– А я давно говорю тебе, что надо срочно уезжать из Вязовки, спрятаться получше. Или в другой деревне дом снять, или ехать в Москву – затеряться там.
– Но у меня нет сил, представляешь? Я так раскисла, что не представляю себе, как приеду в город. Лара, у меня есть один план. Я хочу позвонить Марине и предложить ей сделку. Думаю, она согласится. Ведь она любит деньги – все люди любят деньги. Может, я, конечно, упаду в твоих глазах, но я хочу наказать ее своеобразным образом. Я же понимаю, что все равно скоро лишусь этих денег, объявится Русалкин и вытрясет у меня все то, что они передавали мне в течение этих шести месяцев. Так вот. Я поставлю условие: если Марина хочет, чтобы мы с ней рассчитались, пусть она устроится в ресторан и обслужит меня. Целый вечер она будет подносить мне еду, ублажать меня так, как я это делала для нее. Сначала она, возможно, откажется, но потом согласится. И знаешь почему? Да потому, что Русалкин, который ей дает каждый месяц деньги для меня, ничего о нашей с ней договоренности знать не будет! А это значит, что она еще полгода будет брать у него по двадцать тысяч, но уже не для меня, а оставлять их себе, понимаешь? Так что ей стоит подумать, соглашаться на мое условие или нет.
– Да уж, Тома, тебя нельзя оставлять одну. Какие мысли к тебе приходят! Забудь все, отправляйся со своими деньгами в Москву, купи квартиру и живи там, начни новую жизнь. Не надо этих экспериментов. Это опасно! Ведь Марина может рассказать о тебе Русалкину, и тогда они… Я боюсь, что они поступят с тобой так… Словом, это очень опасно, понимаешь?
– Называй вещи своими именами. Думаешь, меня убьют там, в ресторане?
– Я не знаю, просто я боюсь за тебя. Прошу тебя, забудь весь этот кошмар и уезжай. Вы все уже отравились этим страхом, и они тоже. Тома, ты обещаешь мне?
– Лара, неужели ты не хочешь посмотреть, как сама Марина Русалкина будет прислуживать мне? Это же нечто! Я хочу, чтобы она поняла, как мне доставались деньги, как это тяжело. Пусть она хотя бы один вечер побудет в моей шкуре.
– Хорошо, предположим, она согласится. Но как реально это устроить? Кто же ее возьмет? Как она объяснит Людмиле, кто она и зачем пришла в ресторан?
– Пусть устроится на работу. Как же иначе? Проработает день и исчезнет. И вообще, это ее проблема. Более того, я назначу ей день и время, и пусть она сломает себе голову, как устроиться в ресторан, пусть понервничает, поунижается перед Людмилой.
– Тома! Брось это дело. Я чувствую, что из этого ничего хорошего не выйдет.
– Выйдет! Я уверена, что этот вечер придаст мне сил, что я буду отомщена. Кроме того, это же своего рода терапия. А вдруг Марина после этого исправится, станет другим человеком и начнет хотя бы уважать труд официантов?
– Ну не знаю.
В тот декабрьский памятный вечер она появилась в ресторане «Риголетто» в черном вечернем платье, с красивой прической, вышла из такси и сразу же направилась в зарезервированную ею кабинку (Лара записала ее под чужой фамилией за неделю, ведь это было накануне Рождества, и в ресторан попасть вечером было сложно). После простой деревенской еды в Вязовке – и очутиться в ресторане и иметь возможность заказать все, что твоей душе угодно… Это казалось ей невероятным, фантастическим. Одно тревожило ее: будет ли ей прислуживать именно Марина? Лара, находившаяся весь день в ресторане, звонила Тамаре, говорила, что видела, как утром женщина, очень скромно одетая и отдаленно смахивающая на Марину, вошла в ресторан и направилась в кабинет Людмилы Викторовны.
Тамара старалась не думать о том, каким образом Марине удастся (или, напротив, не удастся) сделать так, чтобы оказаться в ресторане в восемь часов вечера в качестве официантки да еще и обслуживать именно ее кабинку. Хотя эту кабинку Томе посоветовала Лара, вероятно, она сама тайно помогла Марине выполнить это условие, зная, что официантка, обслуживающая две последние кабины, недавно уволилась.
… В три минуты девятого малиновая бархатная занавеска раздвинулась, впуская в кабинку новую официантку – с бледным лицом и книжечкой меню в руках.
– Что желаете? – И Марина с трудом улыбнулась, протягивая меню.
– Я сейчас выберу.
И она принялась водить дрожащим пальцем по строчкам меню. Только когда Тамара уже переступила через порог ресторана и вошла, сверкая новым вечерним платьем, она вдруг поняла, как нелепо выглядит – одна да к тому же еще и из бывших «риголеттовских» официанток. Ситуация – один к одному из шлягера Ларисы Долиной, помноженная на сюжет фильма «Вокзал для двоих» с Людмилой Гурченко. Но это песни, фильмы, а то, что сейчас происходит в ресторане «Риголетто», – настоящая жизнь. И что, если именно этот вечер и подтолкнет гордую и самолюбивую Марину Русалкину на еще более подлый поступок, пробудит в ней настоящую гиену? Вместо того чтобы, как задумала Тамара, пробудить в ней сострадание и чувство уважения к простым людям.
С подносом входить, раздвигая занавеску, было сложно. Но она входила, сначала принесла закуску – салат, рыбу, – потом подала горячее. Тамара понимала, почему Марина не смотрит ей в глаза, она делает все через силу, и в любой момент может случиться так, что новая официантка (и как ей только удалось устроиться в ресторан?!), которой надоест весь этот фарс, просто-напросто опрокинет поднос с горячим на голову ненавистной клиентке. Или вообще – достанет пистолет и выстрелит ей в сердце. Так, может, она этого и хочет – этой провокации, этого выстрела, этого неожиданного и вместе с тем ожидаемого конца, который принесет ей, Тамаре, облегчение?
Глупости, как сказала бы Лара. Вот сейчас Марина подаст десерт, и весь этот спектакль будет окончен.
Несмотря на то что Тамара сильно нервничала, ей удавалось все же что-то есть, правда, вкуса особого она не ощущала. Сидела одна в кабине, ела, думала о том, что ей с самого начала следовало поступить по-другому: пойти в милицию и все рассказать. Но тогда бы она подставила Шаталова, который спас ей жизнь. К тому же убийство-то совершено не было, а потому Русалкин наверняка вышел бы сухим из воды, не говоря уже о Марине. Но тогда почему они переполошились, чего они так испугались, что согласились заплатить такие большие деньги? Разве они не знали законов, или испытывали настоящее чувство вины, или для них это – не такие уж и большие деньги? И Русалкин не хотел, чтобы его имя полоскали, трепали, пачкали в крови жены, которую ему так и не удалось убить? Но они явно испугались. А это означало одно: они действительно хотели убить: Русалкин – жену, Марина – Тамару. Тогда почему Тамара так нервничает? Чего боится?
…Расплачиваясь, Тамара дала ей на чай: рубль двадцать. Ждала, что сейчас что-то произойдет, Марина не выдержит. Но нет, все было спокойно. И, только выходя из кабины, Марина вдруг оглянулась, словно спрашивая: теперь все, теперь они в расчете и она может идти на все четыре стороны, сорвав с себя ненавистную форму официантки? И Тамара ответила ей:
– Мы в расчете.
Марина ушла. Тамара встала из-за стола. Она тоже торопилась. В аэропорт, а оттуда – в Москву.
Лара вошла в кабинку и сказала, что Марина обслуживает другую кабинку. Удивлению ее не было предела.
– Я так думаю, что она просто не хочет подвести Людмилу, которая приняла ее на работу. Светки-то нет, она уволилась. Тома, как прилетишь в Москву, сразу же позвони, слышишь? У тебя когда регистрация?
– Через час. Лара, я поехала, все. – Она обняла подругу.
– Такси я вызвала, езжай и ни о чем не переживай. Деньги твои в банке, так что тебя не ограбят по дороге, к тому же здесь все рядом. Через пятнадцать минут ты будешь уже в аэропорту. Я жду твоего звонка.
– И ты мне позвони, слышишь? Расскажешь, как здесь дела. Интересно все-таки!
…Тамара уже садилась в самолет, когда раздался звонок: Лара. Она сказала, что в подсобке убили официантку – новую официантку. Тамара поняла, что случилось и кого убили, сразу поняла, как поняла и то, что вокруг Лары люди и она не может говорить, поэтому спросила сама:
– Марина? Это она? Неужели?
– Да. В подсобке. Выстрелили в голову несколько раз, – и добавила уже шепотом: – Я предупреждала тебя, насколько это опасно! Значит, она все-таки сказала ему. Лети, исчезай поскорее, я позвоню!
И Лара разрыдалась.
212006 г.
Он распахнул дверь, и Шаталов влетел в машину, хлопнул дверцей, машина рванула вперед со страшным визгом, свернула вправо и понеслась прочь, подальше от этого места.
– Ну, что там? – спросил Русалкин, когда понял, что Вадим немного отдышался, ровно настолько, чтобы говорить. Он старался держаться, хотя и понимал, что все вопросы уже не имеют никакого смысла: он слышал несколько беспорядочных выстрелов.
– Вот теперь – все. Я изрешетил ей голову. После такого не живут.
– Значит, она точно мертва?
– Мертвее, как говорится, не бывает.
– Подождем немного.
– Понимаю, вы мне не доверяете. Но я же все объяснил! Тогда, на вашей даче, я же сразу понял, что это не Марина, как же я мог ее убить? А когда понял, что это Томка, официантка из ресторана, и она узнала меня – я же бывал в «Риголетто», она знает меня в лицо – и стала шантажировать, я же направил в нее пистолет, – что я мог сделать? К тому же я просто растерялся. Я так настроился, я был готов на все! Но, видно, что бог ни делает, все к лучшему. Вы помирились с вашей женой, сумели даже договориться.
– Послушай, Вадим, заткнись, а? Как баба, честное слово! Сделал дело, теперь сиди и помалкивай. Вот когда я точно буду знать, что эта дрянь мертва, тогда и расплачусь с тобой.
– Так поезжайте в ресторан и посмотрите. Все сделано в лучшем виде.
– Тебя никто не видел?
– Абсолютно. Я же вошел с другой стороны, в тот проход, по которому администратор выпускает посетителей из кабинок. Я там каждый закоулок знаю, часто бывал. Да и дверь там всегда открыта. Я прошел, спрятался в одной кабинке и стал наблюдать, когда Тамара из зала направится в сторону подсобки или в комнату для персонала, где они переодеваются. Там самое тихое место, просто идеальное для такой работы.