— Это не он! Мама! Он из дома за оградой. Это Венсан! Объясни ты им!
— Стоп, девочки, — мама выступила вперед, и скандал немного утих. — Что тут произошло?
— Мальчишки кидались камнями! — заскулила Наташа.
— Этот тоже? — переспросила мама, кивая в сторону Венсана.
— Я не знаю, — призналась Наташа, — их много было, остальные убежали.
Мама обняла Наташу за плечи.
— Да все они одинаковые, — с досадой бросила она.
Венсан быстро, горячо заговорил, я разобрала только «но, но, мадам…» и «пардон…».
Мама присмотрелась к нему.
— Не похож ты на араба, — сказала она.
— Мы видели его маму, — доложила я, — она не арабка.
— Франсе? — спросила мама у Венсана.
Венсан обрадовался:
— Муа? Но. Мама — франсе, папа — алжери.
— Мать француженка, — перевела мама, — я так и думала…
Наташина мама покачала головой:
— И как не стыдно! А еще европеец!
— Да не бросал он камни! — закричала я. — Не орите на него, он же заступился за нас.
Юлина мама, кажется, все поняла и успокоилась. Наташина мама почему-то обиделась, забрала Наташу и ушла с ней вперед.
Я робко простилась с Венсаном:
— О’ревуар, Венсан, не обижайся.
Он кивнул, улыбнулся.
— О’ревуар, Ирина, О’ревуар, Жюли, — это он Юлю так назвал.
Всю дорогу мы с Юлей потихоньку обсуждали случившееся.
— Бедный Венсан, влетело ни за что! — шептала я.
— Ужас, теперь он к нам не придет, — вздыхала Юля.
Но случилось все как раз наоборот. Вечером к нам пришла мама Венсана. Она была очень расстроена, пыталась извиняться. Мама удивилась неожиданному визиту, и как могла, объяснила ей, что Венсан ни при чем, мол, мы сами виноваты. Усадила француженку пить кофе, а я сновала туда-сюда, прислушивалась, пыталась понять, о чем говорит француженка. Практиковала полученные знания. Естественно, ничего не поняла, кроме того, что ее зовут Клодин. И еще заметила, что ей очень не хотелось уходить, видимо, она соскучилась по общению.
А на следующий день появился Венсан. Мы собрались у нежилой виллы, сначала играли в мяч с малышами, потом учили Венсана правилам игры в казаки-разбойники. К нам присоединились Фудзия и ее брат Али. Он был тихий, скромно стоял в стороне и смотрел. Фудзия хмурилась. Но мы и его позвали. Нам не жалко. Он, в общем, оказался совсем неплохим, играл азартно, при неудачных бросках вскрикивал, то гневно, то с досадой.
Теперь мы могли совершенно спокойно ходить за хлебом, наши новые друзья следили за тем, чтоб нас не трогали. Частенько нас сопровождала «банда Келли». А с ними мы вообще чувствовали себя в полной безопасности. Как-то была совершена еще одна попытка побросать в нас камни, но Келли и его ребята выстроились в ряд и так шуганули нападавших, что те трусливо покинули «поле боя», а гордые собой американцы прошествовали за нами до самого контракта. Юлька давилась смехом, поглядывая на них.
— Семь самураев! — она изнемогала от хохота.
— Ремейк: американцы в Алжире, — подсказала я.
Все были довольны, кроме Наташиной мамы, она с подозрением относилась к нашей дружбе с местными и больше не отпускала Наташу за хлебом. Моя мама посоветовала нам покупать хлеб для Наташиной семьи. Что мы и делали.
А еще мы с Венсаном придумали простой способ переписки. Мы же с ним жили через забор. Я даже могла видеть окно Венсана из своего окна. По вечерам я смотрела из своего окна и ждала, Венсан несколько раз включал и выключал свет. Так он желал мне спокойной ночи. Я делала то же самое.
А переписывались мы так: Венсан перебрасывал через ограду записку, я выходила и подбирала ее, а потом писала ответ и перебрасывала ему. Конечно, это были очень коротенькие записки, потому что я еще не умела писать по-французски. Например, он писал мне: «Привет, Ирина, как дела?», а я отвечала: «Привет, Венсан. Все хорошо. Ждем тебя завтра».
Потом мы встречались и показывали друг другу наши записки. Я спрашивала у Венсана, как писать то или иное слово, он объяснял. Мама говорила, что мой французский становится все лучше и лучше благодаря такому общению. Ведь для Венсана французский был родным языком. Он тоже учил русские слова. Здоровался с мамой: «добриден, мадам», знал «спасибо» и «харащо», «дом», нашего пса он называл «Рижи», хотя тот и не признавал его. Но Рыжий никого не признавал, такой уж у него был характер.
Конечно, можно было переписываться эсэмэсками, но записки — это так романтично.
Глава 7В Оране
Венсан мне, конечно, нравился. И с Юлькой мы сдружились… Но! Через неделю всей этой счастливой жизни я готова была выть от скуки. Приехала, называется, в другую страну на каникулы, за забором посидеть! Папа пообещал культурную программу, но никак не мог выбрать время для ее осуществления. А мне так хотелось побродить среди развалин крепостных стен и виадуков, оставшихся еще от древних римлян, искупаться в Средиземном море, увидеть пустыню Сахара! Когда еще придется побывать здесь, так неужели мне суждено все каникулы бродить по гравиевым дорожкам контракта и играть с малышами в мячик? А как же национальная кухня? Обычаи, всякие музеи-магазины-сувениры?
— Юлька, тебе не надоело? — спросила я в очередной раз.
— Не волнуйся, теперь точно поедем, — заверила меня Юлька. Я уставилась на нее удивленно:
— Откуда узнала?
— Папахен вчера вечером сказал. Я же на него все время наседала.
— А почему же мои родители молчат?
— Может, не хотят раньше времени говорить, чтоб не сглазить. — Юлька подмигнула и рассмеялась.
Проблема на самом деле заключалась в том, что наши отцы не могли просто так бросить работу и раскатывать с нами в поисках достопримечательностей. Вот и решили отправить нас с водителем-алжирцем и небольшим сопровождением, так, на всякий случай.
Нашего водителя звали Фарух.
Фарух заехал за нами рано утром, он был не один, рядом с ним сидел молодой араб, а на заднем сиденье еще один. Мы — это я с мамой, Юлька, Аленка, Жорик и Аня со своими мамами разместились в салоне. К окошку водителя склонился наш элегантный переводчик Сережа и начал скороговоркой по-французски нести Фаруху некую информацию, которая касалась скорее всего нас и нашего маршрута.
Он так увлекся, так быстро говорил, просто сыпал словами, так красиво двигался кадык на его длинной загорелой шее, что мне начало казаться: вот сейчас за его спиной вырастет силуэт Эйфелевой башни…
Фарух, словно внезапно очнувшийся от очарования переводчика, оглянулся и беспомощно посмотрел на маму.
— Тут свит, месье, не бойся, поехали. Я тебе сейчас все объясню. — Она махнула рукой вперед, показывая направление. — Оран.
— Оран! — воскликнул Фарух. — Уи!
Переводчик смотрел на Фаруха счастливыми глазами:
— Галя, я все ему сказал, можете ехать совершенно спокойно.
— Спасибо, — вздохнула мама, — доедем, и не туда ездили.
Фарух вытолкал с переднего сиденья пассажира-алжирца и усадил на него маму. Так и доехали, болтая всю дорогу: мама с Фарухом, мы — с двумя алжирцами. С тех пор услугами переводчика мама не пользовалась никогда.
Фарух почти не говорил по-французски, но они с мамой быстро подружились и объяснялись прекрасно на смеси русских, французских и арабских слов, при этом оба эмоционально жестикулировали и, в общем, были вполне довольны друг другом.
В Оране нас поселили в одну из пустующих квартир многоэтажки, где жили семьи российских специалистов: врачей, преподавателей, переводчиков, инженеров… Шефиня с Аленкой заняли одну комнату, мы с Юлей и ее мамой разместились в другой, а семейство нашего доктора — Жорик, Аня и Анжела — в третьей. Великовозрастный Жорик чувствовал себя с нами неловко. Вечерами не выходил из комнаты, а утром старался не попадаться нам на глаза. Я его почти не видела. Но что меня тихо радовало: с Аленкой он тоже не общался. Получил от ворот поворот или самому надоело? Ужасно интересно, но ведь не спросишь же! Юлька тоже ничего не знала, откуда! Оставалось лишь гадать, не подавая вида, а то еще подумает, что мне до него есть дело.
А мне до него нет никакого дела!
Тем временем мама прокладывала новые маршруты в незнакомом для нее городе. Шефиню Лиду интересовали только магазины и шопинг, она буквально заставляла Анжелу и Юлину маму сопровождать ее и Аленку в бесконечном блуждании по рынкам и магазинам. Поэтому мы с мамой чаще всего оказывались вдвоем.
Мама быстро осваивается, ей достаточно один раз пройти или проехать, как неизвестные доселе улицы становятся известными, и путь по ним она найдет с закрытыми глазами.
Первое разведывательное путешествие по Орану мама не рискнула начать в городском автобусе, предпочла такси.
На остановке такси стояла небольшая очередь, и мама честно пристроилась в ее хвост. Уже третья машина должна была быть нашей, когда подошли двое молодых арабов и бесцеремонно встали перед нами. Не тут-то было.
— Сэ муа! — сказала мама и оттолкнула сунувшихся было к дверцам парней. Те отшатнулись, скорее от неожиданности. И пока они разевали рты, мама уже царственно уселась на переднее сиденье, предварительно толкнув меня на заднее.
— Мадам рюс? — спросил водитель.
— Рюс, — подтвердила мама и старательно произнесла адрес: — Де Мортир сан сез.
— Уи! Бьен!
И мы поехали на улицу Мортир, сто шестнадцать.
Говорили о России, дружбе между народами, и о маме, конечно.
Мимо проплыл сто шестнадцатый дом.
— Эй, месье, вон же он — Мортир сан сез! — спохватилась мама.
— Пардон, мадам! — таксист развернулся и подъехал прямо к искомому дому.
Они с уважением пожали друг другу руки, прощаясь.
А дня через три мы неожиданно столкнулись с Жориком. Все было так хорошо и спокойно, что я совсем расслабилась. И поплатилась за свою беспечность. Дело было так: мы с мамой бродили по старому городу, добрались до местного базара, там в толпе я зазевалась, а когда оглянулась, то мамы не было. Сначала я не придала этому значения. Ну разминулись, бывает. Я знала адрес дома, где мы жили, и, нав