Все свободное пространство было завалено самыми разнообразными предметами, от кнута для верховой езды до странных стеклянных флаконов и чучел животных. Кон заметил два человеческих черепа, причем это были далеко не те аккуратные, чистенькие образцы, которые служат пособиями для занятий по анатомии. Были здесь и другие кости, но, как надеялся Кон, они принадлежали животным. Похоже, некоторые кости представляли собой объедки, оставшиеся после трапез графа.
С абажура затянутой паутиной лампы свисала черная кожистая лапа с когтями, судя по всему, принадлежавшая крокодилу, которого, как искренне надеялся Кон, сумасшедший граф не съел за обедом. Верхняя планка, поддерживавшая балдахин, была украшена бахромой из каких-то непонятных сухих съежившихся предметов. Любопытство заставило его пересечь комнату, чтобы разглядеть их повнимательнее.
– Это высушенные фаллосы, – пояснила Сьюзен. – Столько разновидностей, сколько ему удалось раздобыть. Эта коллекция была его особой гордостью.
Кон осторожно подобрался к окну, раздвинул тяжелые шторы – поднялась туча пыли, на него что-то посыпалось, так что он даже закашлялся, – и, повернувшись к ней, вдруг спросил:
– Ты и впрямь смогла бы лечь с ним в эту кровать?
Сьюзен долго молчала, и на какое-то мгновение ему показалось, что она ответит «да», но девушка сказала:
– Нет, мне это и в голову не приходило. Да и не бывала я здесь, пока не стала экономкой.
Ее ответ не вносил ясности, не объяснял, зачем она стала ею.
– В таком случае почему ты провела здесь столько лет?
– Я уже говорила, что вынуждена работать, а здесь другой работы просто нет. Более того, эта работа меня интересовала. Граф хоть и был сумасшедшим, но его безумие порой интриговало. Подумай сам: многие ли женщины в Англии обладают такими глубокими познаниями относительно фаллосов?
Она искоса взглянула на него, и он едва не расхохотался, но сдержался и, жестом указав на дверь, которая вела в рабочий кабинет, спросил:
– А там что?
– Гардеробная. Теоретически.
Сьюзен осторожно прокладывала путь сквозь хлам, чтобы открыть дверь. Почему-то, думала она, для того чтобы достичь хотя бы какого-то взаимопонимания с этим человеком, ей всегда приходится преодолевать массу препятствий.
Прошлого не вернуть, но зачем им все время конфликтовать, словно заклятым врагам? Почему бы не установить нейтральные отношения?
Переступив порог гардеробной, она отошла в сторону, пропуская его. К счастью, в этой комнате мебель отсутствовала и шторы на окнах были раздвинуты.
Она наблюдала за его реакцией.
Коннот остановился, уставившись на фигуру, свисавшую с потолка, и, сделав шаг вперед, ткнул пальцем в одну из глубоких ран на теле чучела, из которой торчали стружки.
Сьюзен не могла сдержать улыбки. Вопреки логике, она безмерно гордилась, что война научила его хладнокровию. Вопреки логике, у нее защемило сердце, потому что она все еще любила его, и эта любовь, пока еще тлеющий огонек, угрожала разгореться в пламя.
Несмотря на то что ей все больше и больше хотелось остаться в замке, она понимала, что следует бежать отсюда, пока она не сделала что-нибудь такое, о чем будет сожалеть даже сильнее, чем о содеянном в прошлом.
Он обратил внимание на коллекцию шпаг на стене и, осторожно потрогав клинок одной из них, заметил:
– Не декоративная.
– Он говорил, что в молодости был искусным фехтовальщиком, но кроме боязни открытого пространства у него развился страх перед человеком с оружием, поэтому он фехтовал с этим чучелом, – Сьюзен жестом указала на свисавшее с потолка чучело, ноги которого почти касались пола.
– Что за странное времяпрепровождение!.. И эта римская баня… Как это все сочетается одно с другим?
– Он был буквально одержим чистотой тела и мог плескаться в воде часами, потому-то у него и возникла мысль соорудить ванну побольше. Он считал, что чистоплотность является ключом к долголетию, хорошему здоровью и обзаведению потомством.
– Ну и ну! Этого достаточно, чтобы вызвать у холостяка отвращение к купанию.
Их взгляды на мгновение встретились, и она поняла, что он вспомнил о том, как легкомысленно они рисковали одиннадцать лет назад.
Глава 8
– Я был тогда молод и глуп, – начал Коннот, – и даже не думал ни о чем таком. Надеюсь…
Как ни старалась Сьюзен скрыть смущение, у нее зарделись щеки.
– Нет-нет, все обошлось.
Тема была, конечно, деликатная, но горячая волна, прокатившаяся по телу, была вызвана не только этим. Просто они впервые коснулись в разговоре прошлого.
– Я так и думал, – Коннот на мгновение задержал на ней взгляд, и она затаила дыхание, надеясь, что вот-вот протянется между ними ниточка взаимопонимания, но он опять только оглядел помещение. – Почему в этих комнатах не произвели более тщательную уборку, миссис Карслейк?
Она подавила вздох и усилием воли направила мысли в другое русло.
– Все, что подвержено гниению, мы, конечно, выбросили, милорд, но больше ничего не трогали, потому что в своем завещании граф указал, чтобы все оставалось как есть до ваших распоряжений.
– Я не понял, что это означает. Ну что ж, в таком случае прежде всего избавьтесь от этого чучела.
Он подошел к шкафу и распахнул дверцы. Перед ним предстала целая коллекция длинных халатов и других предметов одежды не менее чем десятилетней давности.
– Избавьтесь и от всего этого. Отдайте викарию, чтобы, если нужно, распределил одежду среди бедных. Лишнюю мебель отсюда переставьте на верхний этаж, – он взглянул на кровать. – И уберите этот хлам; всю эту мерзость, которая висит вокруг, сожгите. Кстати, где, черт возьми, он брал все эти штучки?
– Не знаю, милорд.
– Надо будет поговорить с викарием о достойном погребении и узнать, нет ли в округе раскопанных могил. Все эти книги отправьте в библиотеку, но сначала пусть их просмотрит и мой секретарь, – Кон нахмурился. – Правда, у него и без того дел выше крыши. Не найдется ли здесь кто-нибудь еще грамотный, чтобы систематизировать книги и дать им оценку?
– Наш викарий – человек образованный и, я думаю, не откажется немного подзаработать, – сказала Сьюзен, отметив для себя, что ей нравится, как Кон властно отдает приказания.
Она, наверное, с восхищением наблюдала бы и за его действиями на поле боя, если бы не умерла от ужаса, зная, что ему угрожает опасность. Она не забыла, как дрожала от страха, когда читала в газетах списки убитых и раненых во время войны.
Сьюзен следила за его военной карьерой через Фреда Сомерфорда. Кон пошел в пехоту, стал лейтенантом, потом капитаном, а однажды его имя упомянули в официальном сообщении. Он участвовал в битве при Талавере, был ранен при взятии Сан-Себастьяна… правда, не тяжело, но ведь ранен!
Он трижды менял полки, участвовал еще в нескольких сражениях. Она не могла понять, зачем ему это. Почему бы не остаться где-нибудь в безопасном месте? Ни к чему лезть туда, где грохочут пушки и гибнут люди. И в то же время, побывав именно там, он стал таким, каким она видела его сейчас…
Он открывал и, взглянув на содержимое, закрывал ящики: пусть лучше викарий все это просмотрит.
– Я вот что подумал… Может, пока оставить кровать, а балдахин и матрас заменить? В казне мало денег, и я не могу себе позволить выбрасывать добротную, вполне пригодную к использованию мебель.
Сьюзен, как ни старалась сохранять безразличное выражение лица, почувствовала себя виноватой. Вспомнилось, как много лет назад Кон ошарашил ее сообщением, что принадлежит к бедной ветви генеалогического древа Сомерфордов. Родоначальником был младший сын первого графа, но и того скромного состояния, которое нажили, суссекские Сомерфорды лишились в результате своих роялистских симпатий во время гражданских войн[2]. С тех пор они хоть и не бедствовали, но жили скорее как представители обедневшего титулованного мелкопоместного дворянства, чем как аристократия.
Для них, как и для фермеров, настали тяжелые времена из-за того, что старый граф практически опустошил казну графства. Огромных средств требовали его безумные затеи.
– А что прикажете делать с тем, что находится в его «святилище», милорд, со всякими… образчиками и ингредиентами? Мне кажется, некоторые из них весьма ценные. Старый граф наверняка заплатил за них немалые деньги.
– Значит, все это надо хранить как зеницу ока? Черт побери! Жаль, что в округе нет экспертов, чтобы организовать их распродажу.
– Покойный граф вел дела с торговцем антикварными редкостями мистером Трейнором из Эксетера.
– Вы правы. Зачем выбрасывать то, что можно продать? Сообщите подробности моему секретарю, пусть отыщет Трейнора. Странные предметы из этой комнаты можно тоже перенести в рабочий кабинет, чтобы осмотрел их и оценил. Возможно, лапа крокодила обладает какой-то магической силой. Не будем лишать мир такой ценности.
Едва сдерживая усмешку, Сьюзен окинула взглядом сморщенные предметы, гирляндой развешенные вокруг кровати:
– А с этим что делать? Тоже сохранить?
– Обязательно.
Тут Кон пересек комнату и осторожно извлек что-то из-под груды старых журналов. Оказалось, пистолет. Он тщательно осмотрел его и, разрядив, повернулся к Сьюзен:
– Он чего-то боялся?
– Не знаю, но пострелять любил.
– Интересно, по каким мишеням, если не выходил из дому?
– Он стрелял из окна в птиц, причем довольно метко.
Коннот выглянул во двор. Птиц там не увидел, но зато услышал их деловитый щебет и пробормотал:
– Не так уж безопасно.
Сьюзен не поняла, что он имел в виду, а граф, положив пистолет, так поспешно направился к двери, что задел по пути вращающиеся полки, и оттуда посыпались книги.
– Черт побери!
Сьюзен бросилась было подбирать упавшие книги, но Кон, потирая ушибленное бедро, велел ей оставить их в покое и поспешил в коридор.
Она пошла за ним, не понимая, отчего он вдруг так разозлился.