момент жизни успели поиграть все. Возможно, всплыли воспоминания из ваших детских лет.
Я не занималась сексом на пшеничном поле, когда была маленькой, подумала я, но эту часть видения решила Ванессе не рассказывать. Слишком неловко.
– Но почему воспоминания всплыли именно теперь? Перед знакомством с Натаном? – Что бы Ванесса сейчас ни ответила, это не имело смысла.
– Кто знает. Многое способно побудить подсознание вытолкнуть те или иные эпизоды на сознательный уровень. Запах. Звук. Ощущение.
– Уж слишком много совпадений. – Я подтянула рукава зеленой флисовой куртки Сэма и оперлась локтями на прыгающие вверх-вниз колени.
– Зачастую памятью управляют неуловимые моменты. Вам приходилось видеть представления психологического иллюзиониста Деррена Брауна? Он пользуется побудителями, чтобы направить сознание в нужную сторону. Знает, что люди скажут и как поступят, потому что сам конструирует их реакцию. Внедряет визуальные и слуховые стимуляторы. Не исключено, что ваша память была спровоцирована подобным образом.
– Но мне кажется, что это не мои воспоминания, а Калли. Те видения, когда я на морском берегу с другой девочкой… я решила, что это Софи. У матери Калли на стене висят картины с изображением дочерей у моря. Мужчина на пикнике – это, должно быть, Натан.
– Допустим на минуту, что вы грезите воспоминаниями Калли. – Лицо Ванессы ничего не выражало, и я поняла, что она мне просто уступает. – Что чувствует та девушка? Каково ей с тем мужчиной?
– Она с ним счастлива.
– Вам не приходило в голову, что ваше глубоко спрятанное чувство вины из-за смерти донора может проявляться в ваших видениях? В них Калли счастлива, и это облегчает вашу совесть.
Мгновение я размышляла над ее словами, и они показались мне вполне логичными.
– Но все это настолько реально! По-моему, она пытается мне что-то сообщить, но только слишком сумбурно. Сами видения радостные, но обрывки воспоминаний, мелькающих в моей голове, очень мрачные. Она чего-то боялась. Или кого-то. Я в этом не сомневаюсь.
– А вы, Дженна, испытываете страх? Вы, не Калли?
– Иногда.
– Давайте разберем ваши сны. Возьмем тот, в котором вы играете на побережье. Какое он оставил в вас чувство?
– Я чувствовала себя менее одинокой. – В детстве я всегда мечтала, чтобы у меня были брат или сестра. – И… – Я осеклась, краска залила мое лицо. Я вспомнила о других снах, в которых была с мужчиной. Не хотела говорить Ванессе, что до сих пор ощущала на коже его теплые пальцы, а когда просыпалась после таких снов, мое тело горело желанием. Может, мне просто нашептывало подсознание? Час назад клеточная память казалась реальной. Но теперь моя уверенность стала таять.
– Вы одиноки?
– Нет. То есть да. Немного.
– Если чувствуешь себя одинокой, мир может показаться страшным местом. Все, что вы испытываете, Дженна, исключительно ваши чувства. Это надо признать, чтобы двигаться дальше. У вас позади осталось трудное время – вы чуть не умерли. Отношения с Сэмом расстроились. Ваши родители расстались. Каждое из этих событий могло бы повлечь за собой сильный стресс. А на вас навалилось все вместе. Неудивительно, что вы настолько подавлены.
– Но Калли…
– Зацикленность на Калли вам на пользу не пойдет. Я всей душой симпатизирую ее родным: чрезвычайно похвально, что они согласились отдать вам орган, но вы должны сделать над собой усилие и примириться с тем, что произошло. Калли в любом случае не спасли бы – будь она донор или нет. А это… – Ванесса постучала кончиком ручки по моим распечаткам. – Вот почему мы не поощряем никаких иных контактов, кроме благодарственных писем. Получается слишком эмоционально. Для всех сторон. Настоятельно не рекомендую впредь общаться с родными Калли. Не хочу показаться черствой, но вы моя главная забота. И должны ставить на первое место собственное психологическое самочувствие.
– Но сон о пикнике… – Теперь мой голос звучал неуверенно. – Раньше я терпеть не могла клубнику, а теперь не могу остановиться – ем и ем.
– Вкусы меняются по мере того, как мы становимся старше. Когда-то я заворачивала брюссельскую капусту в платок и прятала в карман, а теперь люблю.
– Это вряд ли одно и то же.
– Я не диетолог, но полагаю, что пристрастия может вызвать дисбаланс и недостаток гормонов. Организм знает, что ему требуется. Клубника – здоровый выбор, тут не о чем беспокоиться.
– Но… слушать «АББУ»!
– А вот это уже предмет для беспокойства. – Ванесса подмигнула, давая понять, что шутит. Затем положила планшет с зажимом и ручку перед собой на стол. – Простите, Дженна, наше время закончилось. Я вижу, что вы встревожены, и отношусь к этому серьезно. Конспектируйте свои мысли, записывайте все, что покажется странным, и приносите на следующей неделе. Будем разбираться вместе. А пока, пожалуйста, постарайтесь успокоиться.
Ванесса поднялась, и я поняла, что не найду у нее ответов, за которыми пришла. Она мне не поверила. Но со мной что-то происходило, и я собиралась выяснить, что именно.
Я уже собиралась выйти за дверь, когда она бросила:
– Дженна, отпустите Калли.
Я хотела спросить: «А что, если это Калли меня не отпускает?» – но промолчала. В затылок мне повеяло ледяным холодом.
Глава 19
Выйдя из кабинета Ванессы, я погрузилась в свои мысли. Ванесса мне не поверила. Но теперь я и сама в себе сомневалась. Вчера вечером, читая заметки очередного реципиента, я была уверена, что тело способно хранить память, но теперь задумалась: ведь, как сказала Ванесса, мы все принимаем одни и те же лекарства. Не могут ли они вызывать одинаковые побочные эффекты? Я ступила с тротуара на мостовую, и тут же раздался автомобильный гудок и скрип тормозов. Я застыла на месте. Разъяренный водитель высунулся из окна и, обозвав меня безмозглой дурой, объехал и умчался прочь. Откуда-то взявшаяся женщина среднего возраста увлекла меня обратно на тротуар.
– Вы в порядке, дорогая? – спросила она и при этом продолжала держать за руку. Меня охватила паника – ощущение, что мою свободу ограничили, настигло, как удар кулаком. Неужели раньше нечто подобное испытала Калли? Или я брежу? Я вырвала руку, но дыхание не восстанавливалось – воздуха не хватало. Свет слепил глаза, звуки оглушали. Терзало единственное желание – убежать. Я почувствовала себя одинокой. Совершенно, безнадежно, безвозвратно одинокой. Существовало всего одно место, куда я стремилась.
Машина Сэма стояла у дома его матери. С тех пор, как мы разъехались, он жил здесь. Я поднялась на мысочки у садовых ворот, ухватила пальцами холодный металлический запор, но открыть не смогла. После того как мы с Сэмом расстались, мы с Кэти не виделись, и я не знала, какой мне окажут прием.
Стук в стекло привлек мое внимание. Из окна спальни мне махал Гарри, брат Сэма по матери, и неловкость оттого, что меня засекли, сменилось облегчением, что мне не надо сразу возвращаться домой.
Отворилась передняя дверь. На Сэме были брюки от костюма и белая рубашка с закатанными рукавами, а галстук, насколько я его знаю, он запихал в карман пиджака. Видимо, недавно вернулся домой, иначе бы переоделся в футболку и джинсы. Большой палец ноги глядел из дыры в черном носке, и я испытала тянущее чувство печали, понимая, что, если бы обстоятельства сложились иначе, я была бы его женой, ухаживала бы за ним и штопала бы ему носки. Выругав себя за романтические бредни, я постаралась не распускать нюни. В жизни ничего не штопала.
– Привет, – поздоровался Сэм.
– Пришла вернуть тебе куртку. Знаю, что это твоя любимая. – Я вертела в пальцах шнурок, на который она затягивалась на поясе, но не делала попытки ее снять.
– Не хочешь зайти поздороваться с мамой?
Я поколебалась, но мне так сильно не хватало хотя бы видимости нормальной жизни, пусть даже на час, что согласилась, и, как только переступила порог, в мои объятия торпедой влетел Гарри. Я оперлась подбородком о его макушку и вдохнула аромат его шампуня – лимон с лаймом.
– Я по тебе скучал, Дженна.
– Я тоже по тебе скучала.
– Тогда ты должна была к нам приходить.
– Должна. Вот такая я глупая. – Я отошла на шаг и скорчила ему гримасу.
Гарри хихикнул. Ему всего семь. Он результат непродолжительных отношений Кэти с мужчиной моложе ее, который не хотел иметь ничего общего ни с ней, ни с ребенком.
На кухне Кэти, стоя на коленях, поворачивала регулятор духовки и нажимала на кнопку электроподжига. Зашумело пламя. Когда она поднялась и повернулась ко мне, внутри у меня все похолодело. Я напряглась, ожидая ее реакции. На лице Кэти лежала печать усталости, вокруг глаз пролегли морщинки, которых несколько месяцев назад не было, но она, похоже, искренне обрадовалась моему приходу.
– Останешься на ужин? – Тон у нее был такой, словно мы расстались только вчера.
– С удовольствием.
– Тогда засучивай рукава. – Она улыбнулась, и все пошло как в прежние времена. Гарри разливал по стаканам апельсиновый сквош. Кэти рылась в холодильнике, извлекая наугад пакеты с тем, из чего можно приготовить еду. Смайлики из картофеля, сосиски в тесте. Сэм открывал банку с тушеной фасолью. А я держала над миской с горячей водой замороженный шоколадный торт, надеясь, что так он оттает чуть быстрее. Из радио, неизменно настроенного на станцию «Хиты восьмидесятых», неслась композиция «Голоден, как волк» группы «Дюран Дюран». Когда мы с трудом уместились за крохотным кухонным столом, мне пришло в голову, что, оказавшись в этом доме, я ни разу не вспомнила о Калли. И ощутила укол совести оттого, что это было для меня облегчением.