– А что случилось с предыдущим таможенным офицером?
Коннот усмехнулся:
– Ты, кажется, начинаешь постигать специфику этих мест. Однажды ночью он упал со скалы. Поговаривали, будто бы его сбросили. Но слухи могла распускать и конкурирующая шайка, которая всеми силами пытается усложнить жизнь новому капитану Дрейку.
– Я думаю, это усложнит жизнь каждому из них, если только новый таможенный офицер не окажется тупицей в отличие от проницательного прежнего офицера.
– Ты думаешь… А вот многие контрабандисты частенько не думают. Лейтенант Перч был весьма покладист и уже далеко не молод, тогда как новый лейтенант Гиффорд молод, умен и честолюбив.
– Что за идиоты! – Рейс взглянул на Коннота. – Карслейку не нравится, что его сестра служит у тебя экономкой, так зачем же он это ей разрешил?
– Ты считаешь, что женщине можно что-то разрешать или не разрешать?
– Похоже, ты нашел для меня еще одно развлечение? – заметил Рейс, аккуратно складывая бумаги. – Так будет ли леди присутствовать на ужине? Если будет, то станет ли по-прежнему прятаться под своей серой оболочкой, а потом с волнением наблюдать за захватывающей игрой с тремя игроками?.. Знает ли ее великолепный братец о прошлом?
– О каком прошлом? – спросил Кон с наигранным недоумением, но все было бесполезно.
Рейс усмехнулся:
– Угасло ли у леди желание? А у лорда? Откроют ли они друг другу свои сердца? Или им не позволят это сделать? Спектакль не хуже, чем в лондонском музыкальном театре «Друри-Лейн»!
Коннот бросился на секретаря, но тот с хохотом увернулся, как озорной бесенок.
Сьюзен проверяла, как готовятся блюда к обеду, и выбирала вина. Поскольку в Крэг-Уайверне не было дворецкого, эту работу обычно выполнял камердинер графа, а коль скоро ей приходилось нередко обедать с графом, она кое-чему научилась и ориентировалась в винных погребах. Сьюзен надеялась, что выбрала подходящие вина. Все они были французские и, разумеется, получены контрабандой, но она надеялась, что Кон не затронет в разговоре эту тему.
Почувствовав, как сзади ее кто-то обнял, она чуть не уронила бутылку. На мгновение ей показалось, что это Кон, но, оглянувшись, она увидела брата и сердито воскликнула:
– Что ты себе позволяешь?
– Пугаю тебя.
Она поставила бутылку.
– Ты только этим и занимаешься. Ну как, выдержал испытание?
– Конечно. Я очень хороший управляющий поместьем, а работы здесь мало. Для графства владения не очень велики.
– А сейчас что ты делаешь?
– Исполняю роль курьера. Тебе приказано отобедать с повелителем.
Она страшно встревожилась:
– Одной?
Он приподнял брови:
– Разумеется, нет. А он что, тебе докучает?
– Нет, – она попыталась сказать это так, чтобы брат ей поверил, и это было совсем нетрудно, потому что Кон действительно ей не докучал. – Я должна обедать с графом и мистером де Вером?
– И со мной. Извини, дорогая, если это тебе не по душе. Возможно, я сам виноват в этом, потому что сказал, что может показаться не вполне удобным обедать с графом, когда моя сестра прислуживает за столом. Ну, полно тебе, крепись! Ведь ты иногда обедала со старым графом и со мной.
– Знаю, но когда работала секретарем, я носила обычную одежду… – Сьюзен жестом указала на свое серое одеяние.
– У тебя наверняка найдется здесь что-нибудь более подходящее.
Надеть хорошенькое платьице ради Кона? При этой мысли ей стало и тревожно, и радостно одновременно. Приглашение было равносильно приказу, а возможно, даже вызову.
Что ж, надо набраться храбрости. Кон видел ее только в школьных платьицах, в мужском костюме и в серой униформе экономки. Пора напомнить ему, что она леди.
– У меня действительно есть здесь парочка нарядных платьев, – сказала с улыбкой Сьюзен. – Я их принесла сюда, чтобы спрятать от Амелии.
– Но она на шесть дюймов ниже тебя!
– Зато в остальном мы одинаковые. Она просто подшивает подол, и все.
– Неужели ты не можешь ей запретить?
– Разве это возможно, когда платья там, а я здесь? Вот я и принесла сюда самые любимые платья, чтобы хоть их сохранить. А остальные пусть надевает, если захочет, – Сьюзен взглянула на него. – Помоги мне перелить вина из бутылок в графины и отнести в столовую.
– Это вообще-то работа дворецкого, – с заносчивым видом заявил Дэвид, и она не в первый раз заметила, насколько привычно он чувствует себя в роли джентльмена. – Намекни графу, что пора бы уже кого-то нанять.
Сьюзен направилась к себе, по пути пригласив Аду на помощь, чтобы зашнуровать новый модный корсет. С повседневными она отлично справлялась сама, тогда как новый зашнуровывался сзади. После того как корсет был надет и грудь держалась на должной высоте, Ада помогла ей с муслиновым платьем цвета слоновой кости.
Со временем платье претерпело ряд изменений, но по-прежнему оставалось ее любимым. Верхний слой, вышитый белым с едва заметным добавлением золотисто-коричневого, надевался на нижнюю юбку, которая недавно была отделана великолепным зубчатым вандейковским кружевом, естественно, контрабандным. Для кружевной отделки ей пришлось отрезать от нижней юбки восемь дюймов, и в результате неожиданно получилось, что верхний слой таинственно колыхался вокруг щиколоток.
Может, платье от этого стало слишком вызывающим, откровенным? Второе, из темно-розового шелка, выглядело не вполне уместным для такого случая, а посылать в помещичий дом за платьем из льняного батиста персикового цвета было поздно, хотя оно как нельзя лучше подошло бы для неофициального обеда.
Нет, для этого нет времени…
Она поправила декольте, открывавшее значительную часть бюста, приподнятого корсетом. Всего несколько месяцев назад она надевала это платье и декольте ее не смущало, но тогда ее не ожидал обед с самим графом Уайверном.
Пока Ада застегивала перламутровые пуговки, Сьюзен пыталась побороть охватившие ее панику и возбуждение. Платье ей шло, и она это знала. Оно станет подходящими доспехами в предстоящей битве.
Интересно, чувствовал ли Кон нечто подобное на войне – страх и в то же время жажду ринуться в бой одновременно? Но какую цель она преследует? Все просто: отыскать золото и уехать, только вот неожиданно вырисовывалась и другая цель.
Вернуть то, что было между ними много лет назад, невозможно, тем более что Кон нашел счастье с другой женщиной, но ей не хотелось покидать Крэг-Уайверн и эти места, не попытавшись узнать получше, каким он стал, а еще Сьюзен хотела попытаться залечить раны, многие из которых нанесла ему она сама. Разве нельзя просто протянуть руку и помочь другу?
Посмотрев на себя в зеркало, она скорчила гримасу. Какие бы благородные мысли ни витали в ее голове, она хотела предстать перед ним в наилучшем виде, показать, что стала женщиной, способной привлечь мужчину.
Привлекать мужчин?
Черт возьми, ведь именно в этом платье она была шесть лет назад, накануне бала в Бате, когда лорд Райвенгем соблазнил ее! Тогда, правда, вырез был почти под горло, а вместо кружевной была отделка из золотистых ленточек, но платье именно это.
Ада наконец застегнула все пуговки и занялась ее прической, а на Сьюзен нахлынули воспоминания.
Тогда в Бате она была с тетей и кузинами. Тетушке врачи порекомендовали съездить на воды, и она взяла с собой своих старших девочек, как всегда их называла. Сесилия, которой уже исполнился двадцать один год, именно в Бате встретила своего мужа, а двадцатилетняя Сьюзен решила воспользоваться случаем изгнать из воспоминаний и из сердца Кона Сомерфорда.
То, что произошло, не было ни страшно, ни неприятно. Лорд Райвенгем был на несколько лет старше, женат и имел репутацию завзятого распутника, к тому же обладал большим опытом. Он даже принес на то свидание губку, смоченную в уксусе, и рассказал, как ею воспользоваться.
Когда они покидали комнату, где все произошло, он спросил:
– Получила то, что хотела, малышка?
Она вспыхнула, но, взглянув в его циничные глаза, ответила:
– Да, благодарю вас.
Он рассмеялся:
– Не думаю, что когда-нибудь узнаю, что привело тебя сюда сегодня, но надеюсь, что ты найдешь мужчину, которого захочешь удержать дольше, чем на один вечер.
Сьюзен ему, в сущности, не солгала: ей хотелось стереть Кона из своей памяти, со своей кожи, но не удалось, зато расширились познания, причем не только в том, как предотвратить беременность.
То, что происходит между мужчиной и женщиной, может быть простым совокуплением, но не всегда. То, что произошло между ней и Коном, было совсем по-другому, потому что затронуло чувства. Не близость их породила, а, наоборот, чувства послужили причиной того, что произошло.
Ее кузины, Сесилия и Амелия, как и большинство молодых женщин, которых она знала, не считали проблемой влюбиться в привлекательного джентльмена или отважного офицера, а потом так же легко их разлюбить.
По этой причине она внушила себе, что влюблена в капитана Лаваля, главным достоинством которого был великолепный гусарский мундир, но когда они занялись любовью – торопливо, суетливо и в высшей степени примитивно – в беседке загородной виллы его начальника, она поняла, что ее использовали: без намека на какие-либо чувства, без нежности и даже без одобрения.
Она поняла, что ее использовали как удобную возможность удовлетворить физиологическую потребность, как трофей. Сьюзен ушла от него с гордо поднятой головой, но в ужасе от мысли, что он, возможно, будет хвастаться победой перед своими приятелями и что она ступила на путь, который может привести ее к полному краху.
Хорошо, что Кон по крайней мере не гусар. Сьюзен цеплялась за эту мысль, хотя это не имело никакого значения.
Эпизод с Лавалем никак не отразился на тайнах ее сердца, но изменил поведение. Сьюзен поняла, что жизнь невозможно направить по своему усмотрению, но можно прожить с честью, не изменяя ее течения.
Сначала она была так зла на капитана Лаваля, что желала ему погибнуть в первом же бою, но потом гнев прошел, и она даже обрадовалась, увидев в газете сообщение, что он получил повышение и стал майором. Она лишь молила Бога, чтобы их дороги не пересеклись снова и чтобы он сохранил тот эпизод в тайне.