Подбитые ветром — страница 13 из 15

— Я тоже хочу! — прозвучал сзади чей-то обиженный голос. Лёва обернулся и увидел козу.

— Чего? — изумился он.

— Играть! — коза топнула ногой и сердито засопела. — В чехарду! Вы здесь играете, а мне, что ли, нельзя?!

Когда мышонок вернулся домой, Лёва и Брысь играли на лужайке в чехарду, по очереди прыгая друг через друга.

Это так говорится потому, что они успели стать друзьями.



Глава 10

О том, как долгопят Ленивка устроился на службу


ично я не понимаю, за какие заслуги безбилетных пассажиров называют "зайцами". Ну, понятно, что зайцы не платят за проезд. Они вообще предпочитают ходить пешком. Или, в крайнем случае, бегать.

Если меня спрашивают: "Какой заяц не любит быстрой езды?", лично я отвечаю без колебаний "Любой". Любой заяц, включая Африканского, терпеть не может быстрой езды. Более того. Медленной езды зайцы тоже не жалуют.

Другое дело — долгопяты, которые разъезжают по долгу службы в поисках своего хозяина.

Когда долгопяту удаётся найти хозяина, он тотчас приступает к своим обязанностям. Обязанности у него такие:

1. Долгопят обязан дать себя помыть и расчесать.

2. Он должен позволить себя накормить.

3. По первому требованию хозяина ему следует отдыхать и бездельничать.

4. Первое требование хозяина следует сразу за кормёжкой.

Если хозяин пытается добавить что-то от себя, долгопят может зачитать хозяину его права. Права у него такие:

1. По первому требованию долгопята хозяин имеет право выгнать его со службы.

2. Таковое требование исключено, ибо долгопят не имеет права что-либо требовать у своего хозяина.

По-моему, здесь всё очень ясно. Даром, что каждый пункт перечисленных прав и обязанностей оттачивался целыми поколениями долгопятов.

Самое сложное для долгопята — найти верного хозяина. Обычно хозяева сразу нарушают свои права и выставляют долгопятов за дверь. В таком случае долгопят долго пятится в надежде, что его позовут обратно. И уже затем пускается на поиски нового места.

Среднему долгопяту иногда приходится исколесить весь белый свет прежде, чем ему подвернётся что-то стоящее. А на это дело никакого жалованья не хватит. Вот почему лично я бы называл безбилетных пассажиров "долгопятами".

Долгопят Ленивка был высажен кондуктором речного трамвая на берег именно за безбилетный проезд. Там-то он и заметил Валерьяна.

Корзина с доктором прибилась к берегу довольно далеко от "Смотровой" и вообще от родного леса. Но данное обстоятельство Валерьяна совсем не беспокоило.

— Что бы сделал Гиппократ? — очутившись на суше, спросил Валерьян у корзины, и сам же за неё ответил. — Прописал бы променад!

Скитаясь по реке, Валерьян от скуки сочинял стихи посвящённые доктору греческой медицины Гиппократу. Этот Гиппократ наделал в древности много шуму своей знаменитой клятвой, в которой он всех больных обещал ещё при жизни поставить на ноги.

— Несомненно, мне бы он прописал бы моцион! — добавил Валерьян, делая для разминки несколько приседаний.

Пока он приседал, Ленивка влез в корзину и зарылся в листья мяты. А Валерьян ещё раскланялся для гибкости "звоночника" и, прихватив корзину, пустился в обратный путь.

"Тише едешь — дальше будешь!" — говорил Ленивке старый долгопят. Так Ленивка всегда и поступал. В этот раз он тоже ехал очень тихо. За всю дорогу Ленивка не издал ни звука.

Вернувшись в "Смотровую", доктор первым делом полез в сундук.

— Дом, милый дом! — сказал он, извлекая оттуда пузырек с валерьяновыми каплями.

Ленивка уже хотел было покинуть корзину и наняться на службу, когда услышал, что в "Смотровой" объявился посторонний. Посторонним, как всегда, был Афрозаяц.

— Меня никто не спрашивал? — заяц шмыгнул носом.

— О чём? — доктор выпил валерьянки и закусил мятным листиком.

— Ну, где, мол, Афрозаяц и куда подевался?! — голос у зайца слегка дрогнул. — И как нам его не хватает?!

— Сова спрашивала, — припомнил Валерьян. — После пожара.

— Раз я никому не нужен, — всхлипнул Афрозаяц, — Тогда — привет. Встретимся на том свете. А в "Красной книге" скажи: "Так, мол, и так... Раньше надо было думать."

И скрылся в камышах.

— Давление, что ли, падает?! — поёжившись, доктор полез в сундук за зонтиком.

Валерьян всегда по зайцу определял состояние погоды. Когда зайца распирала мания величия, становилось ясно, что давление у него "прыгнуло вверх", и погода ожидается солнечная. А когда его одолевала мания ничтожества, можно было смело готовиться к дождю.

Афрозаяц побывал уже почти у всех знакомых. И везде он задавал один и тот же вопрос: "Меня никто не спрашивал?"

До этого заяц долго просидел под кустом, восстанавливая в памяти забытую букву "с". Впрочем, букву он вспомнил достаточно быстро. Потому что сел в крапиву. И издал такой звук:

— С-с-с!...



Но всё равно он остался под кустом. Заяц надеялся, что его хватятся и начнут искать, как без вести пропавшего. А потом найдут и осыплют знаками внимания.

Но время бежало, а зайца всё не искали. Тогда он вылез из-под куста и пошёл выяснять в чём дело.

— Меня никто не спрашивал? — как бы между прочим поинтересовался заяц у страуса.

Расположившись у гаража, Лёва размешивал в баке взрывчатку для ракетного двигателя. Совершив полёт на тыкве, он вплотную подошёл к освоению космоса.

— Ага! Заяц! — обрадовался Лёва. — Держи пестик! Будешь мешать!

— Я всем мешаю! — обиделся заяц. — Всем!

По дороге к мышонку он представлял себе такой разговор:

— Меня никто не спрашивал?

— Я тебя спрашивал! Я очень за тебя переживал! Где, думаю, наш Афрозаяц?!

У Серафима он застал грача Сажу, который прилетел жаловаться на Брысь.

После гибели грачевника Сажа временно переехал в своё ведро. Но Брысь-то этого не знала. И, гуляя по лесу, боднула ведро из чистого озорства.

— А если я чуть не оглох?! — кричал грач. — Если я в суд подам?! За моральный ущерб?!

Брысь понуро стояла в сторонке.

— Она же извинилась, — оправдывался мышонок.

— Да что мне её извинения?! — кипятился Сажа. — Кто их у меня на птичьем базаре купит?!

— Я только хотел... — осторожно вмешался Афрозаяц.

— А тебя вообще никто не спрашивал! — набросился на него грач Сажа.

— Так я и думал, — заяц, опустив голову, поплёлся в "Смотровую" к доктору Валерьяну.

А что там произошло, вы уже знаете.

Пока Валерьян искал в сундуке зонтик, Ленивка вылез из корзины и осмотрелся. Новое место службы ему не очень понравилось. Обстановки было, что называется, кот наплакал. Хотя сам кот, его новый хозяин, Ленивке показался весёлым. По крайней мере, на первый взгляд.

— Вот он — зонт! — доктор стряхнул со своей находки пыль. — Ах ты! Дырка взялась!

Он раскрыл зонт и поглядел сквозь дырку на безоблачное небо.

— Нашёл? — спросил Ленивка. — Ну тогда — корми меня. Валерьян удивленно воззрился на маленького симпатичного зверька, возникшего неизвестно откуда.

— Вначале меня, конечно, надо почистить, — заметил Ленивка. — По инструкции. Только больно есть охота.

— Больно есть?! — Валерьян, держа зонт над головой, обошёл корзину и осмотрел зверька со всех сторон. — У тебя гланды, что ли?

— Вопросы потом, — поморщился Ленивка.

— Да, да. Конечно, — Валерьян сложил зонт. — Изюму хочешь?

— Давай, — согласился долгопят.

Доктор в очередной раз нырнул в сундук и вытащил мешочек с изюмом.

— Можно тебя взять ми-се-цинской сестрой, — размышлял Валерьян, наблюдая, как Ленивка уплетает изюм. — Или братом. Ты чего умеешь?

— Всё, — облизнувшись, признался Ленивка.

— Уколы делать можешь? — спросил доктор.

— Не-а! — долгопят помотал головой.

— А порошки тереть? — допытывался Валерьян. — Компрессоры ставить?

— Не-а! — Ленивка прикрыл глаза и устроился в мяте поудобней. — Я всё другое могу!

Валерьян отпил из пузырька и оживился:

— Тогда пойдем в пор-фи-лактический обход!

Всё же его долго не было. Мало ли кто успел заболеть?

— Не-а! — возразил Ленивка. — Я ходить не могу. Пойдем лучше в объезд.

Валерьян вздохнул, повесил на шею стетоскоп и, прихватив корзину, отправился осматривать пациентов. Первый визит он нанес Морской свинке. Свинка, отодвинув теплицу в сторону, выкапывала апельсиновую косточку. По всем прогнозам косточка давно должна была превратиться в раскидистое дерево и дать обильный урожай апельсинов. А, между тем, она даже не проросла.

— Как себя чувствуем? — спросил доктор, поигрывая стетоскопом. — Гланды в порядке?

— Вам виднее, — свинка воткнула в грядку лопату и присела на корточки, — как вы себя чувствуете.

Она осторожно извлекла косточку из ямы и попробовала на зуб. Апельсиновая косточка по-прежнему оставалась гладкой и твердой. Как и в тот день, когда Сажа обменял её на право пользоваться огородными гусеницами.

— Ещё дырка! — с интересом взглянув на косточку, отметил Валерьян. — И в зонтике дырка, и здесь!

— Это от счётов, — произнёс Ленивка из корзины.

— От чего?! — насторожилась Морская свинка.

— От счётов косточка, — долгопят щёлкнул языком. — Я их в магазине видал. А ещё там были макароны. Сливки ещё были. Кефир был, сардельки...

— Она, что же, не апельсиновая?! — обомлела Морская свинка.

— Мармелад, печенье... — перечислял долгопят.

Не апельсиновая?! — щёки свинки покрылись густым румянцем.

— Не-а! — долгопят потянулся. — Хорошая была в магазине служба! Пока меня не поймали!

Валерьян с Ленивкой давно покинули огород, а Морская свинка всё стояла и смотрела на косточку от счётов.

Теперь вы понимаете, отчего говорят: "Такой-то разбирается в том-то как свинья в апельсинах"? Плохо, значит, разбирается. Хуже некуда.

Расставшись со свинкой, Валерьян вознамерился проведать Вау. Здоровье Вау тревожило доктора особенно. Вау имела отменное здоровье. И это Валерьяна тревожило. Он хотел бы заходить к Вау почаще.