Коннот удивленно взглянул на приятеля, но тот уже забрал у жены малышку, спустил на пол и о чем-то с ней разговаривал. Платьице Арабель было точной копией материнского, только ленточки были не зеленые, а розовые.
Поцеловав дочурку, Николас сообщил Элинор:
– Представляешь, в Крэг-Уайверне полным-полно старинных книг и манускриптов! Ведь не могу же я упустить такую возможность, правда? Вы с Арабель тоже можете поехать…
– Нет! – вырвалось у Кона, и тем не менее он продолжил: – Поверь, Ник, это нездоровое место.
– Ты имеешь в виду воздух? – уточнила Элинор.
– Атмосферу.
– Ладно, тогда я поеду один.
– Только не сегодня, – твердо заявила Элинор. – Мы обещали заехать к Стоттфордам.
– Да, я помню. Кон, ты сможешь задержаться? Уверен, что они не будут возражать против лишнего гостя, особенно если это временно неженатый граф.
– Привет! – вдруг послышался детский голосок.
Арабель, водрузив на голову драгоценный кружевной чепчик – очевидно, чтобы приветствовать гостя, – подняла ручонки, глядя на него, и Кон нерешительно взял ее на руки, пытаясь вспомнить, приходилось ли ему когда-либо держать на руках детей. Зато девочка отлично знала, что надо делать, и уютно устроилась у него на сгибе локтя.
– Временно? – уточнила Элинор. – Ты что, собираешься жениться, Кон? Впрочем, пора, а то давно в компании «балбесов» не было свадеб.
– Не ехидничай, дорогая, – заметил Николас. – Просто нас лучше поскорее прибрать к рукам, чтобы чего-нибудь не натворили.
Коннот вдруг вспомнил о леди Анне. Надо бы сказать Николасу, что он собирается жениться на ней, но слова застряли в горле, потому что он не мог не думать о Сьюзен.
Однако то письмо он уже отправил…
Кон взглянул на хорошенькую малышку с каштановыми локонами, которая маленькими нежными ручками обследовала его рубашку и кожу на шее, и мысль о женитьбе и детях ему нравилась все больше и больше.
– Кон, ты ведь можешь у нас переночевать, – предложила Элинор.
Он передал ей малышку, которая отвлекала его, и покачал головой:
– Звучит соблазнительно, но придется ехать домой: я никого не предупредил, что задержусь.
– Можно послать грума с запиской.
– Если сможет доехать он, смогу и я.
Кон и сам не понимал, почему так упорствует. Отчасти это объяснялось тем, что он пока не был готов к продолжительным визитам, но дело было не только в этом. Он очень беспокоился, что в его отсутствие может исчезнуть Сьюзен. Приковывать ее цепями он не мог, но и расстаться с ней пока был не готов.
Он собрался ехать, когда Николас с улыбкой сказал:
– Значит, до завтра? И не вздумай мне отказать!
– Ни в коем случае! А вдруг сыграешь роль противоядия? Можешь занять Китайские апартаменты, если, конечно, не опасаешься соседства с похотливыми огнедышащими драконами.
– Китайские драконы? Какая прелесть! Я их не боюсь. Правда, китайцы считают, что они вызывают бурю, но и способствуют хорошему настроению, здоровью и долголетию.
– Неужели? Интересно, знал ли об этом мой покойный родственник? Похоже, нет, иначе переселился бы в эти апартаменты.
Глава 23
Кон прибыл в поместье ближе к вечеру. Побывав за пределами Крэг-Уайверна и пообщавшись с семейством Делани, он почувствовал себя гораздо лучше. Вокруг них создалась прочная аура здравомыслия и хорошего здоровья, хотя и Николасу, и Элинор пришлось преодолеть немало препятствий. Однако они не позволили мраку поглотить их, потому что боролись – и каждый за себя, и друг за друга.
Чтобы не заставлять грума ходить вверх-вниз, Коннот не стал подниматься к Крэг-Уайверну, а спешился возле конюшни, расположенной у подножия холма. Наверное, он просто хотел оттянуть возвращение, чтобы как следует обдумать сложившуюся ситуацию. Всю дорогу, пока ехал верхом, он не мог освободиться от посторонних мыслей, мешавших сосредоточиться. Как ни странно, теперь он почувствовал себя лучше.
Заметив настороженные взгляды грумов, он поболтал с ними. От него зависело, как пойдет дальше их жизнь, и больше всего сейчас им было нужно, чтобы здесь постоянно проживал здравомыслящий граф. И было бы хорошо, если бы к нему приезжали гости, которые привозили бы с собой своих слуг для компании и давали щедрые чаевые за услуги.
Выйдя из конюшни, Кон не сразу поднялся на холм, а свернул в деревню и направился в церковь. Она была воздвигнута не в честь святого Георгия, а в честь святого Эдмунда. Оно и понятно: она уже стояла здесь задолго до того, как первый граф якобы убил дракона.
Короткой дорожкой он дошел до ступеней и поднялся к дверям храма. Внутри было прохладно и, к счастью, пусто.
Насколько он помнил, здесь находились скульптуры, установленные в память о предыдущих графах. Самая первая была изготовлена из мрамора и воздвигнута перед самым алтарем – типичная мания величия. А ведь первый граф начал свою жизнь простым сельским помещиком, потом был обласкан королем, женился на богатой наследнице – и вот он здесь, в мраморных одеждах с кружевами, в окружении обожающих его членов семьи, изображенных не столь масштабно, у его ног.
– Помни, граф, что ты прах, – пробормотал Кон, – и в прах ты возвратишься.
Может быть, не так уж плохо, если графство возвратится в собственность той ветви, которую составляли мелкопоместное нетитулованное дворянство и йомены. Насколько он помнил историю, во времена Тюдоров Сомерфорды были простыми крестьянами.
Он нашел скульптуры следующих пяти графов, однако могила сумасшедшего находилась не внутри, а снаружи. Шестой граф не потрудился оставить указаний относительно своего погребения, поэтому когда Суон обратился к новому графу по этому поводу, Коннот просто сказал, чтобы соорудили что-нибудь приемлемое.
«Чем-то приемлемым» стала прямоугольная гробница с выгравированной надписью: «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет»[5].
Коннот подумал, что, наверное, викарий и многие другие получают огромное удовольствие от того, что сумасшедший граф отгорожен ими от всех как бы барьером.
На крышке было написано, что Джеймс Берли Сомерфорд, граф Уайверн, жил с 1766 по 1816 год.
Коннот вышел на улицу и свернул к кладбищу, усыпанному весенними цветами и притененному густыми кронами деревьев.
Уютное место упокоения, но не его. Странно. Даже в пыльной жаркой Испании он не чувствовал такой ностальгии по Сомерфорд-корту, как здесь. Уж не затеял ли он всю эту историю для того, чтобы самому избавиться от этой обузы? Да, отчасти.
Кон знал, что, если пересечь кладбище, можно сократить путь к Крэг-Уайверну. Через несколько шагов он оказался среди могил семейства Карслейков и остановился возле одной, где на маленьком могильном камне были начертаны даты коротенькой жизни Сэмюэла Карслейка (май – июнь 1799 года). Это был младший брат Сьюзен. Никаких сведений о родителях на камне не содержалось.
Интересно, появится ли впоследствии на надгробии надпись: «Достопочтенный Сэмюэл Сомерфорд, сын графини и графа Уайвернов»? Пожалуй, перед такой перспективой леди Бел действительно не смогла бы устоять, что бы там ни думал по этому поводу Дэвид Карслейк.
Побродив среди могил Карслейков, Кон нашел одну весьма любопытную.
Когда он вышел через небольшую калитку на узкую тропинку, проложенную между зелеными изгородями, часы пробили пять. Там, где тропинка выходила на более широкую дорожку, ему повстречалась женщина средних лет в крестьянской шляпе с широкими полями и переднике. Окинув его цепким взглядом, она улыбнулась:
– Вы, должно быть, граф. Я вас помню. А я леди Карслейк. Много лет назад вы гостили здесь со своей семьей. Вы почти не изменились.
Кон сомневался, что в нем осталось хоть что-нибудь от того невинного мальчика, и подумал, что, очевидно, такое заявление является для нее привычной любезностью. Так значит, это и есть та добрая женщина, которая дала кров и материнскую заботу бездушно оставленным детям своей золовки.
– Леди Карслейк! Разумеется, я помню вас. Вы всегда были так добры.
– Пустяки! В наших краях появление интересных незнакомцев всегда становится своего рада развлечением. Вы идете в поместье, милорд? Нам с вами по пути, я как раз собралась навестить бабушку Уилла Купера.
Они продолжили путь вместе.
– Сьюзен сказала, что вы не собираетесь жить здесь постоянно.
– Да, мой дом в Суссексе, а Крэг-Уайверн – это Крэг-Уайверн.
– Вот именно. Кое-где на побережье время от времени проваливается земля. Я не раз думала, что было бы неплохо, если бы и под ним провалилась, только, конечно, чтобы никто не пострадал.
Они весело переглянулись, и этот взгляд напомнил ему Сьюзен. Должно быть, она многое позаимствовала в семье, которая ее воспитала, – хорошей, респектабельной семье.
Интересно, если Дэвид будет претендовать на графский титул, как это отразится на Карслейках? Он подозревал, что эта семья не из тех, что любят быть в центре внимания и вызывать толки и домыслы.
– Думаю, что Крэг-Уайверн построен на участке прочной земли. Мои предки хоть и были чудаковатыми, но абсолютно безумными не были.
Они подошли к конюшням и остановились.
– И все-таки отсутствие у них потомства можно рассматривать как знак божественного провидения.
– Я заметил на кладбище могилу женщины из семейства Сомерфордов, которая вышла замуж за Карслейка. Это часто случалось?
– Насколько мне известно, это исключительный случай. Они всегда были с причудами. Та, о которой вы говорите, видимо, прапрабабушка моего мужа. Говорят, она была красавицей, но весьма своенравной. Утанцевалась до смерти на балу, где появилась, не вполне оправившись после рождения третьего ребенка.
Кон вздохнул и снова взглянул на дом, спросив:
– Вы полагаете, что любой, кто живет здесь, обязательно сходит с ума?
Конечно, Дэвиду Карслейку необязательно жить там, если он этого не захочет, можно построить себе дом в деревне, но Крэг-Уайверн по-прежнему останется бременем, которое вынужден будет нести граф Уайверн, кто бы им ни стал.