Многим людям тяжело изменить своему слову после того, как они дали определенные обязательства. Если послушные испытуемые перекладывают ответственность за наказание «ученика» на экспериментатора, то непокорные берут на себя ответственность за провал опыта. Говоря «нет», испытуемый полагает, что нарушил ход эксперимента и научный замысел, не справился с возложенной на него задачей, — хотя именно в этот момент он ведет себя как должно и утверждает гуманистические ценности.
Цена неподчинения такова: у человека возникает тяжелое чувство, что он не оправдал доверие. Да, он выбрал нравственно верный путь, но не получается ли, что он обещал поддержку, а сам — скандальным образом — не выполнил своего обещания? Именно такой человек, а вовсе не послушный испытуемый, несет на себе бремя своего поступка.
Глава 13Альтернативная теория: разгадка в агрессии?
Мое объяснение поведения, которое наблюдалось в лаборатории, представляется мне наиболее убедительным. Альтернативная же концепция гласит, что все дело в агрессии: испытуемые имели возможность дать выход своим разрушительным наклонностям. На мой взгляд, она ошибочна, и я объясню, почему. Но сначала изложу доводы теории агрессии.
Агрессией мы называем импульс или действие, направленные на причинение вреда другому организму. С точки зрения Фрейда, всем людям присущи разрушительные наклонности, но они не всегда имеют возможность выхода, ибо сдерживаются «сверх-Я» или совестью. Более того, функции «Я» — ориентированная на реальность сторона человека — также обуздывают разрушительные порывы. (Если мы будем атаковать всякий раз, когда рассердимся, то себе же сделаем хуже, а потому держим себя в руках.) И эти разрушительные инстинкты настолько неприемлемы, что мы даже не всегда их осознаем. Тем не менее они постоянно ищут выхода и вырываются на волю в военном насилии, садистских удовольствиях, индивидуальных актах антисоциального разрушения, а подчас и саморазрушении.
Эксперимент создает ситуацию, при которой причинять вред другому человеку социально приемлемо; более того, для этого появляется предлог — развитие науки, социально значимого дела.
Таким образом, на уровне сознания индивид полагает, что делает дело, полезное для общества. Реальный же мотив иной: нанося «ученику» удары током, человек реализует разрушительные наклонности, живущие в нем на уровне инстинктов.
Эта теория согласуется и с типичной интерпретацией наблюдаемого нами подчинения в духе здравого смысла. Ведь когда обычные люди слышат о нашем эксперименте, они сразу думают, что здесь в человеке проявляется зверь и садист, дают о себе знать темные и злые стороны его души, жаждущие причинения боли другим людям.
И действительно, агрессивные тенденции — неотъемлемая часть человеческой природы. Однако поведение участников нашего эксперимента тут ни при чем. Не объясняется агрессией и деструктивное подчинение приказам на войне: скажем, готовность пилотов сбросить бомбу на многотысячный город или готовность артиллеристов сжечь напалмом вьетнамскую деревню. Обычно солдат убивает, поскольку ему сказано убивать. Подчинение приказам он считает своим долгом. И наш испытуемый наносит удары жертве не потому, что реализует свои разрушительные наклонности, а потому, что не может выбраться из социальной структуры, в которую оказался встроен.
Допустим, экспериментатор приказал бы ему выпить стакан воды. Он послушался бы. Но означает ли это, что ему хочется пить? Вовсе нет, он просто делает то, что ему велели. Такова суть подчинения: совершаемое действие обусловлено не мотивами исполнителя, а мотивами тех, кто стоит выше в социальной иерархии.
В пользу такого вывода говорят и данные эксперимента. Вспомним, что в эксперименте 11 испытуемым предоставили возможность самостоятельно выбирать уровень электрического напряжения, причем ученый всячески подчеркивал, что можно выбрать любой уровень. Таким образом, у испытуемых были развязаны руки. Тем не менее почти все они ограничились самыми слабыми разрядами и средняя величина электрошока составила 3,6. Если разрушительные импульсы и впрямь искали выхода, а испытуемые имели возможность оправдать садизм интересами науки, почему они не причиняли жертве страдания?
Однако такая тенденция почти не наблюдалась. Видимое удовольствие от ударов испытывал лишь один человек (от силы два). Уровни силы тока были совершенно не сопоставимы с теми, которые испытуемым диктовал приказ. Это разница на порядок.
Можно также обратиться к исследованиям агрессии, проведенным Буссом (Buss, 1961) и Берковицем (Berkowitz, 1962). В них использовался формат, сходный с нашим экспериментом 11. Но их интересовала агрессия как таковая. В ходе опыта ученые выводили испытуемого из себя, чтобы понять, станет ли он выполнять более мощные разряды, если разозлится. Однако эффект этих манипуляций был мизерным в сравнении с уровнями, до которых люди доходили при подчинении. Иными словами, как бы экспериментаторы ни злили, ни раздражали и ни возмущали испытуемого, он мог перейти максимум на один или два уровня выше (скажем, от уровня 4 к уровню 6). Это результат агрессии. И он совершенно не сопоставим с величинами, описанными в ситуациях, когда человек исполнял команды.
Наблюдая за испытуемыми в ходе эксперимента с подчинением, можно было заметить, что за редким исключением люди выполняли задачу, которую считали неприятной (а зачастую и неправильной), хотя и не видели для себя возможности отказаться. Многие протестовали, но не могли освободиться от власти авторитета. Да, моментами казалось, что кто-то получает удовольствие, заставляя жертву кричать. Однако такие участники были редкими исключениями, белыми воронами.
Показательны и опыты с ролевыми перестановками (см. главу 8). В нескольких из этих экспериментов испытуемые получали возможность наносить удары током, но не пользовались ею, пока не возникала соответствующая структура ситуации.
Разгадка поведения испытуемых не в сдерживаемом гневе или агрессии, а в характере взаимоотношений с авторитетом. Доверяя авторитету, люди начинали воспринимать себя как орудие исполнения его желаний. А при таком подходе не могли освободиться.
Глава 14Проблемы метода
Некоторые критики полагают, что люди просто не могут вести себя так, как вели себя участники нашего эксперимента. Мол, обычный гражданин не станет по команде причинять боль человеку, который возражает. Так ведут себя лишь нацисты и садисты. В предыдущих главах я попытался объяснить поведение испытуемых: человек изначально дает авторитету определенные обязательства; смысл его действий трансформируется их контекстом; связывающие факторы мешают выйти из подчинения.
В основе критики эксперимента лежит альтернативная модель человеческой природы. Ее суть состоит в том, что если нормальному человеку предложить причинять кому-то боль, выполняя требования авторитета, он отвергнет авторитет. К тому же некоторые критики убеждены: уж американцы точно не станут причинять боль ближнему по команде. Наш эксперимент им видится ущербным, поскольку идет в разрез с этими представлениями. Самые частые возражения такие:
1) люди, которых изучали в эксперименте, нетипичны;
2) испытуемые не верили, что наносят удары током;
3) нельзя делать выводы относительно целого мира на основании лабораторных исследований.
Рассмотрим каждый из этих трех пунктов.
1. Типичны ли для населения участники нашего эксперимента? Или они представляют собой особую группу? Вот как было дело. В первых экспериментах участвовали только студенты Йельского университета. Полностью послушными оказались 60 % из них. Тогда один мой коллега заявил, что все это не показательно и ничего не говорит об обычных людях: мол, студенты агрессивны, настроены на жесткую конкуренцию и при малейшей провокации готовы наступить друг другу на горло. Он полагал, что результаты среди обычных людей будут совершенно иными. И когда мы перешли от пилотных исследований к регулярной серии экспериментов, то привлекли к участию людей из всех слоев нью-хейвенской жизни: служащих, представителей свободных профессий, рабочих и безработных. Результат был тем же самым, что и у студентов.
И все же участники эксперимента были добровольцами, и это может вызвать вопрос, не повлияла ли сама процедура набора участников на их состав.
После эксперимента мы спрашивали испытуемых, почему они пришли в лабораторию. Чаще всего люди отвечали, что им было любопытно поучаствовать в психологических экспериментах (17 %); 8,9 % назвали основным мотивом деньги, 8,6 % сказали, что интересуются вопросами памяти и 5 % — что рассчитывали узнать что-то о себе. Как видим, мотивы очень разные, да и люди очень разные. Более того, Розенталь и Росноу продемонстрировали, что добровольцы, выказывающие готовность участвовать в экспериментах, обычно менее авторитарны (Rosenthal & Rosnow, 1966). А значит, если процедура отбора и влияла на картину, то в пользу неподчинения.
Более того, когда эти опыты были повторены в Мюнхене, Риме, Южной Африке и Австралии — в каждом случае использовались несколько иные методы набора и несколько иной состав участников, чем в нашем эксперименте, — уровень подчиняемости неизменно был ненамного выше, чем в нашем исследовании. Скажем, в Мюнхене число послушных испытуемых достигло 85 %[28].
2. Верили ли испытуемые, что причиняют «ученику» боль? Внутреннее напряжение участников выдавало глубокий внутренний конфликт. Он зафиксирован в репрезентативных расшифровках (1963), в данных по шкалам (1965) и видеозаписях (1965а).
Во всех экспериментальных условиях уровень боли рассматривался испытуемыми как очень высокий. Таблица 6 содержит данные по некоторым из вариаций эксперимента. В эксперименте 2 («Голосовой отклик»; жертву слышно, но не видно) средняя величина по шкале в 14 баллов составляла 11,36 («чрезвычайно болезненно»). Более половины послушных испытуемых использовали крайнюю верхнюю отметку на шкале, и как минимум один испытуемый обозначил значком «+», что «чрезвычайно болезненно» — это еще мягко сказано. Из 40 испытуемых в этом варианте эксперимента двое не считали, что жертва особенно страдает (баллы 1 и 3), и оба подчинялись. Может показаться, что в случае с ними манипуляции ученого не имели большого эффекта. Однако не все так просто: отрицание болезненности может выполнять защитную функцию, и некоторые испытуемые начали рассматривать свои поступки в благоприятном свете лишь задним числом, воссоздавая в памяти свои переживания. Однако возникает вопрос, что есть их неверие: надежная гипотеза или случайная догадка?