Это не был вопрос, а настоятельное требование. Мокрист с ужасом заметил, что все беженцы столпились вокруг него. На их непривлекательных лицах виднелась надежда и остатки пищи. Среди них были дети, некоторые — совсем еще младенцы. Мокрист ощущал бремя их веры на своих плечах и понимал, что это чувство было безосновательным и, возможно, даже напрасным. Какой из него вождь? Он не командор Ваймс. Но что сделает Из Сумерек Темноты, если Мокрист возьмет и сбежит? Он мог обогнать любого гнома, добраться до шато… но обгонит ли он гоблина?..
Мокриста передернуло, и он задвинул эту мысль на задворки сознания как раз в тот момент, когда рядом с ним возникла маленькая гоблинка.
— Ступай в битву с чашечкой чая! — заговорила она. — Особого гоблинского чая! Очень полезного! Заварен в овечьем пузыре! Здорово помогает, когда нужно много бегать! Горячие травы! Ты пей! Пей сейчас же! Ничто так не помогает, как чашечка чая. Он лечебный!
Из Сумерек Темноты вручил Мокристу большую гоблинскую дубину.
— Много, много есть способов умереть, — сказал он с душераздирающей бодростью. — Поверь старому гоблину: этот способ лучше прочих! Держимся! Держимся вместе.
Мокриста не смутил этот довольно неприятный намек. Ему было знакомо это традиционное гоблинское приветствие: держимся вместе, говорило оно, вместе или поодиночке. Он залпом выпил остывший чай с безобидным привкусом ореха и легким намеком на шерсть, ожидая в любую минуту либо яда, либо приступа тошноты. Но чай оказался вполне… приятным на вкус и даже весьма питательным. И если в нем, как и в вине, были улитки — что ж, вива эскарго! Хотя Мокрист поставил бы на то, что секретным ингредиентом окажется какой-нибудь а ля.
Напиток как будто помог, и пару секунд спустя Мокрист почувствовал себя готовым к любым испытаниям и полным сил, хотя не исключено, что виной всему был а ля. Отчего, спрашивается, он так трусил, когда бояться было абсолютно нечего, ни-че-го-шень-ки!
Это кипучее состояние духа длилось в аккурат до того момента, когда они приметили красные огоньки станции, которые горели, как маяки, подсказывая путь сквозь окружающие заросли. Оставив стариков с козявками[45] прятаться в кустах, как умеют только гоблины, Мокрист и компания крадучись двинулись дальше.
Молодые железнодорожники из передвижной рабочей бригады соорудили себе уютные крытые клеенкой времянки. Там всегда были рады приютить старого знакомого и напоить его горячим чаем с сахаром, который размешивали непременно гаечным ключом. А если поблизости не окажется егеря, могли сообразить и рагу из кролика и всякого а ля на скорую руку.
И верно: горшочек с жарким еще не перестал кипеть на угольках лагерного костра и пах как никогда аппетитно. Мокрист ожидал увидеть юношей, с которыми познакомился только сегодня утром. Сейчас они должны были с радостью устраиваться на ночлег после тяжелого дня. Он не ожидал увидеть их трупы… но именно это зрелище предстало его глазам. Потрескивал огонь, бледным светом горели фонари, и Мокрист видел, что у железнодорожников под руками было множество предметов, которые они могли использовать как оружие, но, по всей видимости, их застали врасплох. Схватка была страшная, и они более чем несомненно потерпели поражение. Быстрым взглядом он обвел раскиданные части тел, сосчитав, что всего было девять человек, и всех их порубили, когда они ужинали у входа в самодельную лачугу.
Из Сумерек Темноты, недолго думая, взялся за дело и стал обнюхивать трупы и землю.
— Чертовы гномы здесь побывали, да, чууую мелких ублюдков! Кто-то еще здесь, — быстро добавил он, указал на небольшой лесок в отдалении и перешел на шепот. — В лесу прячутся, — гоблин принюхался. — Вон там, — снова принюхался. — Несколько их, один ранен, — его глазки-бусинки блестели, а Мокрист… Мокриста вдруг охватило такое чувство, будто он горел в огне.
— Пожалуйста, — с трудом выговорил он. — Скажи, как по-гоблински будет «В атаку!»?
Намного, намного позже Мокрист вспомнит, что гоблин успел произнести как минимум начало слова, а потом весь мир заволокло алой дымкой, полной криков, и темным туманом войны. Он сознавал, что его руки и ноги сами по себе творят жуткие вещи, особенно руки, и слышал звуки, неприятные звуки, хрусты, хлюпы, но все это отзывалось в нем одними неясными ощущениями, как и чьи-то вопли… Мелкие крупицы воспоминаний выплывали из глубин подсознания, как пузырьки в домашнем лимонаде, и, вырвавшись на поверхность, улетучивались так быстро, что он не успевал их осмыслить. Но постепенно пузырьки выветрились, и Мокрист до некоторой степени пришел в себя и обнаружил, что лежит, прислонившись спиной к дереву.
Костер железнодорожного лагеря снова разгорелся, и на горизонте Мокрист с огромным удивлением заметил первые признаки рассвета. Но они ведь пришли сюда всего несколько минут назад, разве нет? Из Сумерек Темноты сидел неподалеку на пеньке, куря трубку и время от времени выдувая кольца дыма в утреннюю синеву неба. Это было зрелище, о котором мог бы мечтать любой художник, если бы только для этой картины не требовались разнообразные оттенки крови и пара мазков того невообразимого цвета, который имеют кишки. Воспоминания Мокриста о минувшей ночи теперь украсились грудой трупов.
— Однако ты темная лошадка, господин Всех Мокрист! — Гоблин оскалил зубы в ухмылке. — Кто бы мог подумать? Имей в виду, после такого у тебя все будет страшно болеть. Но повел ты себя по-мужски! По-гоблински даже! Трое! Сам пересчитай! В смысле, кусочки пересчитай и сложи, трое и получится. От трех гномьих вояк только мокрое место осталось! Двое были снаряжены по высшему разряду, в микрокольчугу, как наемные убийцы. Стоит немало. Военная добыча. Вот, бери, отнесешь госпоже Ангеле Красоте вместо сувенира. Хорошо будет смотреться над камином!
То, что Мокрист сначала принял за обрубок дерева, оказалось головой гнома, все еще в боевом шлеме.
— Вот это правильно! Пусть все выйдет из организма! Рви, рви и еще раз рви. Это полезно, почувствуешь себя намного лучше. Пусть все остается снаружи, а не внутри.
Мокрист поднялся на подкашивающихся ногах и проговорил, невзирая на туман в глазах:
— Не может быть, чтобы я убил троих гномов! Я не боец! От слова совсем! От этого обувь портится.
— Вряд ли гномы с тобой согласятся. Нет, ты не подумай чего, вот этому я лично показал, так сказать, где раки зимуют. Как повалил его на землю, так ему все стало понятно. Вообще, мы старались держаться от тебя подальше на всякий случай. Ты сделался немножко… неразборчивым, о дааа. Но не бойся, никто не пострадал.
— Никто не пострадал? — взвыл Мокрист. — Я только что убил троих гномов! Это как по-твоему, не считается?
— Так то в честной драке, господин Мокриста. Один против всех, как в лучших байках. Я так скажу: даже наши повлезали на деревья, чтоб тебе под руку не попасться. Но ты не боец, конечно. Ты сказал, и мы все слышали.
— Это чай во всем виноват! В нем все дело! Ты накачал меня вашим гоблинским пойлом! Кто знает, как оно на меня подействовало!
— Я? — неубедительно возмутился Из Сумерек Темноты. — Я тебе жизнь спас, чтоб ты мог вернуться к своей прекрасной супруге, которая всегда так добра к гоблинам. Поверь мне на слово, господин Мокриста, чай только выпустил наружу то, что в тебе уже было.
— И что же там было, позволь спросить?
— Ярость, господин Всех Мокрист. Ты спустил ее с привязи. А теперь подсоби-ка, нужно прибрать после такой мясорубки и убираться отсюда.
Мокрист посмотрел на то, что осталось от железнодорожников. Они просто делали свою работу и никому не причинили никакого вреда. Обычные ребята, далекие от политики, которых ждали жены и дети, были мертвы из-за распри, к которой не имели никакого отношения. Ярость снова начала закипать в нем, словно приподнимая его над землей. Они не заслужили такой смерти, равно как и гоблины, чьими телами было усеяно поле битвы.
Глядя на Мокриста внимательным взглядом, Из Сумерек Темноты сказал:
— Чего только не бывает. Оказывается, гоблины могут вести себя по-человечески, а у тебя, господин Мокриста, есть сердце, и ты умеешь плакать из-за смерти людей, которых даже не знал. Удивительное рядом. Может, однажды я увижу, как ты поешь в церковном хоре.
В бледном утреннем свете Мокрист посмотрел на скалящегося гоблина и его зловещую физиономию, точь-в-точь как в любой книжке с картинками, предназначенной для того, чтобы дарить маленьким детям кошмары всех сортов и расцветок. И вот это вот читает ему лекцию о морали.
— Что ты такое? — поинтересовался он. — На вид типичный гоблин, тут никаких вопросов, но мы уже несколько дней общаемся, и ты регулярно выдаешь такое, чего никак не ожидаешь услышать от гоблина. Не пойми меня неправильно, но ты умен.
Гоблин снова зажег трубку, с которой он почему-то выглядел более человечно, и вдумчиво ответил:
— Не хочешь ли ты сказать, что гоблины не умны, господин фон Губвиг? Не отважны? Ничему не учатся? Я так вообще на лету схватываю. Возможности равны для всех людей и для всех гоблинов.
Мокрист опустил взгляд на кучку микрокольчуги. Это было настоящее сокровище. Легкая, прочная, удобная в носке, стоит целое состояние. И валяется тут на сырой траве. Мокрист уставился на гоблина.
— Все в твоем распоряжении, господин фон Губвиг. Трофеи — победителю, — бойко откликнулся Из Сумерек Темноты.
— Нет. Пусть они оставят себе, — Мокрист кивнул на щеботанских гоблинов.
— Им ни к чему, — ответил гоблин. — Забирай трофей, господин фон Губвиг. Авось пригодится.
Мокрист поглядел на останки гномьих бойцов и подумал: «Где же господин Шрик, когда он так нужен?» Эта мысль подтолкнула следующую: «Необходим надежный свидетель». Он попросил Из Сумерек Темноты послать в шато за маркизом или его подчиненными, и чтобы принесли иконограф, если у них есть.
— Нужно, чтобы люди узнали об этом.
Пришел маркиз, за которым, вытаращив глаза, подтянулись и слуги, осмотрел место преступления, повосклицал в ужасе и организовал съемку иконографий, после чего вернулся в шато, пообещав немедленно сообщить о новостях по семафору. Теперь можно было заняться соблюдением ритуалов.