Де Вер хотел было оттащить в сторону восковую фигуру, но потом сбросил сюртук, схватил со стены булаву и ударил ею по машине с такой силой, что разные детали так и отскочили во все стороны. Кон рассмеялся, тоже сбросил сюртук и пустил в ход топор.
Ошеломленная, Сьюзен отступила в угол, чтобы не попасться под горячую руку двум крушившим все вокруг мужчинам, которые всего несколько мгновений назад казались вполне цивилизованными джентльменами. Она зажала рукой рот, но вовсе не от ужаса, а от истерического смеха при виде этой сцены – дикой, но вполне оправданной: в имении давно пора было разнести кое-что на куски.
Кроме того, ее заворожила эта картина: Кон, охваченный лихорадкой разрушения и размахивавший тяжелым топором. Возможно, ей бы следовало испугаться, но он был так великолепен в своем неистовстве, что у нее закружилась голова. Сьюзен видела его спину, напрягшиеся до предела мускулы во время этой оргии разрушения. С первого удара в нем не осталось ничего от юношеской робости, застенчивости. Кон, которого она помнила, стал грозным воином, размахивал устрашающим оружием и наносил удары, чтобы убить. Это приводило ее в смятение и вызывало такое страстное желание, что мороз пробегал по коже.
Она взглянула на де Вера, такого же мускулистого, такого же яростного, если не больше. Его лицо, повернутое к ней, было искажено такой яростью и страстью, что становилось страшно, однако де Вер не возбуждал у нее никаких эмоций, тогда как, глядя на Кона, ей хотелось сорвать с него одежду.
Она повернулась к нему, чтобы увидеть выражение его лица, но он неожиданно остановился, опираясь на топор и с трудом переводя дыхание, и оглядел картину разрушений. Его рубашка, взмокшая от пота, прилипла к телу.
Де Вер все еще продолжал крушить булавой разбитую машину. Кон, похоже, не намеревался его останавливать. Опасаясь, что де Вер разнесет здесь все до камешка, Сьюзен собралась с духом и ринулась вперед, готовая вмешаться.
Кон обернулся. Она не поняла, что выражало его лицо, но что-то подсказывало, что придется сдаться на милость дракона. Он неожиданно резко наклонился к ней и поцеловал: жестко, безжалостно. Возможно, она могла бы этого избежать, отвернувшись или вовремя наклонив голову, но она подчинилась.
Среди грохота разрушения, стоявшего в комнате, она позволила поцелуй, который не имел ничего общего с милыми робкими поцелуями одиннадцатилетней давности.
Помнила ли она его вкус? Ей казалось, что да, но, возможно, она заблуждалась. Вот его запах она помнила. Теперь он стал сильнее, это был запах зрелого мужчины, терпкий и сильный, и таким он запечатлеется в ее памяти навсегда.
Леди Анна. Мысль о ней возникла неожиданно из каких-то глубин сознания. Ради леди Анны она не протянет к нему руки, не обнимет за плечи.
Она продолжала стоять, словно завороженная горячими губами дракона и терпким запахом, так что соски ее напряглись и болели, ноги дрожали и в конце концов предали ее. Она медленно осела на пол, скользя спиной по двери и больно ударяясь о ее металлические детали.
Не отрывая губ от ее рта, Кон опустился на пол вместе с ней.
Прижав к себе руки, она все еще пыталась не прикасаться к нему. По щекам ее текли слезы, возможно, как раз потому, что она не смела прикоснуться к нему…
Они молчали. В комнате стояла тишина.
Все еще находясь в плену его жадных губ, она заставила себя окинуть взглядом комнату, но де Вера не увидела, хотя он, должно быть, смотрел на них.
Она попыталась высвободиться из жесткой хватки Кона:
– Перестань!
Глупо да и поздно требовать этого, но он все-таки остановился и сел, прикрыв глаза.
Этот поцелуй зажег глубинный яростный огонь.
Теперь она увидела де Вера, который давно пришел в себя и наблюдал за ними с пониманием и сочувствием. Кон пригвоздил ее к полу всей своей тяжестью. Спина у нее была наверняка в синяках и ссадинах, ноги затекли.
Интересно, о чем он думал? О том ли, что огонь разгорается с новой силой, или его терзали сожаления?
Постаравшись, чтобы это прозвучало твердо, она сказала:
– Кон, позволь мне встать.
Он вздрогнул всем телом, взглянул на нее и быстро поднялся, потянув ее за собой, как сделал это и тогда, на вересковой пустоши в ночь своего приезда. Ноги не сразу послушались ее, так что пришлось прислониться к двери. Он все еще держал ее за руку и растерянно смотрел на нее, как будто не знал, что сказать.
Да и что здесь скажешь, тем более в присутствии свидетеля?
А что могло бы случиться, окажись они одни? Скорее всего, подумалось ей на мгновение, он нарушил бы слово, данное другой женщине.
Неожиданно Коннот вздрогнул всем телом и, отпуская ее, повернулся к де Веру и чуть охрипшим голосом спросил:
– Ну как, насытился разрушением, отвел душу?
– Прошу прощения, – ответил тот, как будто всего лишь нечаянно столкнул со стола дешевенькую вазочку. Но, возможно, он извинялся за то, что наблюдал за ними?
– Хорошо порезвились, – заметил Кон, поднял с пола свой сюртук и стряхнул с него щепки. – Наверняка в Крэг-Уайверне немало вещей, которые следует разрушить до основания.
Оба они словно игнорировали присутствие Сьюзен. Ничего себе любезность! Да ведь если бы они сюда не явились, ничего бы и не произошло!
А может, это было задумано как оскорбление?
Что бы это ни было, она его хотела – до дрожи, до боли. Если бы не леди Анна, она забыла бы о гордости, отбросила всякие приличия и сама явилась к нему в постель, пусть даже всего на одну ночь. Как и он, она хотела повторить то, что произошло одиннадцать лет назад, но теперь уже как взрослые люди, имеющие опыт, силу и зрелое желание.
И сердце. Конечно, и сердце. Но это была ее тайна.
– Меня, собственно, отрезвило нечто не поддающееся разрушению, – заявил де Вер.
Его тон быстро привел в чувство и ее. Она увидела, как де Вер, отступив на шаг, жестом указал на кучу разломанного дерева и искореженного металла. Сьюзен, оттолкнувшись от двери, доковыляла до кучи обломков, чтобы разглядеть получше, что там такое.
Тело? Или еще какое-нибудь странное приспособление?
Она увидела блеск золота в тот самый момент, как де Вер произнес:
– Вот и ваши исчезнувшие деньги, милорд.
Она остановилась и замерла, глядя на золотые монеты под кучей металла и щепок. Они разломали сундуки, в которых хранилось золото.
Силы небесные! Теперь нет никакой возможности доказать, что золото принадлежит Дэвиду, и ей не удастся удержать его от следующего рискованного рейда, а Гиффорд начеку, только и ждет своего часа…
Но Кон обещал защиту. Однако никто, даже граф Уайверн, не сможет остановить машину правосудия, если Дэвида поймают с поличным.
Глава 18
– Мы лишились девственности, когда нам было по пятнадцать лет.
Кон возлежал в огромной римской ванне рядышком с Рейсом. Их головы покоились на изогнутом краю, и оба разглядывали сводчатый потолок, также украшенный изображением дракона, пытавшегося овладеть связанной женщиной.
Похоже, что для изображения этих несчастных и здесь, и на фонтане, и на дыбе в камере пыток служила одна и та же модель: молодая, красивая, с пышным телом, гостеприимными бедрами, большой грудью, рыжевато-каштановыми волосами. Он не возражал бы лежать здесь, разглядывая ее прелести, если бы ее рот не застыл в гримасе крика о помощи в тот момент, когда в ее тело вторгался дракон.
Жаль уничтожать такое произведение искусства, но все-таки придется закрасить.
Сьюзен не была такой пышнотелой. Теперь у нее во всех нужных местах имелись округлости, но тело оставалось гибким и стройным, ведь она много времени лазала по скалам и плавала. Интересно, ездит ли она верхом? Этого он не знал.
Коннот еще час назад хотел принять ванну, но пришлось сначала спрятать золото. Он не хотел, чтобы все вокруг узнали об этой находке, поэтому позвал на помощь только Диего. Вместе они перетащили золото наверх и заперли в сейфе в кабинете. А то, что не вошло в сейф, он завернул в полотенце и засунул в один из ящиков комода здесь.
Сьюзен куда-то ушла, да оно и к лучшему. Как он мог бы теперь объяснить тот поцелуй? Об этом надо было крепко подумать, а у него пока не получалось собраться с мыслями.
Когда они наконец закончили возиться с золотом, он вспомнил о римской бане и велел Диего ее приготовить. И вот теперь они отмокали в горячей воде вместе с Рейсом, словно воины старых времен после битвы.
Райское наслаждение омрачалось лишь тем, что ему постоянно казалось, что рядом с ним вовсе не Рейс, а Сьюзен, и еще, конечно, абсолютным безумием того проклятого поцелуя, который выдал его с головой.
Рейс не сказал об этом ни слова, поэтому Кон счел себя обязанным как-то объяснить ситуацию.
– Я догадался, – сказал в ответ Рейс. – Наверное, рановато было для нее начинать в столь юном возрасте.
Кон хотел было броситься на защиту добродетели Сьюзен, но ведь все это действительно произошло, а потом и с другими мужчинами. Он не забыл об этом, хоть и пытался сделать вид, что это не имеет значения.
Интересно, как она реагирует, представив его в объятиях другой женщины? Ей, наверное, все это безразлично: как-никак они всего лишь друзья. Он рассмеялся.
– Жизнь порой бывает весьма забавной, не так ли? – лениво протянул Рейс, не открывая глаз, расслабившись и явно наслаждаясь.
Рейс был скорее боевым товарищем Кона, чем задушевным другом, которому поверяют сердечные тайны. Но сейчас ему хотелось поговорить о Сьюзен. Горячая ванна, что ли, так развязывает языки?
– Она всегда была необыкновенной. Ее вырастили тетушка и дядюшка в помещичьем доме, хотя она была дочерью своевольной сестры помещика и главаря местных контрабандистов Мельхиседека Клиста.
– Какое удивительное имя.
– Не такое уж редкое в этих местах. Несколько месяцев назад его сослали на каторгу, а его дама, видимо, последовала за ним.
– Дикая кровь с обеих сторон, – заметил Рейс, – со склонностью к патологическому постоянству.