После поединка он решил поселиться в совином дупле. Перейти, так сказать, в разряд хищников.
— А капусту я засолю! — Афрозаяц потёр ушибленное место. — Бочек пять! Остальное — так съем!
Тем же вечером заяц тайком забрался в Левин гараж и стащил бутылку дёгтя. Ещё он отправился в "Смотровую" и разжился докторской подушкой. Аптечку заяц тоже прихватил. Эти вещи нужны были зайцу для успешного проведения операции. А Валерьяну они пока были не нужны. Доктор, как известно, путешествовал по реке.
Афрозаяц распорол подушку зубами и вытряхнул из неё перья. Затем обмазался дёгтем, вывалялся в перьях и сел сохнуть. В новом обличий он стал похож на грязную всклокоченную птицу с длинными ушами.
Морскую свинку, между тем, не покидало смутное чувство беспокойства.
— Он вернётся! — угрюмо заметила свинка, изучая заячьи брюки. — Он всегда возвращается!
— Поверить не могу! — грач Сажа всё ещё пребывал в возбуждённом состоянии. — Такой удар без тренировки! Бац!...
— Что ты там говорил про чучело? — перебила его Морская свинка, встряхивая брюки и прикладывая к себе.
Брюки были знатные. Таких брюк хватило бы зайца на три.
А их владелец, сидя в овраге, набивал камнями походную аптечку. Заяц торопился. Ему требовалось появиться у огорода ещё до захода солнца. Чтобы его кто-нибудь успел заметить при чётком освещении. И смог бы впоследствии опознать.
— Ты кто?! — репетировал Афрозаяц. — Я сова! Я лечу к Морской свинке воровать капусту!
Было ещё вполне светло, когда заяц вышел на исходный рубеж. И тут удача повернулась к нему лицом. Он повстречал мышонка Серафима. Серафим в замешательстве уставился на взъерошенную птицу с ящиком за спиной.
— А?! Серафим?! — обрадованно воскликнула птица заячьим голосом. — Ты, верно, хочешь знать, кто я такой?! Так знай же! Я Африканская сова!... То есть — сова Сплюшка! Лечу на огород за свежей капустой!
И, с трудом передвигая ноги, птица побрела прочь.
— Что-то с этим зайцем неладное! — Серафим пожал плечами. — Надо бы его доктору показать!
В сгустившихся сумерках заяц раздвинул доски забора и проник на огород.
Он довольно тщательно изучил повадки врага. И знал, что Морская свинка рано ложится спать. Потому перед Афрозайцем стояла чисто техническая задача: переменить кочаны на булыжники и спокойно улизнуть. Булыжники требовались для отвода глаз. Если свинка выйдет из дома прежде, чем Афрозаяц успеет смыться.
Заяц лёг на брюхо и пополз вглубь вражеской территории. Инстинкт будущего хищника безошибочно вывел его на капустную грядку. Он сорвал ближайший кочан, потянулся за следующим и нащупал чью-то штанину. А, нащупав штанину, заяц глянул вверх. И перья на его голове встали дыбом. Над зайцем возвышался жуткий монстр в бескозырке и его собственных, зайца, брюках.
Дело в том, что Морская свинка, предчувствуя вылазку Афрозайца, снарядила огородное пугало.
— Смирно! — пролепетал Афрозаяц. — Я — сова Сплюшка!
Вдруг налетел порыв ветра и пугало шевельнулось. Заяц перетрусил и дунул прочь. Наверное, с тех пор подобный способ передвижения и называется "бег трусцой".
Аптечка нещадно била зайца по спине, а камни в ней страшно грохотали. Отчего зайцу казалось, что монстр несётся следом. И тут удача отвернулась от Афрозайца окончательно.
Сова Сплюшка, как обычно, дремала в засаде. На этот раз она устроилась прямо в кустах малины. Причём устроилась так удобно, что даже грохот аптечки, разносившийся по всему лесу, не мог её вывести из оцепенения.
Но, кажется, Афрозайца преследовал не монстр, а сама судьба, которая и загнала его прямо в малиновые кусты. Заяц, будто тяжёлый грузовик, врезался в безмятежную Сплюшку.
— Что?! Кого?! — всполошилась сова, придавленная охотником за капустой.
В данном случае Афрозаяц был тем, кто просто оказался в ненужном месте в ненужное время.
А сова, имевшая большой опыт рукопашного боя, быстро оправилась и подмяла его под себя.
— Получай! — ярилась Сплюшка, выдирая из зайца перья. — То-то, я гляжу, все зайцы в лесу пропали! Получай! Будешь знать, как своих грабить!
В суматохе она приняла Афрозайца за бродячую сову. От пережитых потрясений в голове у зайца всё спуталось. И, вдобавок, он снова стал заикаться.
— А ну, говори, что в ящике?! — Сплюшка слегка придушила "соперницу".
— Капуста! — прохрипел заяц. — Са-са-самородки!
— Ага! — обрадовалась сова. — Золото?! Денежки?!
Надо заметить, что разбойники между собою часто называют бумажные деньги "капустой". Может быть, из-за их зелёного цвета.
— Говори откуда взяла! — Сплюшка встряхнула Афрозайца.
— У к-к-карлы! — забормотал заяц, некстати вспомнив упражнение Валерьяна против заикания. — Ук-к-крал на-на-ше-ше!...
Слово "нашейник" зайцу выговорить так и не удалось.
— Наше?! — ахнула Сплюшка. — Точно! Наше! Это ж мой сундучок! Только теперь она увидела крест на аптечке. А крестом она в своё время пометила место, где зарыла сундук.
— Прощай подруга! — сова отвесила Афрозайцу пинка. — Живи пока!
Заяц сразу доказал, что умеет бегать по-настоящему. Сова же с большим трудом доставила аптечку в дупло. И вскрыла её ломиком. Из аптечки высыпалась груда камней.
— Самородки?! — усомнилась Сплюшка, разглядывая булыжники при лунном свете. — Гм! Что-то они слабо блестят! Хр-р! Хр-р!
Видимо, в этих камнях всё же было нечто такое, что полностью усыпило её подозрения.
Глава 9
О том, как страус Лёва летал на тыкве
сли всех поделить на домашних и диких, то мышонок, безусловно, был домашним. А вот коза была как раз дикой. Наибольшую часть жизни мышонок проводил у себя дома. А коза, наоборот, паслась на воле. У неё даже и не было никакого дома.
Мышонок Серафим выследил эту заброшенную козу на пригорке за оврагом. Само собой разумеется, её туда специально никто не забрасывал. Просто она была беспризорной.
Серафим подробно рассмотрел козу в телоскоп и, после недолгих колебаний, решил сойтись с ней поближе. На то, конечно, были свои причины. Если, опять же, всех поделить на травоядных и млекопитающих, то в отличие от козы Серафим предпочитал молоко. Поэтому он нарвал во дворе внушительную охапку ромашек, переплёл её шнурком и пошёл знакомиться.
Коза жевала на пригорке траву, мирно постреливая глазами в сторону мышонка. Кое-как одолев крутой подъём, Серафим положил перед ней букет и пожелал приятного аппетита.
— Это зачем?! — коза подцепила букет рогами и сбросила с пригорка. — Я этого не люблю!
— Ну, правильно! — поспешно согласился мышонок. — Теперь у меня во дворе цветов нет!
— Умён, — коза тряхнула бородой, — Приятно. Серафиму тоже было приятно.
— Брысь! — рявкнула вдруг коза. И мышонок скатился с пригорка.
Не удивляйтесь. Только домашние козы "бекают" и "мекают". А дикие, бывает, "рявкают" и "рыкают". И, в другой раз, даже бодаются.
— Это моё имя, — пояснила коза.
— Ничего себе! — сказал Серафим.
А сам подумал, что ещё, пожалуй, рановато приглашать козу домой. Что, пожалуй, они с козой ещё недостаточно близки.
— Вот именно, — кивнула Брысь. — Это мой девиз: "Ничего себе. Всё друзьям и родственникам". Жаль, что таковых не наблюдается.
И тогда Серафим решился.
— Хорошо вдвоём жить, — начал он издалека. — Я теперь один живу. А вдвоём жить лучше.
Брысь вопросительно глянула на мышонка. Тот понял, что начал слишком издалека и снова взобрался на пригорок.
— Прямо ужас! — сообщил он. — Даже не знаю, что мне делать с этой травой! Прямо растёт как сумасшедшая!
— Где?! — поинтересовалась коза.
— Да у меня же во дворе! — притворно вздохнул Серафим. — Прямо настоящие заросли! Уж я и косилогазонку у Лёвы брал, и топтать её пробовал, а траве — хоть бы хны! Только ещё сочнее вымахивает!
Брысь облизнулась.
— Вот если бы вы!... — намекнул Серафим.
— В гости?! — прищурившись, спросила коза. — К первому встречному?! Ни с того, ни с сего?!
Мышонок растерялся.
— Ну что ж, — заявила Брысь, — это я люблю. Это мне нравится.
Так у мышонка Серафима появилась своя дикая коза. А с нею вместе появились молоко и свежий сыр. И хотя Брысь была козой весьма своенравной, мышонок постепенно сумел её к себе привязать. Причём безо всякой верёвки.
Больше всего на свете Брысь любила сочную траву и подвижные игры. Хороший случай убедиться в этом как-то представился Афрозайцу.
Заяц пришел к Серафиму за поддержкой. Последнее время он чувствовал себя не в своей тарелке. У него последнее время даже и не было своей тарелки. Иначе говоря, он привык жить за чужой счёт. А точнее выражаясь — за счёт свинкиного огорода. Но встреча с монстром, которого приютила Морская свинка, совершенно выбила зайца из колеи. Вопреки обыкновению, Афрозаяц даже пытался обелить Морскую свинку в собственных глазах.
— Ну, допустим, она нечаянно задела меня лейкой, — рассуждал Афрозаяц. — Допустим, она по ошибке пустила в наш огород какого-то типа. С кем не бывает? Просто надо дать ей шанс!
Но как раз это оказалось труднее всего. Ибо, завидев Афрозайца, Морская свинка тотчас поворачивала в другую сторону. А на огород заяц пока ходить опасался. Из-за того самого типа. Ну, вы знаете.
И всё же зайцу удалось организовать случайную встречу. Он подстерёг Морскую свинку у Лёвиного гаража.
— А?! Старая знакомая?! — непринуждённо приветствовал он свинку, выскакивая из-за угла.
— Я?! Старая?! — свинка чуть не задохнулась от гнева.
Она скрылась в гараже и так хлопнула дверью, что Афрозаяц ещё долго думал: в каком ухе у него звенит? А придя в себя, помчался к Серафиму за поддержкой. Потому, что Морская свинка к нему прислушивалась.
Но мышонок отсутствовал. Он был у страуса в гараже.
Дело в том, что коза Брысь во сне громко храпела. Этот храп её постоянно будил. И Серафим придумал заказать для неё у Лёвы специальную закуску: резиновую грушу, которую можно закусывать на ночь, чтобы как следует выспаться.