Дракон был жив – поднялся на дыбы позади святого, задрав голову с рогами, как у дьявола. На заднем плане виднелась прикованная цепями к скале и потерявшая сознание девственница, которую готовились принести в жертву. Пасть дракона была приоткрыта, виднелись огромные клыки и раздвоенный язык, и выглядел он и впрямь воплощением зла. Сьюзен так и хотелось крикнуть святому: «Оглянись!»
Дверь открылась, и она круто развернулась.
В дверях застыл в изумлении Кон.
– Простите. Не знал, что теперь вы живете в этих комнатах.
Сьюзен покраснела, во рту у нее так пересохло, что она с усилием заставила себя говорить:
– Нет. Я занимаю комнаты экономки внизу. Просто хотела…
– Не лги! – резко сказал Кон. – Между мной и святым Георгием было что-то общее, не так ли? – Он подошел ближе к картине, но старательно обходя Сьюзен. – Я был самоуверенным молодым ослом, потому что сам находил сходство.
– Почему вы так говорите? Вы ведь знаете, что первый граф сам позировал для этой картины.
– Наверное, этим и объясняется некоторое сходство, – он взглянул на нее, и в этом взгляде не было даже намека на юмор. – Впрочем, я не уверен, что хотел бы иметь сходство с сумасшедшими девонскими Сомерфордами.
На его губах появился едва уловимый намек на улыбку, словно обещание солнца в пасмурный день, когда небо плотно затянуто тучами.
Ей хотелось спросить, с какой целью он сюда пришел, хотя она это знала и так: чтобы совершить экскурс в прошлое.
Больше всего ей хотелось спросить, есть ли теперь, по прошествии стольких лет, возможность исправить зло, которое она ему причинила. Но нет: раны, которые она нанесла, должно быть, давно зажили, остались только шрамы, а их, как и татуировку, не сотрешь, не смоешь. Прошлое не вернуть.
Да и находилась она здесь по одной простой причине: отыскать золото, которое где-то припрятал граф. Деньги по праву принадлежали банде из Драконовой бухты и были сейчас отчаянно нужны Дэвиду. Только Кон этого не поймет, решит, что это новое предательство с ее стороны. Если же рейд пройдет гладко, на что она очень надеется, люди уже не будут так сильно нуждаться в деньгах, и ей не придется лгать Кону…
Пауза в их разговоре затянулась. Сьюзен опасалась, что может, в конце концов, сказать такое, о чем потом пожалеет, и, чтобы разрядить обстановку, открыла ближайшую дверь в стене.
– Это новшество появилось уже после того, как вы пользовались этими комнатами.
Он подошел к ней и заглянул в соседнее помещение:
– Неужели римская баня?
– Да.
Сьюзен предложила ему пройти по узкой полоске покрытого плиткой пола и подняться по нескольким ступеням, чтобы посмотреть сверху на огромную, выложенную мозаикой ванну, совершенно выпустив из виду картину, которая висела здесь. А на этой картине был изображен святой Георгий, узнаваемый лишь по шлему, потому что ничего другого на нем не было. Его напряженный, огромных размеров фаллос готов был вонзиться в прикованную к скале цепями женщину, предположительно принцессу, которая явно пыталась воспротивиться своей судьбе.
– Столь эксцентричная форма убийства физически невозможна, – заметил Кон, – как и эта ванна, должно быть, непригодна для купания. Краны здесь работают?
– Конечно, – она обошла ванну и остановилась по другую сторону, подальше от него. – На чердаке имеется цистерна, а под ней топка. Чтобы нагреть воду, требуется время, но ванну можно наполнить.
– Вижу, что имеется и выпускное отверстие. Куда выходит вода?
Их голоса эхом отражались от выложенных плиткой стен, и она подумала, что гулкие удары ее сердца, очевидно, тоже слышны. Пока он смотрел в другую сторону, она дюйм за дюймом рассматривала его и поражалась изменениям в его внешности: вроде бы все то же, но четче, резче, мужественнее.
– Сначала вода попадает в горгулью, а потом стекает вниз. Из вежливости следует сначала позвонить в колокольчик.
Он окинул взглядом мозаичные стены, на которых были изображены деревья, тоже похожие на фаллосы, а также другие непристойности, и спросил:
– А что, мой дорогой усопший родственник часто пользовался этим удобством?
– Насколько мне известно, время от времени.
– Один?
– Я так не думаю. Ванна слишком велика для одного человека.
Он взглянул на нее, как подобает графу:
– Я желаю переехать в эти комнаты, миссис Карслейк. Мне очень нравится ванна. Позаботьтесь об этом, пожалуйста.
Сьюзен с трудом удержалась от возмущенного возгласа. Поселившись в этой комнате, он изо дня в день будет видеть эти непристойности, и кто знает, к чему это приведет. Тем не менее спорить она не посмела:
– Как скажете, милорд.
Кем бы он теперь ни стал, она не хотела, чтобы он с кем-нибудь вместе купался в этой ванне. С Дидди, например. Когда они вышли из комнаты, она зачем-то ему сказала:
– Я стараюсь придать этому дому респектабельность, милорд, и надеюсь, что вы не станете использовать ванну в непристойных целях.
– Уж не пытаетесь ли вы навязывать мне правила поведения, миссис Карслейк?
– Мне кажется, я обязана следить за нравственностью прислуги, милорд.
– А-а, понятно. Но если мне вздумается привести сюда постороннюю даму, чтобы вместе с ней искупаться, вы возражать не будете?
Она твердо посмотрела ему в глаза:
– Своим непристойным поведением вы можете развратить слуг.
– Разве раньше им не приходилось видеть ничего подобного?
– Времена изменились.
– Вот как? – он чуть помедлил. – А если я не подчинюсь твоему диктату, Сьюзен, что ты тогда скажешь?
Единственным достойным ответным ударом с ее стороны было бы отказаться от должности экономки, но пока она еще не могла покинуть имение.
Она промолчала, и он удивленно вскинул бровь, но призадумался, а ей не хотелось, чтобы он пытался отыскать причины ее нежелания покинуть дом.
Сьюзен направилась к двери, сказав:
– Наверное, вас уже ждет завтрак, милорд.
– Ничего, завтрак подождет. Должны же у меня быть какие-то привилегии. Покажите мне комнаты покойного графа.
– Как пожелаете, милорд. Они расположены рядом, чтобы графу было удобнее добираться до ванны.
Надо держать себя в руках, он не должен догадаться о том, какие чувства в ней вызывает, потому что сам к ней не испытывает никаких, кроме гнева.
Задумавшись, она чуть не прошла мимо двери в апартаменты графа Уайверна. Ключ никак не желал попадать в скважину, возможно потому, что Кон стоял так близко, что она чувствовала тепло его тела и слабый, но такой знакомый запах.
Она и не подозревала, что каждый человек имеет стойкий запах, но уловила в воздухе едва различимый, присущий только ему аромат, который сразу вызвал воспоминания об объятиях на горячем песке и мускулистой груди юноши, которую она целовала.
Остановись!
Ключ наконец подчинился и повернулся, Сьюзен открыла дверь. На них пахнуло застоявшимся, спертым воздухом, и сладкие воспоминания вмиг исчезли. Сьюзен решительно пересекла комнату и распахнула окно.
– Он умер здесь? – спросил Кон, как будто почувствовав запах смерти (возможно, солдаты действительно способны ощущать этот запах).
Теперь, когда их отделял друг от друга массивный рабочий стол, она не боялась взглянуть ему в лицо.
– Да. В комнате, естественно, произвели уборку, но в основном все оставлено как было. Здесь есть ценные манускрипты и книги.
Стены были заняты плохо подогнанными друг к другу полками, заваленными рукописями, в беспорядке заставленными баночками, флаконами и горшочками.
– Они могут представлять ценность разве только для такого же, как он. Чем он занимался: химией или алхимией?
– Алхимией с элементами колдовства.
Кон повернулся к Сьюзен:
– Пытался превратить свинец в золото?
– Пытался старость превратить в молодость. Он искал секрет вечной жизни.
– И умер в пятьдесят лет, выпив зелье собственного изготовления. Какая ирония судьбы! В нашем семействе обычно живут долго, не считая гибели от несчастных случаев. Мой отец умер от инфлюэнцы, брат утонул по неосторожности. Деда в семьдесят лет сбросила лошадь, и он, к несчастью, ударился головой.
– Он страшился смерти, потому что боялся встретиться со своим предком, первым графом.
– Это еще почему?
– У него не было наследника. По его вине оборвалась линия убийцы Дракона, – она не стала говорить о причудах графа его приемнику.
Кон присел на краешек стола, вытянув длинные ноги, и продолжил расспросы:
– Откуда ты все это знаешь? Ведь ты пришла сюда после ухода миссис Лейн, ведь так?
Ей не хотелось признаваться, но все равно об этом все знали.
– До этого я в течение трех лет была помощницей графа.
– Помощницей? – переспросил Кон, и по выражению его лица она поняла, что он подумал худшее.
– Да, была своего рода секретарем: переписывала старые манускрипты, проводила кое-какую исследовательскую работу и даже обнаружила источники некоторых нужных ему ингредиентов.
– Ну и дела! Так тебе все еще очень хотелось стать графиней?
– Я была его секретарем! Мне очень нужна была работа.
– Тебя вышвырнули из поместья?
– Конечно, нет. Но я предпочитаю жить не за счет благотворительности.
– Никакой другой работы для тебя не нашлось?
– Для такой, как я, нет. Мисс Карслейк едва ли можно было нанять на черную работу, а на более респектабельную дочь контрабандиста и шлюхи не годилась. Граф предложил мне должность секретаря, и я согласилась.
– Он предложил также должность управляющего твоему брату. Почему?
– Думаю, это подсказал ему мой отец.
– И граф согласился сделать это по указке Мела Клиста? – удивился Кон, усмехнувшись.
– У них была договоренность, – она помедлила. – Это касалось контрабанды.
– Можешь передать нынешнему капитану Дрейку – надеюсь, тебе известно, кто он такой, – что больше никакой договоренности не будет.
Взгляд Кона говорил, что настроен он очень серьезно. Но тут, словно весенний ветерок, ворвавшийся в затхлый воздух помещения, появился секретарь Кона – легкий, гибкий, светловолосый, с ангельской внешностью, но, судя по всему, совсем не ангел.