Где угодно, только не здесь! Сомнений быть не могло: железная дорога еще обратит уголь в золото.
— Минуточку, молодой человек.
Сержант Колон и капрал Шнобби Шноббс, которые взвалили на себя обязанность патрулировать тянувшуюся к поезду очередь зевак, неуверенно обернулись. Немало лет прошло с тех пор, как сержанта Колона называли молодым человеком, а что до Шнобби Шноббса, то он, может, и был младшим из них двоих, но имелись определенные сомнения, можно ли относить его к виду гомо сапиенс. Анк-Морпорк так и не определился. Колон и Шнобби должны были дежурить в Тенях, но Колон делегировал эти обязанности парочке новобранцев.
— Будет для них хороший опыт, Шнобби. А этот паровой двигатель, верно, опасное дело. Кто-то должен за ним присматривать — пара матерых стражников, например, которые готовы лечь на амбразуру ради общественного спокойствия.
— Молодой человек… прошу прощения, — снова позвал голос. Он принадлежал взмыленной женщине с двумя мальчишками на руках, которые уже давно, впрочем, на руках не сидели и выражали свое нетерпение из-за того, что обещанную поездку приходилось долго ждать, самым невыносимым образом, как умеют только маленькие дети. В отчаянной попытке отвлечь их от соревнования, кто доставит больше неудобств соседям по очереди, мать ухватилась за первых попавшихся на глаза людей в форме в надежде на то, что они развлекут ее чад какими-то занимательными фактами.
— Мы просто хотели спросить, знаете ли вы, как едет паровоз? — спросила она.
Фред Колон набрал в грудь воздуха.
— В общем, там есть котел, вот. Это навроде чайника.
Младшему мальчику такое объяснение показалось недостаточным, потому что он сказал:
— У мамы есть чайник. Он никуда не едет.
Мама предприняла еще одну попытку.
— И как работает этот «котел»?
— Он как бы подает горячую воду в мотор, — пришел на помощь Шнобби.
— Ясно, — сказала дамочка. — А потом что?
— А потом горячая вода поступает в колеса.
Старший мальчик не поверил.
— Правда? Как это?
Загнанный в угол, Шнобби ответил:
— Сержант лучше расскажет.
Капелька пота выступила на лице Колона. Он видел, что двое маленьких детей разглядывают его как музейный экспонат.
— Ну, э, вода становится как магнит, потому что быстро крутится, — сказал он.
— По-моему, это как-то по-другому работает, — возразил старший мальчик.
Но Колон вошел в раж и пропустил его слова мимо ушей.
— Кружение вызывает магнетизм, и от этого вода не растекается. В колесах поезда много железа, не просто же так. Потому поезд и остается на рельсах — магнетизм.
Младший мальчик сменил тему.
— А почему паровоз делает «чух-чух»?
— Это потому, что он очухался! — сказал Колон в неожиданном приступе вдохновения. — Слышал такое слово? Вот оттуда оно взялось.
Шнобби уважительно посмотрел на напарника.
— Серьезно, сержант? Никогда бы не подумал!
— А когда он хорошенько расчухается, то как раз наберет достаточно магнетизма, чтобы поезд не свалился с железных рельсов, поняли?
Последнюю фразу он выпалил в надежде, что новых вопросов не последует. Но с детьми такой номер никогда не проходит. Старшему мальчику надоело это слушать, и он решил похвастаться знаниями, которых нахватался у приятелей, успевших побывать здесь в первой половине дня.
— А разве это не из-за возвратно-поступательного движения? — спросил он, лукаво сверкнул глазами.
— Ах да, ну конечно, — беспомощно выкручивался Колон. — Нужно, чтобы движение было возвратное и уступательное, чтобы поезд мог расчухаться. А когда все как следует чухает, возвращается и уступается, можно трогаться в путь.
Младший мальчик окончательно запутался, и неудивительно.
— Я все равно не понимаю, господин.
— Ну, так ты еще слишком маленький, — сказал Колон, находя спасение в отговорке, которой испокон веков пользовались все доведенные до отчаяния взрослые. — Очень сложная техника с этими чухами. Такое вообще бесполезно детям объяснять.
— А я тоже не поняла, — сказала их мать.
— Знаешь, как часы работают, госпожа? — опять пришел на выручку Шнобби. — Тут то же самое, только больше и быстрее.
— А как оно заводится? — спросил мальчик.
— Да, да, — пролепетал Колон. — Конечно, он заводится. И когда его заводят, то раздается «чух-чух».
Маленький мальчик поднес к лицу заводную игрушку и сказал:
— Мам, он прав, если ее завести, она тоже пойдет.
Совершенно сбитая с толку женщина сказала:
— Ну да… что ж, спасибо, господа, за такую познавательную беседу. Уверена, мальчикам было интересно, — и она всучила Колону несколько монет.
Колон и Шнобби наблюдали за счастливой семьей, когда та забралась в вагончик позади Железной Ласточки. И Шнобби сказал:
— Хорошее чувство, правда, сержант? Людям помогать…
Экипаж Мокриста остановился перед дворцом, и он помог измученному Стукпостуку подняться по лестнице. Невероятно, но он начинал сочувствовать бедолаге. Секретарь сейчас смахивал на едока лотоса, у которого закончились лотосы[22].
Мокрист очень осторожно постучал в дверь кабинета патриция, и ему открыл темный клерк. Клерк уставился на Стукпостука и перевел вопросительный взгляд на Мокриста. Сам лорд Витинари удивленно встал из-за стола, и Мокрист таким образом оказался нанизан на два вопросительных взгляда. Так что он нахально отдал честь и сказал:
— Разрешите доложить, сэр, что господин Стукпостук весьма любезно и отважно и где-то даже ценой личного комфорта помог мне сформировать мнение о практических аспектах введения железных дорог, неоднократно подвергая риску свою жизнь в процессе. Я же со своей стороны позаботился о том, чтобы правительство обладало некоторой мерой контроля над железными дорогами. Господин Гарри Король будет финансировать дальнейшие разработки и испытания, но если вам интересно мое мнение, милорд, то новая железная дорога станет настоящим хитом. Я убежден, что существующий прототип способен перевезти больше груза, чем дюжина лошадей. Господин Кекс очень трепетно относится к работе, он исключительно дотошен, и самое главное, поезд уже покорил сердца людей.
Мокрист ждал. Лорд Витинари мог заставить даже статую первой отвести взгляд, после чего она занервничала бы и созналась в чем угодно. Мокрист отвечал патрицию обаятельной улыбкой, которая раздражала Витинари сверх меры, о чем ему прекрасно было известно. В Продолговатом кабинете стояла полная тишина, пока непроницаемый взгляд и задорная улыбка сражались за превосходство в каком-то другом измерении. Состязание подошло к концу, когда Витинари, так и не сводя с Мокриста пристального взгляда, обратился к ближайшему клерку:
— Господин Уорд, проводи, пожалуйста, господина Стукпостука в его комнаты и умой его, если тебе нетрудно.
Когда они удалились, лорд Витинари сел на место и побарабанил пальцами по столу.
— Итак, господин фон Губвиг, ты веришь в паровоз. Мой секретарь определенно под впечатлением. Никогда не видел, чтобы он был так возбужден из-за чего-то, что не было бы записано на бумаге. Да и вечерняя «Правда» тоже сходится с ним во мнении.
Витинари подошел к окну и некоторое время молча смотрел на город.
— Чего может добиться одинокий тиран перед лицом большого многоглавого тирана в виде общественного мнения и прискорбной свободы печати?
— Прошу прощения, сэр, но ведь если бы вы захотели, вы могли бы закрыть газеты, разве нет? И запретить поезда, и посадить кого угодно в тюрьму. Я прав?
Продолжая разглядывать город, Витинари ответил:
— Мой дорогой господин фон Губвиг, ты смышлен и явно умен, но тебе еще предстоит открыть для себя благодать мудрости, а мудрость как раз и подсказывает могущественному правителю, что, во-первых, ему не стоит просто так сажать в тюрьму кого угодно, потому что туда надо сажать тех, кто неугоден, и, во-вторых, что пустая неприязнь к явлению, человеку или ситуации еще не повод для решительных действий. Поэтому я и позволил вам продолжать, хотя сам пока не готов безусловно одобрить железную дорогу. Но и предавать ее проклятию тоже рано. — Патриций обдумал свои слова и поправился: — Пока.
Он прошелся по кабинету раз, второй, а потом, как будто эта мысль только что пришла ему в голову, спросил:
— Господин фон Губвиг, какова, на твой взгляд, вероятность, что поезда действительно смогут добраться до самого, к примеру, Убервальда? Путешествие в карете не только ужасно долгое, тоскливое и утомительное, но к тому же оно полно всяческих… преград… и ловушек для беспечного путешественника, — тут патриций помолчал и добавил: — или неудачливого разбойника.
— Ах да, не там ли живет леди Марголотта? — поинтересовался Мокрист с невинным видом. — Но ведь придется пересекать Дичий перевал, сэр. Там очень опасно! Известны случаи, когда разбойники опрокидывали кареты, сбрасывая на них камни с утесов.
— Но туда нет иного пути, если, конечно, путешественник не готов делать очень большой крюк, как ты и сам наверняка знаешь.
— Тогда, милорд… думаю, можно будет соорудить такую штуку, как бронированный поезд, — предложил Мокрист, лихорадочно изобретая. Он с гордостью отметил, как просветлело лицо Витинари, когда патриций об этом услышал.
Его светлость повторил слова «бронированный поезд» еще пару раз, а потом спросил:
— Но это действительно возможно?
Мокриста закрутило в водовороте собственных мыслей: так ли? возможно ли? действительно ли? До Убервальда больше тысячи двухсот миль! В карете такое путешествие отнимает добрых две недели, и это если вас не ограбят по пути, но кто додумается нападать на бронированный поезд? Двигателю постоянно нужна вода, и возможно ли запастись достаточным количеством угля для столь долгой дороги? В голове крутились цифры. Остановки, места для дозаправки, горы, ущелья, мосты, топи… Столько всего, и любая мелочь может оказаться губительной…